Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира - Грэм Робб

Даже самые большие энтузиасты среди дорожных строителей удивились бы, увидев, до какой степени дороги стали господствовать над страной и покорили ее просторы. До появления железных дорог многие считали, что ключ к процветанию нации – каналы и превращенные в каналы реки. В I веке до нашей эры Страбон писал, что реки Галлии «прекрасно согласуются между собой по своему расположению». Этот знаменитый отрывок из его «Географии» не давал покоя прогрессивным французам. Эти строки словно описывали суперэффективно устроенную Францию будущего, а значит, через 2 тысячи лет после Страбона их страна все еще не исполнила свое предназначение: «Вся эта страна омывается реками. Некоторые из них стекают с Альп, другие с Цемменских (теперь Севеннских. – Авт.) гор и с Пиренеев; некоторые впадают в океан, остальные в Наше (Средиземное. – Авт.) море… Природа так удобно разместила русла этих рек по отношению одно к другому, что по ним можно проплыть из одного моря в другое; грузы перевозят по суше лишь на короткие расстояния, и это легкая перевозка по равнинам, большую же часть пути их везут по рекам – по одним в глубь страны, по другим к морю».

Во Франции было больше 4 тысяч миль судоходных речных путей. Кроме того, она имела 600 миль каналов ко времени революции, а к концу XIX века их суммарная длина была уже больше 3 тысяч миль. Еще 600 миль речных русел считались судоходными в определенное время года – хотя бы в одном направлении. Большая часть древесины, из которой строился и которой обогревался Париж, прибывала в столицу из гор ного массива Морван. Этот лес доставляли по рекам сплавщики, по-французски flotteurs, которые выглядели дикарями в своих соломенных шляпах и плащах из волчьих шкур и говорили на особом речном диалекте. В Оверни лес, предназначенный для Бордо, грузили на лодки-плоскодонки, швы в которых заделывали мхом. Эти лодки выдерживали плавание по бурным весенним рекам ровно столько времени, чтобы добраться до Либурна, а там их продавали на дрова.

Плоскодонки ходили даже по крошечным речкам, которыми теперь пользуются только рыболовы с удочками и пугливые байдарочники – по такой мелкой воде человек мог идти по дну рядом со своей лодкой. В 1810 го ду в докладе о департаменте Дордонь описаны пути 38 рек, но сказано, что в департаменте было еще 560 «главных водных потоков» и 850 «малых потоков». Даже некоторые едва заметные глазу речки, по-французски riviérettes, были признаны имеющими ценность для торговли, в связи с чем их берега были приведены в порядок и укреплены. В сельских местностях берега многих тихих рек до сих пор отделаны кирпичной или каменной облицовкой, словно эти реки когда-то текли через промышленные города. В департаментах Ло и Тарн для многих деревень река была единственной связью с внешним миром. Их крошечные гавани и причалы выстраивались вдоль берега, как торговые фактории на Амазонке. Некоторые реки среднего размера, например Вьенна, похожи на опустевшие автомобильные дороги больше не существующей цивилизации. Маленькие тропинки спускаются к воде, словно подъездные спуски к автомагистрали. Они ведут только к реке и кучке домов. Этот населенный пункт носит название Ле-Пор, то есть «Порт».

То, что из первоначальных 83 департаментов 61 был назван в честь рек, даже бурных и разрушительных или перегороженных валунами и порогами, показывает, какое большое значение тогдашние французы придавали водному транспорту. В статистических исследованиях новых департаментов водные пути обычно занимали в десять раз больше места, чем дороги. Великие надежды на богатство и прилив новых жизненных сил были связаны с реками и каналами. И существовали несколько поразительных примеров, которые вдохновляли инженеров, – знаменитый римский акведук в департаменте Гар, известный как Пон-дю-Гар, система акведуков, поившая водой Ним до IX века, и незаконченный акведук в Ментеноне (1685 – 1688), по которому вода реки Эр должна была течь 50 миль, чтобы напитать собой фонтаны Версаля.

Версаль, имевший 120 миль каналов, сам был выставкой чудес гидравлики. Парижане обходились солоноватой водой из прудов, а тут доставленная издалека ценой больших затрат вода создавала прозрачные подобия регулярных цветников, отчего казались длиннее зеркала Зеркальной галереи, и фонтаны украшали воздух арабесками струй и музыкальным журчанием. Люди заставили природу признать их политический центр ее центром. Возле Марли они изменили течение Сены с помощью гигантской помпы, которую называли «Машина». Воды Эра были приведены в Версаль из Ментенона. Существовал даже план провести в Версаль воду из далекой Луары. В дворцовых садах стояли статуи, изображавшие крупнейшие реки Франции в виде спокойно лежащих великанов и великанш, которых сопровождают похожие на херувимов малыши-притоки[42].

Но самым великим проектом из всех был Лангедокский, или Южный, канал (по-французски Canal du Midi), сейчас это самый старый действующий канал в Европе. Его длина 150 миль; его вода протекает через 63 шлюза и под 130 мостами – от Сета на Средиземном море через Безье, Каркасон и проход между Пиренеями и Черной горой, которая называется также «Порог Норуз», до самого центра Тулузы. Этот прекрасный музей технических шедевров под открытым небом был плодом размышлений и трудов Пьера-Поля Рике, ушедшего на отдых налогового откупщика из Безье. Рике истратил на свое детище все состояние, которое скопил, собирая соляной налог, и умер в 1681 году от истощения за восемь месяцев до открытия канала. Канал давал работу 10 тысячам мужчин и женщин одновременно; благодаря ему на равнину Лораге было пересажено 45 тысяч кипарисов и платанов, а также миллионы ирисов, которые должны были защищать и украшать его берега. Это было одно из самых больших в истории переселений людей и растительности в мирное время.

Баржи на конной тяге везли апельсины, вино и растительные масла из Италии и Испании, зерно и хлопок из Лангедока, лекарства и пряности из Леванта и с берберийского побережья. В Тулузе товары перегружали на меньшие по размеру речные лодки, которые могли пройти через запруды водяных мельниц и мели в нижнем течении Гаронны. В Ажане эти лодки брали на борт чернослив и другие сушеные фрукты для ходивших через Атлантику кораблей и везли в Бордо. Оттуда они возвращались с сахаром, кофе и табаком из обеих Америк. Возникла мечта о том, что когда-нибудь французский перешеек будет обладать преимуществами острова. Если бы удалось расчистить и превратить в канал Гаронну, океанские корабли смогли бы проходить из Средиземного моря в Атлантику, им не приходилось бы огибать Иберийский полуостров. Лангедок и Аквитания оказались бы в центре потока всемирной торговли, и осуществились бы слова Страбона об эффективной по природе системе рек, которая связывает один океан с другим.

Наконец, в 1839 году, при Июльской монархии (1830 – 1848), когда было построено больше каналов, чем за все предыдущие периоды вместе, были начаты работы по прокладке канала до Гаронны, который получил прозаическое название – Боковой канал. Канал Двух морей – так назвали весь водный путь от Сета до Бордо – был закончен в 1857 году, как раз в то время, когда начала работать новая железная дорога Бордо – Сет. Компания, владевшая железной дорогой, арендовала канал до Гаронны и задушила непомерными пошлинами перевозку грузов по каналам и рекам. Южный канал превратил Лораге и окрестности Тулузы в житницу юга. Он избавил эти края от ежегодных опустошительных наводнений и вместе с системой дорог открыл путь к большим новым рынкам. Спекулянты зерном покрыли эту землю полями пшеницы и своими замками. Но когда появилась железная дорога, вдруг оказалось, что пшеница из Парижского бассейна дешевле местной. Веками через порог Норуз проходили захватчики. Теперь после кельтов, римлян, вестготов, арабов, участников Крестового похода против альбигойцев, Черного принца и герцога Веллингтона пришел современный капитализм – лицемер, не осознающий своего лицемерия, и одной рукой отнял то, что дал другой.

Каналы, считавшиеся раньше магистральными путями, по которым цивилизация дойдет до отдаленных уголков страны, стали ассоциироваться с медлительностью и задержками. Приключения «Пьяного корабля» из стихотворения Рембо («Le Bateau ivre», 1871) начинаются лишь после того, как люди, тянувшие его на канатах, были убиты и он выплыл из «бесстрастных рек» в открытое море. Многие истории об этом героическом времени строительства каналов и укрощения рек никогда не будут рассказаны. Даже путешествие первопроходца этой эпохи, барона Буаселя де Монвиля, осталось почти неизвестным, хотя он был первым в истории человеком, который спустился по Роне от швейцарской границы до места, где эта река снова становится полностью судоходной. Он хотел показать, что Рона может быть крупным торговым путем, связывающим с Савойей и Швейцарией. Осенью 1794 года, в дни Террора, барон, одевшись как крестьянин, прошел через пороги Роны на обитой железом лодке с трусливой командой, которая спрыгнула в воду до того, как лодка достигла места под названием Перт-де-Рон («Потеря Роны»), где река утекала в пролом и исчезала в подземной пещере. Река разбила лодку и вынесла ее на поверхность 350 футов ниже по течению. Через две недели барон построил лодку заново и доплыл на ней до поселка Сюржу.