Черная вдова - Анатолий Безуглов

- Больно ученый, - сердито подхватил подошедший Николай Николаевич. Сейчас все в умники лезут! Газет начитались! Им лишь бы покритиканствовать! Тоже мне, ниспровергатели! Хотят в мгновение ока рай на земле создать. Посмотрим, что из этого получится.

- Ладно, Коля, не нервничай, - успокаивала его жена. - Тебе оправдываться, а тем более стыдиться нечего. Ты свое отпахал. Дай бог, чтобы все так горели на работе!

Вербицкий еще немного поворчал, но скорее для проформы. Слова Татьяны Яковлевны подействовали на него как лекарство. Он нарвал цветов, овощей и зелени для дочери, сердечно простился с Глебом, попросив его не забывать их, стариков.

Когда Вика с Ярцевым отъехали, они долго махали им вслед.

По дороге в Москву говорили мало. Каждый думал о своем. Виктория подвезла Глеба к памятнику Юрию Долгорукому, где они и расстались до вечера. Вербицкая пообещала приехать на вокзал проститься.

Артист опоздал на целых полчаса. Глеб уже подумал, что тот не придет, но тут возле Ярцева остановилось такси.

- Привет! - распахнул дверцу Великанов. - Садись!

Облегченно вздохнув, Глеб плюхнулся на заднее сиденье рядом с киноартистом, и машина тронулась.

- А я тебе все утро названивал в гостиницу, хотел предупредить, что задержусь, - вместо оправдания сказал Великанов.

- Ничего, бывает.

- Понимаешь, неожиданно вызвали на пересъемку, - продолжал Великанов. - Только что закончили.

- Значит, мы сейчас на электричку? - спросил Ярцев.

- Зачем, прямо до места, - откинувшись на спинку, небрежно сказал Великанов.

- И далеко нам? Я ведь еще плохо ориентируюсь.

- Не очень. Под Звенигородом. Я шефу уже сказал, - кивнул на водителя Великанов.

Тот повернулся к ним и радостно сообщил:

- Довезу как надо, мужики!

Всем своим видом он давал понять, что считает за честь везти знаменитого киноартиста.

- Отдыхать на даче у Алика - одно удовольствие! - закатил глаза артист. - Ты у него бывал?

- Нет, - ответил Глеб. - Я же тебе говорил: дела, диссертация... Это же мой хлеб!

- Что дает тебе твоя наука! - отмахнулся киноартист. - Если бы я жил лишь на то, что получаю в театре и кино...

Всю дорогу Великанов говорил о том, что актерский труд оплачивается несправедливо. И когда такси остановилось возле дачи Еремеева, Ярцев, наслушавшись жалоб Великанова, хотел оплатить проезд сам.

- Ни в коем случае! - отвел его руку артист и, дав шоферу несколько купюр, сдачу не взял.

Дачный участок был огромный. Особенно это бросалось в глаза после крохотных шести соток Вербицкого. Да и сама дача тоже производила впечатление: солидный двухэтажный дом с эркерами и застекленной верандой. Старомодное строение, видимо, было сработано еще до войны.

- Вот строили, правда? - заметил Великанов. - В таком доме чувствуешь себя человеком!

- Не ожидал, что у Алика такая дача, - признался Ярцев.

- У его жены дед был академик, - пояснил артист, заходя во двор. - И вообще здесь кругом дачи знаменитых ученых.

Во дворе стояли "Жигули"-шестерка и черный приземистый "ситроен", похожий на хищное чудовище.

- Ба! - провел рукой по его лакированному капоту Великанов. - Наш Феофан Грек тоже здесь.

- Кто? - не понял Глеб.

- Решилин. Художник.

- Феодот Несторович? Мы знакомы, - сказал Ярцев.

И тут они увидели самого живописца. Он о чем-то разговаривал с невероятно толстым человеком. Решилин был в светлых хлопчатобумажных брюках и косоворотке, подпоясанной шнурком с кистями.

- Играет под Толстого, - шепнул на ухо Глебу Великанов.

Не успели они поздороваться с художником, как к даче подъехала белая "Волга". Водитель вышел из машины, открыл ворота, заехал на участок. И тут Ярцев увидел, как из автомобиля вместе с шофером вышел Скворцов-Шанявский.

- О, кого я вижу! - кажется, искренне обрадовался профессор, подходя к Глебу.

Они обнялись как старые друзья. Валерий Платонович, оказывается, был знаком со всеми. А с толстяком, насколько понял Ярцев, был в особенно близких отношениях и звал его Степа (полное имя мужчины было Степан Архипович).

Из-за дома появился наконец Алик Еремеев.

- Прошу всех в баньку! - сказал он торжественно, поздоровавшись с вновь приехавшими.

- А как же Леонид Анисимович? - спросил профессор. - Он говорил, что будет непременно.

- Семеро одного не ждут, - заметил Решилин.

- Подъедет, подъедет, - успокоил всех Алик.

Все двинулись за ним. Скворцов-Шанявский и Глеб шли последними.

- Как живешь, что новенького? - спросил профессор.

- В двух словах не расскажешь. По-разному.

- Да, да, - кивнул Валерий Платонович, и его лицо погрустнело. Слышал, брат, о твоем горе. Прими соболезнования.

Баня располагалась в углу участка. Возле нее был крохотный цементированный прудик. Из бани вышел глухонемой муж родственницы Решилина и жестами что-то показал Еремееву.

- Спасибо, спасибо, Тимофей Карпович, - поблагодарил Алик.

В предбаннике пахло распаренным деревом. Все ввалились в раздевалку. За ней была чайная.

Вдоль одной ее стены располагался встроенный шкаф. Посреди комнаты стоял деревянный стол со скамьями. На нем - самовар в окружении чашек. Был тут и холодильник.

Алик нажал какую-то кнопку. Откуда-то с потолка и боков загремели невидимые динамики. Певец хриплым голосом - под Высоцкого запел:

Девушек любить, с деньгами надо быть,

А с деньгами быть, значит, вором...

- Ну, предпочитаете русскую баньку или сауну? - обратился к гостям Алик. - Готовы обе.

- Конечно, русскую, - сказал Решилин, все так же окая. - Тимофей в этом деле толк знает.

Возражать никто не стал. Хозяин выдал каждому комплект для бани чистую простынь, огромное махровое полотенце, в которое можно было завернуться с ног до головы, и полотенце поменьше.

Когда Степан Архипович взял в руки полотенце-гигант, Скворцов-Шанявский, не удержавшись, сострил:

- Да, Степа, тебе оно, конечно, маловато. Могу одолжить "облепиховому королю" еще и свое.

- Боишься, что король будет голый? - усмехнулся толстяк.

- Э, нет, брат, ты у нас весь в броне, - со смехом продолжал профессор. - Из купюр.

- Завидуешь? - Степан Архипович разделся, обнажив свои непомерные телеса.

- Скорее - уважаю, - серьезно сказал Скворцов-Шанявский и обратился ко всем: - Представляете, был я недавно в командировке. Сунулся в гостиницу мест конечно же нет. И каким образом, вы думаете, мне удалось заполучить номер?

- За соответствующую купюру, вложенную в паспорт? - высказал предположение Великанов.

- Нет.

- Флакон французских духов? - выдвинул свою версию Глеб.

- Эка невидаль! - хмыкнул профессор. - Ладно, не буду дальше интриговать. За бутылку облепихового масла! Тут же выделили "люкс"! Спасибо, Степа надоумил и снабдил поллитровкой столь дефицитного продукта.

- Так вы можете достать? - вдруг загорелся Алик, обращаясь к толстяку.

- Сколько надо? - охотно откликнулся тот.

- Не знаю... Ну, бутылку-две, - сказал Еремеев. - Для сынишки. Врачи рекомендуют.

- Милый, - засмеялся Скворцов-Шанявский, - Степан Архипович ворочает тоннами! Причем маслице отменное! Частник делает.

- Вам, Алик, я презентую троечку бутылок. Качество гарантирую. Потому как отдельные типы мухлюют, подмешивают всякую дрянь, - сказал Степан Архипович.

Еремеев не знал, как и благодарить гостя.

Зашли в парную. В ней было все как надо: и шайки с водой, и полки из липы, и березовые веники. Аромат стоял удивительный - с медом и пряными травами.

Феодот Несторович залез на самый верх, где погорячее, и буквально блаженствовал, когда его принялся охаживать веником глухонемой родственник. Остальные гости лупцевали друг друга.

- Хорошо-то как, ах, хорошо! - стонал Решилин. - Знаете, как раньше банщики говорили: ваш пот, наши старанья!

- Слышь, Степа, потей! - продолжал подтрунивать над толстяком профессор. - Глядишь - десять кило долой! Тогда сможешь усыновить какую-нибудь сироту. А то куда свою мошну девать будешь?

- При чем тут усыновить? - не понял приятеля "король", кряхтя под ударами веника, которым ловко орудовал Алик, отрабатывая, видимо, обещанное масло.

- А при том. В Австралии, например, очень толстым людям отказывают в усыновлении, - пояснил Скворцов-Шанявский. - Дело в том, что чрезмерная полнота указывает на возможное нездоровье человека.

- У нас не Австралия, - откликнулся Степан Архипович. И блаженно заметил: - Да, кто придумал баньку, тому нужно памятник поставить. Словно десять лет сбрасываешь с плеч!

- Это еще древние римляне поняли, - сказал Глеб. - Их знаменитый врач Гелен рекомендовал париться. Особенно старикам, у которых с возрастом кожа становится плотной, поры сужаются, а это затрудняет потоотделение. Вот баня и помогает порам открыться... Между прочим, встречая друг друга на улице, римляне говорили: "Как потеешь?"

- Русские тоже оценили баню по заслугам, - раздался сверху голос Решилина. - Когда хан Батый впервые увидел ее, спросил у своего толмача, что это такое. Тот ответил, что, мол, русские моются в бане горячей водой и квасом, бьют себя березовым веником, затем окунаются в прорубь. Оттого они такие сильные... Для здоровья, конечно, это первое дело.