Черная вдова - Анатолий Безуглов

Ярцев испытывал зависть к Вике - соскучился по рулю.

- Нет, что ни говори, - продолжала она об отце, - а участок помогает ему здорово! Не так болезнен переход из одного состояния в другое. Был на виду, держал в руках бразды. Сколько человек от него зависело! Раньше попасть к Вербицкому - ну если не как к богу, то уж как к апостолу, это точно! В праздники отбою не было от поздравлений. Телефон обрывали, открытки и телеграммы - ворохами. С периферии приезжали и, чтобы без подарка, - ни-ни! А как вышел на пенсию - словно отрубили! Все исчезли. Человек, выходит, сам по себе ноль. Уважали не папу, а его кресло. Впрочем, так со всеми. Ценится не личность, а положение. Люди смотрят, у тебя служебная "Волга" или "Чайка", одна секретарша или две, дача в Барвихе или же в менее престижном месте...

Глеб вспомнил, что и его отец с пустыми руками никогда в Москву не отправлялся. Вез целые окорока, ящиками фрукты, дюжинами коньяк.

"Вот черт! - спохватился он. - Еду к людям в первый раз в гости и не прихватил даже копеечного сувенира! На худой конец - букетика цветов Татьяне Яковлевне".

- Эх, надо бы цветов купить, - сказал он вслух.

- Зачем? - удивилась Виктория.

- Для мамы.

Она рассмеялась:

- В Тулу со своим самоваром... Да у нас там этого добра!

- Дорог не подарок, а внимание. Сама же говоришь, как только отец стал пенсионером...

- Самое удивительное, что как раз истинные друзья и стали бывать у нас. Те, кто прежде стеснялся или не решался... Между прочим, сегодня на дачу пожалует папин старинный знакомый. Григорий Петрович. Представляешь, когда отец был еще председателем райисполкома, он его возил...

- На машине?

- В том-то и дело, что не на машине. На фаэтоне! Вскоре после войны.

- Словом, был обыкновенным кучером.

- Водителем кобылы, как в той песне Утесова, - засмеялась Вербицкая, затем, посерьезнев, добавила: - Григорий Петрович человек необыкновенный. В то время ему было всего годков пятнадцать, а уже кормил семью. Отца убили на фронте, мать хворала. Помимо него еще трое детей.

- Тогда, наверное, многие подростки находились в его шкуре, - заметил Ярцев.

- Да, - согласно кивнула Вербицкая. - Но главное не в этом... Представляешь, он буквально бредил математикой. Отец рассказывал: как выдается свободная минута, так он за книжку! Непонятно, правда? Простой деревенский мальчишка, а такая удивительная страсть!

- Ну почему же, - пожал плечами Глеб. - А Ломоносов? Или Петров-Водкин? Вышли из самых что ни на есть низов... И кем сейчас ваш Григорий Петрович?

- Кандидат наук. Работает в научно-исследовательском институте где-то в Сибири. Позвонил сегодня спозаранку, взял координаты дачи.

Ярцев слушал Викторию и все время пытался уловить или хоть как-то почувствовать отголоски прошедшей ночи. Но она вела себя так, словно не было тех часов, проведенных у Феликса.

- Да, старик, одна просьба, - неожиданно перескочила Вика на другое. На даче будет друг нашего дома, не обращай на него внимания...

- В каком смысле? - не понял Ярцев.

- Воздыхатель, - улыбнулась Вика. - Спит и видит, чтобы я вышла за него замуж.

Это сообщение приятно пощекотало самолюбие Глеба: значит, Вике не безразлично, как он к этому отнесется.

- И что представляет из себя этот воздыхатель? - поинтересовался Глеб.

- Юра. Сосед по даче. Бывший референт папы, а теперь помощник министра.

- Фью! - присвистнул Ярцев. - Что же ты, а? - подначил он Вербицкую.

- Голуба моя, если бы я сказала, кто мне делал предложения, ты бы уписался, - спокойно сразила его Вика и продолжала: - А вообще он интересный мужик. Головастый. Раньше, когда он был на подхвате у моего отца, я даже не замечала его. Этакий Молчалин... Как все-таки меняются люди, когда исчезает служебная зависимость! Отец, и тот удивился. Часами теперь говорят и наговориться не могут. Спорят до посинячки! Юра такие идеи толкает, что у отца челюсть отвисает.

- Сколько же ему лет?

- Под сорок. Но до сих пор не женат. У него только мать. Обожает ее. А уж она сыночка - словами не передать. И еще. Я думала, что Юра чернильная душа, дальше своих бумаг ничего не видит. Представляешь, оказалось талант! Такое развел на своем участке - диву даешься! Впрочем, посмотришь сам. Он непременно потащит нас к себе.

За разговорами летели километры. И когда Вика свернула на узкое, петляющее в лесу шоссе, Глебу показалось, что они добирались не более получаса. Лесок быстро кончился, и взору их открылся садовый кооператив с рядами домиков посреди невысоких еще деревьев.

Ворота были распахнуты настежь. "Лада" осторожно въехала на усыпанную гравием дорожку, сделала один поворот, другой и стала.

Заборов между участками не было. Их разделяли ягодные кустарники или цветочные бордюры.

Только они вышли из машины, как от небольшого домика с двускатной крышей к ним навстречу поспешила дородная женщина в стареньком ситцевом сарафане и мужских сандалиях на босу ногу.

- Глебушка, дорогой, вот здорово, что навестил нас! - заключила его в мягкие теплые объятия женщина, в которой Ярцев с трудом узнал Татьяну Яковлевну.

Прямо-таки по-родственному расцеловав его в обе щеки, она затем небрежно чмокнула свою дочь.

Ярцев все еще не мог прийти в себя от той перемены, которая произошла с женой Николая Николаевича. Встреть он Татьяну Яковлевну в городе, ни за что не узнал бы. И дело было не только в выцветшем платье и мужских босоножках. Осанка, вот что переменилось в ней. Он помнил ее надменной, недоступной, проезжавшей в служебной "Волге" мужа по Средневолжску. Она всегда сидела рядом с шофером, словно машина предназначалась не супругу, а ей. На Татьяне Яковлевне все было непременно самое лучшее - шуба ли, пальто ли, сапоги или шляпа.

Тут же появился из-за дома и сам Вербицкий. В заляпанных краской старых штанах и рубашке, с малярной кистью в руках.

Он тоже полез к Глебу с поцелуями, но без объятий, чтобы не испачкать гостя.

- Ну, спасибо! - расчувствовался Николай Николаевич. - Ей-богу, уважил!

С того трагического дня в Ольховке Вербицкий изменился. И, нужно сказать, в лучшую сторону. Пополнел, загорел, на щеках даже появился легкий румянец, о чем Глеб не преминул тут же сказать хозяину дачи.

- А все свежий воздух! - довольный тем, что услышал такой комплимент, откликнулся Вербицкий.

Он пошел отмывать руки от краски.

Как-то незаметно появился еще один человек, моложавый мужчина в шортах и пляжных резиновых сандалиях.

"Наверное, тот самый референт", - подумал Глеб и не ошибся.

- Юрий Васильевич, - представила его Татьяна Яковлевна. - Мой незаменимый и верный помощник, - добавила она с нежностью.

- Перешел по наследству от папы, - не удержавшись, сострила Вика.

Юрий Васильевич извинился, что не может подать Глебу руку - он помогал Вербицкому красить.

Помощник министра был недурен собой. И рост хороший. Ярцев даже испытал что-то наподобие ревности. Правда, когда он пошел мыть руки и нагнулся над умывальником, Глеб заметил на его голове плешь.

"Это уж наверняка не нравится Вике", - усмехнулся Ярцев.

Татьяна Яковлевна стала накрывать стол на верандочке, а Николай Николаевич потащил Глеба осматривать участок.

Все шесть соток были использованы, по словам Вербицкого, предельно рационально. И действительно, Глеб не увидел ни одного невозделанного клочка земли. Но когда они дошли до границы с соседом, Ярцеву бросилась в глаза небольшая полоска, поросшая крапивой.

- Руки не дошли? - с улыбкой спросил он.

- Вовсе нет, - возразил Николай Николаевич. - Татьяна Яковлевна специально из леса пересадила.

- Зачем? - удивился Ярцев.

- Очень полезное растение, - пояснил Вербицкий. - Фабрика витаминов. Едим, как только листочки проклюнутся... Ну а переросшую супруга моя сушит. Отвар из нее - лучшее лекарство для укрепления волос. Татьяна у меня вообще питает слабость к народным средствам. Пропагандирует дары природы. Приехал бы ты в начале лета, попробовал бы салат из одуванчиков. Или напиток из листьев мать-и-мачехи. У жены все идет в пищу: и клевер луговой, и лебеда, подорожник, и даже молодой березовый лист... Я сперва относился скептически, потом привык. Даже нравится.

Был на участке и небольшой парничок, накрытый полиэтиленовой пленкой, а также сарайчик. Сооружение это несколько поразило Глеба: нижняя его часть почти до окна была присыпана землей.

- А это будущие наши с Татьяной Яковлевной апартаменты, - с улыбкой сказал Вербицкий.

- Как это? - не понял Глеб.

- Ну, выйдет же когда-нибудь Виктория замуж... Домик у нас молодые отберут, это факт, - шутливо продолжал Николай Николаевич. - Вот мы и позаботились заранее.

- Пропорции странные, - заметил Глеб.

- Маленькая хитрость, - подмигнул Вербицкий, распахивая дверь. Пол в сарайчике находился ниже уровня земли. - Понимаешь, строил я на глазок. Хотелось, конечно, повыше. Вдруг заявляется какой-то контролер. Смерил и говорит: "Что же вы, дорогой товарищ, нарушаете положение? На пятьдесят пять сантиметров превысили норму высоты строения". Я прикинулся дурачком: не знал, мол, ошибся. А он и слышать ничего не хочет: укоротите или снесем. Ничего себе, думаю! Как укорачивать-то? Юрий Васильевич молодец, быстро скумекал. За одну ночь навозили мы с ним грунта, подняли уровень земли да еще маргаритки посадили. Как чувствовали! На следующий день - комиссия из райисполкома. Тот контролер успел рапортичку накатать. Ну, измеряют... Что такое? У меня сарай на семь сантиметров даже ниже предельной нормы. Конфуз! Извинились, пообещали контролеру шею намылить за ложный сигнал. Я на прощание несколько маргариток сорвал, преподнес женщине, что возглавляла комиссию. Здорово мы их, правда? - довольно потер руки Николай Николаевич.