Насмешки судьбы (СИ) - "Arne Lati"

      - Ах ты сукин сын! Ты, мать твою, куда пропал, тварь бесчувственная! Тут Алька в приступе вешается... а ты вообще уйди, сука гулящая, скройся сказал. - это видимо кому-то стоящему рядом. - Ян... Ян, слышишь? Ты где, парень? Забрать? - отчетливо прослеживается беспокойство и это немного начинает напрягать.

      - Успокойся, нормально все. Че со мной будет? Я же заговоренный... - хмыкаю за его спиной, за что получаю с локтя по ребрам, в принципе, заслужено. Кусаю его за загривок, чувствуя как он вздрогнул.

      - Ян! Ты где, а? Не ври только. Мы тут на кипише все. Время столько прошло, и не звонил же, сука, руки что ли отсохли?! ЯН.

      - Я наберу позже, ок? - все еще улыбается и почему-то не хочется сейчас видеть его улыбку. Она не настоящая, слишком болезненная.

      - Ладно, мелкий, ты только не пропадай больше, сдохнем же от волнения.

      - До встречи, - скидывает, тянется за пачкой, трясущимися пальцами достает сигарету, затягивается, повертев в руках зажигалку, откидывает ее вместе с пачкой на кровать, вновь погружаясь в себя.

      - Давно их отпустил? - я ждал этого вопроса.

      - Как только деньги получил, - честно признаться, пришлось, принципы эти, слово же дал, а так удушить эту парочку хотелось, потому что даже они занимают какое-то место в Его сердце.

      - Не сказал почему?

      - Ты был жутко занят у Виктора, - начинаю злиться.

      Ослабляю хватку на его животе, слегка поглаживая, будто извиняясь, и даже себе не могу признаться, что плыву от такой незатейливой ласки. Живот под моими пальцами изредка подрагивает и улыбаться хочется, искренне так. Задираю на нем футболку, скользя уже по обнаженной коже, поднимаясь выше, царапая твердые бусинки сосков, безволосую грудь, задирая футболку все выше, вовсе снимая ее, обнажая юношеские плечи. Ян не сопротивляется и это начинает напрягать. Не из-за отсутствия борьбы, а из-за полной отрешенности.

      - Хорошо, - отвечает после крепкой затяжки.

      - А? - чувствую себя идиотом, увлекшись выцеловыванием его плеч и потеряв нить разговора.

      - Жить. Но не ради тебя или из-за твоей просьбы. Будем считать, у меня на этот счет свои взгляды, - тушит окурок в пепельнице, подтягивая к себе вторую ногу и, уткнувшись в них подбородком, пару раз глубоко вздыхает. О чем ты думаешь, парень? О чем?

      - Ян... - хочу спросить что-то еще, развернуть его к себе, посмотреть в зеленые бездонные глаза, прочитать по взгляду, что на душе у него, и только собираюсь оторвать руку от его груди, как он сам прижимает ее обратно, переплетает наши пальцы и, прежде чем успеваю поймать его взгляд, поворачивается ко мне вполоборота, приподнимает голову и прижимается искусанными губами к моим губам. Сам. САМ!

      Теряюсь, не совсем понимая, что происходит, что вообще, блядь, творится здесь. Со мной. Он целует меня, все сильнее разворачиваясь ко мне, обхватывая свободной рукой за шею и углубляя поцелуй, пока я задыхаюсь от эмоций, от него такого, пускай и лживого, и, возможно, в следующий момент он выстрелит мне в спину, вонзит нож в сердце, ранит так, как может только он, я не могу его оттолкнуть, спросить, что происходит, потому что если сейчас остановлю, больше он никогда не решится, а в том, что сейчас он проверяет меня, возможно сравнивает или загоняет в ловушку - я уверен и до смешного все равно, пусть так, просто не хочу его терять, хотя бы сейчас.

      Развернувшись, и все так же не открывая глаз, забирается ко мне на колени, когда сажусь по-турецки, обнимает за шею, вжимаясь в меня всем телом, ведет в поцелуе, сводит с ума, кажется, я сдаюсь.

      Обнимаю его за спину, притягивая к себе еще сильнее, забираю инициативу в поцелуе, которую мне отдают, но с неохотой. Целую его уже я: напористо, жадно. Мой. Горький поцелуй с привкусом сигарет и легкого безумия. Не мог представить, что все ощущения могут так обостриться от одного касания губ, от соприкосновений влажных языков, от его легкого стона, когда не сдержавшись, сильнее чем положено, сжимаю его бедра, срываю ремень, выдергивая его из шлеек джинсов, и с грохотом отбрасываю на паркет. Он отвечает так же страстно, как я, и почти готов поверить, что делает это совершенно искренне, если бы ни несколько слезинок, скатившихся из закрытых глаз.

      Разрываю поцелуй, сцеловываю хрустальные капли его души и, осторожно уложив на застеленную постель, отстраняюсь, чувствуя, как до синяков вцепляются его пальцы в мои плечи. Стаскиваю с него джинсы вместе с бельем и взвыть готов, видя насколько он возбужден и вздрючен не по-детски. Маленький мой, что же ты делаешь со мной?

      Раздвинув его бедра в стороны, наклоняюсь, чтобы возобновить поцелуй и он... распахивает глаза... Взгляд... блядь, он такой... живой, настоящий и, сука, до дрожи во всем теле... он...

Пара мгновений, глаза в глаза, душа в душу, не открываясь, нет, скорее позволяя нырнуть в себя, попробовать довериться. Со стоном сползаю вниз, утыкаюсь лицом ему в живот, трусь носом о влажную от напряжения кожу, дышу им, люблю его...

      - Блядь, - выдыхаю зло, понимая, что от осознания такой простой истины не хило так нервы дернуло, что кажется - еще чуть-чуть и позорно разревусь прямо на нем. А он, будто издеваясь, будто зная, как меня ломает рядом с ним, как выворачивает всего наизнанку, гладит мне шею... ГЛАДИТ, блядь! ОН! Ласкает, а я слушаю его дыхание, выцеловывая плоский живот, спускаясь все ниже, хочу почувствовать его вкус. Он уже влажный, манящий такой, сам шире разводит ноги, языком дразню тыльную сторону бедра и, поймав его, когда дергается от щекотных прикосновений, даю ощутимого шлепка и сам вздрагиваю от его звонкого вскрика.

      - Я сдохну щас, - выдаю вслух, трусь о его низ живота, зарываясь носом в редкий пушок в паху, целую, ласкаю и сам себе не верю, что делаю все это не просто с ним, а вообще способен на подобное.

Злюсь на себя, на него, на весь белый свет и тьму преисподней! Оторвав голову и заглянув в его полуприкрытые пьяные глаза, обсасываю гордо торчащую вверх розовую головку, обвожу языком по кругу, толкаюсь в дырочку, раскрывающуюся от легкого давления и глубже беру в рот. Ян замирает, словно не веря своим ощущениям, и, шумно выдохнув, одной рукой вцепляется мне в шею, не задавая темп моим толчкам, а ЛАСКАЯ изрядно вспотевшую кожу под наглухо застегнутой рубашкой, а вторую руку, согнув в локте, опускает на глаза. От кого ты прячешься, малыш? От меня? Поздно уже, я слишком глубоко засел у тебя в сердце. Я буду так думать, пока ты сам не докажешь мне обратное...

      Ян, совершенно не стесняясь, если не брать во внимание яркий румянец на пылающих щеках, шире разводит ноги в стороны, чуть приподнимает бедра, просит большего, а я взвыть готов, потому что это слишком, слишком откровенно, провокационно, нечестно.

      Его грудь быстро вздымается, коричневые ореолы сосков выгодно выделяются на бледной коже и в них нестерпимо хочется вцепиться зубами, что я и делаю, с хлюпающим причмокиванием выпустив влажный член изо рта. Ян вздрагивает, но так же продолжает прятать от меня взгляд. Частично я этому рад, потому что меня и так разносит на миллионы составляющих, а что будет, если посмотрит мне в душу, боюсь представить. Но желание, чтобы видел только меня, видел, кто приносит ему удовольствие, ЗНАЛ, что это я, куда сильнее. Откидываю его руку в сторону, заставляя приоткрыть глаза, и, сев между его ног, начинаю расстегивать на себе рубашку, путаясь в пуговицах, и уже почти готов порвать ее на свей груди, когда Ян, присев передо мной, начинает неторопливо, и даже лениво, расстегивать пуговку за пуговкой, пока я сгораю под прицелом его безумных глаз. Что же ты творишь? ЧТО, Ян? Зачем? Зачем стаскиваешь рубашку с моих плеч, как бы невзначай оглаживая их... зачем скользишь ледяными пальцами по груди, спускаясь ниже... зачем прижимаешься губами к шее, целуешь ключицы? Зачем? Я же вижу, что тебе нравится то, что происходит с тобой, что сам делаешь. Какая же ты дрянь...