Твоя вина - Мерседес Рон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы взглядом можно было убить, думаю, Николас сейчас бы лежал в могиле.
* * *
Я разочарованно посмотрела на свое отражение в зеркале. Я не собиралась ужинать вместе с Софией и уж тем более не собиралась прихорашиваться для Ника. Сняла старую футболку и легинсы, бросив их на пол, выбирая, что надеть, не распаковывая чемоданы, стоявшие в гардеробной. В конце концов выбрала простые узкие черные джинсы, которые обычно напяливают для похода в кино, и белую футболку с надписью «Я люблю Канаду».
Ехидно рассмеялась. Уверена, сенатору понравится.
Заново собрала растрепанные волосы в хвост, умылась и нанесла на губы бальзам. Это было самое лучшее, что я придумала для званого вечера. Пусть София наряжается в тряпки «Шанель», если ей по душе. А я красива во всем… по крайней мере, так говорила бабушка.
Когда я спустилась в гостиную, пребывая в паршивом настроении, услышала незнакомый мужской голос. Все пятеро – Уильям, мама, Ник, София и ее отец – сгрудились у барной стойки и о чем-то мило болтали.
Отчим разливал алкоголь. Издалека казалось, что все они сошли с обложки глянцевого журнала: такие красивые, высокие и изящные. Я посмотрела на свои кроссовки и опять ощутила себя лишней.
Мама увидела меня и немного удивилась, заметив мою футболку, но прежде чем она успела отправить меня наверх, Уилл тоже заметил меня и поприветствовал улыбкой.
– Ноа, подойди и познакомься с моим университетским другом Ристоном. Это моя падчерица, Ноа… Ноа, это Ристон.
В отличие от дочери, Ристон был типичным американцем: широкоплечий и высокий (прямо как Ник) блондин с ясными и чуть раскосыми глазами. Правда, София унаследовала его разрез глаз, как и маленькую ямочку на подбородке, которая всегда казалась мне восхитительной у девушек, но теперь была до нелепого смешной.
Я улыбнулась и подала сенатору руку. Рядом стоял Ник, но я даже не чувствовала исходящие от него тепло и защиту, на этот раз больше ощущался барьер, разделяющий нас.
Вскоре мы прошли в столовую, где Претт сервировала стол лучше, чем на Рождество, которое Лейстеры прежде вообще никогда не праздновали: мы с мамой разрушили их устои. Мне вспомнилось, как весело было видеть Уилла и Ника в шапочках Санта-Клауса. Каким же хмурым был бойфренд, когда я буквально заставила его повесить на разлапистую ель гирлянды и декорировать дом украшениями. Кстати, парню очень понравилось размещать омелу в самых укромных уголках особняка.
К сожалению, поскольку мои приборы подготовили в последнюю минуту, я была вынуждены занять место возле сенатора, а София и Ник бок о бок сидели напротив меня…
Боже, ну почему я ревную? Неужели из-за того, что не могла удержаться, сравнивая себя и Софию?
Ужин прошел за разговорами о неизвестном мне проекте, в котором София, похоже, была весьма заинтересована. Она говорила о законах, цифрах и статистике с той же страстью, с которой я – об английских классиках, к примеру сестрах Бронте или Томасе Харди. К моему огорчению, Ник тоже выглядел заинтригованным.
Я видела по его глазам, что проект действительно важен для него, а я даже не могла понять, о чем речь… У меня кружилась голова, и я чувствовала себя полной идиоткой. Уильям не переставал льстить и обращался к ним двоим, как к партнерам по команде. На меня же иногда посматривали как на новую игрушку, и я начала чувствовать неприятное покалывание в животе.
В конце ужина сенатор Ристон обратился ко мне.
– А у тебя как дела, Ноа? Как школа?
От вопроса щеки обдало жаром.
Значит, всем настолько заметно, что я совершенно не понимаю, о чем разговор? Неужто очевидно, что я не такая взрослая, как его дочь, и нужно поговорить со мной из жалости? Приблизительно таким же образом приглашенные гости спрашивают у детей хозяев про оценки в школе.
– В июне я получила аттестат, все хорошо, скоро буду учиться в университете, – ответила я и поднесла к губам бокал с содовой.
Глаза Ника встретились с моими, и у меня кольнуло в груди.
Я не могла обсуждать с ним какие-либо проекты: я и не представляла, что они существуют. Ник не говорил со мной о работе, поскольку знал, что я ничем не смогу ему помочь… В это мгновение София наклонилась к парню и что-то прошептала ему на ухо.
У меня перехватило дыхание, а Ник улыбнулся и посмотрел на меня.
Что, черт возьми, она сказала?
Я почти не слышала следующий вопрос сенатора.
– …тебе понравится в общежитии, ведь самое приятное в учебе…
Я уставилась на отца Софии.
– Вообще-то, я буду жить с Николасом, – спокойно заметила я, только вот голова стала кружиться еще сильнее, а в комнате воцарилась тишина, которую нарушил звон столовых приборов мамы – они попадали на пол.
Ник посмотрел на меня. Его глаза стали как блюдца, а затем он покосился на Уилла и мою мать.
Сенатор казался немного растерянным, он поглядел на меня, перевел взгляд на Ника… Ух ты, кто-то забыл сказать, что я девушка Николаса.
Зато София ничему не удивлялась, что разозлило меня еще больше. Если она в курсе, что мы встречаемся, почему, черт возьми, не держалась от парня подальше? Через несколько секунд после того как я сбросила новостную бомбу, я посмотрела на маму. Сегодня она абсолютно точно меня убьет.
32. Ник
Когда я взглянул на свою девушку после того, как София шепнула мне, что мы с Рыжей хорошая пара, последнее, чего я ожидал от Ноа – это признание, что она переедет.
Я напрягся, тишина, что нависла над нами была прервана звоном столовых приборов и грохотом стула, который Ноа отодвинула.
Она встала.
– Прошу прощения, я плохо себя чувствую, мне лучше прилечь, – сказала она, побледнев, и сразу же вышла из столовой.
Ее мать хотела кинуться за ней, но Уилл схватил ее за руку и что-то тихо прошептал. Раффаэлла пронзила меня своими ясными глазами, и у меня внезапно закружилась голова.
Однако я был рад, что Ноа наконец решилась сказать маме то, о чем я настоятельно ее просил, хотя это был явно не лучший способ. Нужно поговорить с ней. Меня что-то сильно тревожило, поэтому я согласился на чертов ужин, чтобы иметь предлог увидеть ее и остаться здесь ночевать. Как бы я ни ненавидел это место, я любил завтракать с Ноа и целовать ее перед уходом на работу. Вдобавок что-то подсказывало мне, что, кроме ревности, которую она испытывала к Софии – нелепое и беспочвенное чувство