Две жизни - Лев Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нечто похожее произошло в Австрии. Подпольная антифашистская организация в Вене хотела восстать, договорившись о дате с наступающими частями. Наше командование отказалось вступить в какие либо контакты, восстания не было, бои за Вену длились десять дней.
Поразительна история освобождения Праги. В начале мая сорок пятого в Чехословакии едва ли не самой крупной воинской частью была РОА — Русская Освободительная Армия под командованием генерала Власова. С запада наступала 3-я американская Армия генерала Патона. В 70 километрах от Праги Патон остановился на договоренной ранее с русскими линии раздела. Советские войска стояли под Прагой с 4-го мая: не были вполне уверены, что американцы не войдут. Власов хотел сдать РОА американцам. Он послал своих представителей, которые попали в штаб американской 7-й Армии. Командующий генерал Алекс Пэтч никогда ничего не слыхал ни о РОА, ни о Власове. Он запросил Эйзенхауэра, а тот Вашингтон. В результате представителей Власова отправили в лагерь для военнопленных. Утром 5-го мая в Праге началось восстание, возглавляемое объединенным фронтом националистов и коммунистов. 6-го мая немцы ввели в Прагу части СС и гестапо. Власовцы ворвались в Прагу, выбили немцев, захватили аэродром с 47 немецкими боевыми самолетами. В 17 часов 6 мая над Пражской Ратушей развевались два флага: чехословацкий и сине-белое знамя РОА. В Праге были развешены портреты Власова. Они висели двое суток. 8 мая объявили, что согласно договоренности в Прагу войдут не американцы, а русские. Портреты Власова быстро заменили портретами Сталина. Вечером девятого мая власовцы маршевой колонной вышли из Праги, перешли демаркационную линию и утром 10 мая сдались американцам. На следующий день их передали советскому командованию. В этот же день наши войска торжественно вошли в освобожденную Прагу.
Вернемся на полгода назад, к главной военной операции конца войны, взятию Берлина. До сих пор многое остается неясным.
После сокрушительных поражений Вермахта на востоке и западе военное превосходство антигитлеровской коалиции стало подавляющим. К концу 1944 года советская фронтовая армия имела в строю 6 миллионов солдат, 91400 орудий, 14000 танков и самоходок, 14500 самолетов. У немцев на восточном фронте было 3,1 миллион солдат, 28500 орудий, 4000 танков и самоходок, 2000 самолетов.
2 ноября 1944 года Жуков и Василевский представили Сталину окончательный план разгрома Германии. Этот план предусматривал безостановочное наступление на Берлин, которое должно закончиться за 45 дней. Была полная уверенность в том, что взятие Берлина приведет к дезорганизации предельно централизованной немецкой государственной машины и к быстрой капитуляции Германии. Согласно первоначальному плану выход на линию Быдгош-Познань-Бреславль должен был занять 15 дней, а еще через тридцать дней должен пасть Берлин.
После военного парада 7 ноября Жуков остался в Москве разрабатывать детали плана. Он работал вместе с Рокоссовским: сперва предполагалось, что именно Рокоссовский, командующий Первым Белорусским фронтом, будет брать Берлин. Однако, к большому огорчению Рокоссовского 16 ноября ему было приказано Верховным передать командование Фронтом Жукову, а самому принять Второй Белорусский Фронт у генерала Захарова. Вождь объявил, что он сам будет координировать операции фронтов, участвующих во взятии Берлина, и сам будет своим начальником штаба. Таким образом, Василевский остался без работы. В эти дни был убит на фронте генерал Черняховский, и Василевский занял освободившееся место командующего Третьим Белорусским фронтом.
Сталин решил подарить Берлин Жукову и даже установил демаркационную линию, разделяющие фронты Жукова и Конева, чтобы последний случайно не вошел в Берлин раньше Жукова. На берлинском направлении соотношение наших и немецких сил было в это время следующее: люди — 5,5:1, орудия — 8:1, танки — 9:1, самолеты — 17:1.
Начало наступления Сталин назначил на 20 января 1945 года. После телеграммы Черчилля от 6 января с просьбой ускорить начало наступления в связи с неожиданным ударом немцев в Арденнах, Сталин перенес начало последнего (как предполагали) удара на неделю раньше. 12 января войска Первого Украинского Фронта под командованием Конева двинулись на Бреславль. 13 января Рокоссовский и Василевский начали операцию с целью отрезать от Берлина группировки немцев в Померании и Восточной Пруссии, а 14 января Фронт Жукова ударил на Лодзь и Познань.
Несмотря на установленную Сталиным демаркационную линию началась гонка между Коневым и Жуковым. Оба Фронта продвигались стремительно, опережая запланированные сроки. Союзники снова наступали на западе. 25 января Жуков доложил Сталину, что немецкие войска полностью деморализованы и почти не сопротивляются. Он предложил идти, не останавливаясь на Одер и пересечь его у Кюстрина в 70 километрах от Берлина. Сталин сперва возражал, считая необходимым остановиться дней на 10–15, чтобы дать возможность Рокоссовскому закончить операцию в Померании и присоединиться к наступлению на Берлин. Однако Жуков уговорил Верховного, сказав, что нельзя давать немцам возможность закрепиться и создать линию обороны перед Берлином, которой пока нет. 26 января Жуков продолжил наступление. На следующий день он доложил Сталину, что к первому февраля он форсирует Одер и затем замкнет кольцо вокруг Берлина. В этот же день Конев доложил Сталину, что он двигается вперед без сопротивления и не позже 6 февраля выйдет на Эльбу. Оба Фронта были готовы взять Берлин. Жуков 3 февраля захватил еще один большой плацдарм на западном берегу Одера, — исходный плацдарм для атаки на Берлин. Он доложил в Ставку, что Берлин будет взят 15 или 16 февраля. Между его Фронтом и столицей Рейха нет укреплений и организованных сил противника. Сталин согласился.
6 февраля сорок пятого года Жуков собрал в штабе Фронта всех своих командармов и комкоров для согласования плана штурма Берлина. Во время совещания Сталин позвонил из Ялты, где два дня назад открылась конференция руководителей антигитлеровской коалиции. Вождь приказал: отменить берлинскую операцию, закрепиться на Одере и помочь Рокоссовскому уничтожить в Померании уже отрезанную и обреченную группировку немецких войск "Висла".
Этот приказ был для Жукова как гром среди ясного неба. За последние полмесяца наши войска прошли почти без сопротивления 500–700 километров на запад. Враг разбит. До Берлина 70 километров. Никакой обороны немцы организовать не успеют. Всем ясно: к середине февраля все будет кончено.
Что случилось? Почему Сталин вдруг поворачивает свои победоносные армии на север — в Померанию и на юг — в Силезию, Австрию и Чехословакию?
Генерал Чуйков в 1964 году (за несколько недель до снятия Хрущева) пишет: "В феврале 45 года не было ни одного из тех укреплений, на которые мы наткнулись в апреле. Враг был деморализован…"
За полтора месяца подаренной им передышки немцы построили укрепления, собрали и переформировали остатки своих разбитых частей, новый командующий войсками, обороняющими Берлин, гаулейтер Берлина, доктор Йозеф Геббельс мобилизовал молодежь из Гитлер-Югенд и ветеранов партии и труда. Конечно, все это не могло повлиять на исход войны и даже отсрочить день победы более, чем на два месяца. А «дополнительно» погибшие пара сотен тысяч советских солдат и офицеров (не говоря уже о немцах) не так уж много значили для Вождя, давно привыкшего к гораздо более внушительным числам.
Зачем это понадобилось Сталину? Что, собственно, произошло на Ялтинской конференции? Я не смог найти каких-либо достоверных данных, объясняющих это решение. По-видимому, оно было продиктовано чисто политическими мотивами. Ялтинская конференция открылась 4 февраля 1945 года. Как и в Тегеране, Рузвельт думал о предстоящих боях на Японских островах, об уменьшении американских потерь, которые, судя по предыдущим схваткам с японцами на островах Тихого океана, могли быть очень значительными. За вступление русских в войну с Японией надо было продолжать платить. Демаркационная линия раздела Германии по Эльбе, согласованная с русскими, сама по себе не решала судьбу столицы. Рузвельт согласился: Берлин берет советская армия. Весьма возможно, что Сталин дал за это какие-то туманные гарантии, касающиеся политической судьбы Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии, и Президент ему поверил или сделал вид, что поверил. Старый мудрый Черчилль не верил никаким сталинским гарантиям и был против этого соглашения. Но в Ялте на него не обращали внимания. Судьбы Европы и мира решали два человека.
Теперь Сталину уже не имело политического смысла спешить со штурмом Берлина, т. е. с окончанием войны. Надо было прежде всего закрепиться в аннексируемых территориях и в будущих сателлитных государствах. Ведь создать необходимые предпосылки для их правильной судьбы, обеспечить правильное направление их будущего развития гораздо легче в ходе войны, чем после преждевременной капитуляции Германии.