Черная вдова - Анатолий Безуглов

Южанин подлаживался и так и этак, но, получив решительный отпор, отошел, хотя было видно, что успокаиваться он не собирается.

Теплоход пришвартовался к пристани "Солнечные пески". Здесь сошли почти все пассажиры, потому что неподалеку находился один из самых лучших пляжей в округе. Но у Вербицкой и Сторожук было свое облюбованное местечко. Правда, надо было протопать километра два по берегу, зато уголок для купания - сказка! Уютная бухточка, закрытая для посторонних глаз розовыми скалами. Песок - нежнее шелка. Можно было купаться нагишом - сюда никто не забредал.

Скинув с себя всю одежду, они с удовольствием бросились в море. Оно было совершенно спокойным. Вода прозрачная, как стекло. Потом лежали на песке, подставив тела ласковому солнцу. Никто их не тревожил. Только изредка промелькнет над водой белокрылая стремительная чайка, да вылезет поглазеть на свет божий колченогий крабик и бочком, бочком проползет стороной...

- Ой, умереть можно от счастья, - не выдержав, поднялась Орыся.

И вдруг она запела украинскую песню. Запела от всей души, словно переполнявшая ее радость вырвалась наконец наружу.

Вика, пораженная силой и красотой ее голоса, села и уставилась на Сторожук. И, когда та окончила песню, восхищенно произнесла:

- Откуда, Орыся, как?! Ну и ну!

- Понравилось, да? - Орыся была взбудоражена, взволнована.

- Да тебе хоть сейчас в Большой театр! Почему я в Москве никогда не слышала?

- А, где уж там! - махнула в сердцах рукой Орыся. - Вот в Трускавце я почти каждый день пела.

Похвала Вербицкой, ее искреннее восхищение сжали горло. Орыся чуть не расплакалась. Ей вдруг показалось, что судьба к ней несправедлива до жестокости. Захотелось открыть перед Викой душу, рассказать о мечте и надежде, с которыми она ехала в столицу, а там ее...

- Ой! - вдруг вскрикнула Вербицкая, хватаясь за платье и прижимая к себе.

Сторожук обернулась и обомлела: у скалы стоял тот самый настырный парень с теплохода. Зрелище двух прекрасных обнаженных женских тел настолько парализовало его, что он не мог даже пошевелиться. Орыся кинулась к своей одежде, прикрылась, и ее прорвало: бухточка, только что бывшая свидетелем прекрасного пения, огласилась потоком бранных слов. Южанин в мгновение ока исчез, словно испарился.

- Дубина, весь кайф испортил! - сказала возмущенная Вика, когда они пришли в себя.

- Надо сматываться. - Орыся стала одеваться. - Этот кретин не отстанет, вот увидишь. Выждет немного и снова появится.

Они с сожалением покинули уютное местечко. На "Солнечных песках" валяться тоже не решились, опасаясь преследования незнакомца в кожаных брюках. Теплоход доставил приятельниц в Южноморск. Там они первым делом пошли на рынок и нос к носу столкнулись с Глебом Ярцевым и Степаном Архиповичем. Глеб был в странном одеянии: свободные белые штаны и просторная косоворотка, подпоясанная шнурком с кистями и застегнутая наглухо. Скворцов-Шанявский потом объяснил Орысе, что парень совсем свихнулся на увлечении всем древнерусским и подражает художнику Решилину. Вообще она заметила, что профессор недолюбливает Глеба, хотя раньше, она слышала, они были большими друзьями. Все знавшие Ярцева говорили, что он неожиданно пополнел. Глеб жаловался, что это у него от болезни. Поэтому он даже не может купаться.

Вот и теперь Вербицкая стала подтрунивать над своим земляком.

- Опять ты в своих холщовых портках? - усмехнулась Виктория, поздоровавшись.

- Старушка, ты ведь не средневековый правитель, чтобы диктовать мне, что носить, а что нет, - раздраженно произнес Глеб.

- А что, диктовали? - спросила Орыся, чтобы предотвратить перепалку.

- Еще как! - ответил Ярцев. - Понимаешь ли, одежда должна была соответствовать общественному положению человека. И несдобровать было тому, кто нарушал запрет. Наказывали вплоть до смертной казни... В Венеции, например, в шестнадцатом веке была специальная служба надзора за одеждой. На правильные, так сказать, костюмы ставили особую печать. А неуставные конфисковывали, это в лучшем случае. Английский король Генрих Тринадцатый даже придворным не разрешал носить меха, парчу, красный и синий бархат. Чтобы выделяться среди них.

- Ладно, - смягчилась Виктория, - не хочу быть узурпатором, носи, что хочешь. Но хоть на пляж пойдешь?

- Дорогуша, я ведь тебе говорил: щи-то-вид-ка! - Глеб зачем-то вынул из кармана какую-то бумажку. - Вот даже врачи...

- Щитовидка, - фыркнула Вербицкая. - А вчера я видела, как ты выходил из моря.

- Попробовал, а потом пожалел, - хмуро произнес Ярцев. - Тахикардия мучила всю ночь. А ведь меня предупреждали: нельзя ни в коем случае! Проклятые эндокринные железы! И лишний вес от них!

- Виктория, возьмите на пляж меня, - расплылся в улыбке "облепиховый король". - Представляете, сбросил за полмесяца двенадцать килограммов! А все почему? Вода, солнце, волейбол! Хочу, как тот певец из Греции... Ну, эстрадный... - Он пощелкал пальцами, вспоминая фамилию.

- Демис Русос, - подсказала Вербицкая.

- Во, он самый, - кивнул Степан Архипович. - Как прочитал, что он сбросил пятьдесят килограммов, так и подумал: а я что, хуже? Правда, как бы узнать точно, как он этого добился?

- Скоро Русое приедет в Москву на гастроли, вот и поинтересуйтесь, посоветовала Вика.

- Да? Вы так считаете? - Толстяк вертел головой, переводя взгляд с одного на другого и не понимая, шутит девушка или же говорит всерьез.

- Виктория запросто устроит вам эту встречу, - поддел, в свою очередь, Вербицкую Глеб. - Она знакома со всеми, разве что не представлена еще римскому папе.

Вербицкая поджала губы и бросила на Ярцева холодный взгляд.

"Тоже непонятная парочка, - подумала Сторожук. - То перемигиваются, то скубутся".

Она увлекла компанию в рыбный ряд, где купила два маленьких акуленка катрана.

- Как, их можно есть? - поморщился "облепиховый король". - Они же...

- Зря вы так, - сказала Орыся. - Очень даже вкусно! А Валерий Платонович считает, что похоже на отварную севрюгу.

- Я предпочитаю натуральную севрюжку, - осклабился Степан Архипович.

Расстались у автобусной остановки. Орыся поехала домой. Ни машины, ни Вадима не было. Валерия Платоновича тоже. Спрашивать у хозяйки, появлялся ли профессор, она не стала. Отдала катранов и попросила приготовить к обеду, к которому Скворцов-Шанявский обычно не опаздывал. Но сегодня почему-то задерживался. Элефтерия Константиновна дважды докладывала, что еда готова, а профессор все не шел и не шел.

Когда он наконец приехал, Орыся была удивлена: за все время пребывания в Южноморске у Валерия Платоновича ни разу не было такого дурного настроения. За стол он сел мрачнее тучи, своего любимого разварного катрана почти не ел - так, ковырнул пару раз вилкой, и все.

Встав из-за стола, профессор достал из чемодана аккредитив, сунул Орысе:

- Сходи в сберкассу. Срочно!

Сторожук поразилась еще больше: буквально вчера у Валерия Платоновича денег было - не сосчитать. Приходил всегда с набитыми карманами. Настроение - лучше некуда, даже напевал. И вдруг...

- Значит, снять? - все еще не веря своим ушам, переспросила Орыся.

- До чего же ты бестолковая! - взорвался профессор. - Если даю аккредитив!.. Должен срочно отдать двадцать пять кусков.

- Значит, снять двадцать пять тысяч? - уточнила Орыся.

- Возьми все, до копейки, - приказал Валерий Платонович. - Понимаешь, Эрик предлагает одну прелестную вещицу...

Эрик Бухарцев, бывший шофер Валерия Платоновича, появился в Южноморске неделю назад. Орыся встретила его случайно. Он куда-то спешил. Сторожук поинтересовалась, почему его мать не приезжала в этом году лечиться в Трускавец, ведь место в доме Орыси ей всегда обеспечено. Бухарцев ответил, что его родительница собирается на воды где-то в начале ноября. На том и расстались.

- Так, значит, Эрик продолжает спускать свои золотые цацки? - спросила Орыся.

- И еще как! Представляешь, вчера продал Решилину перстень. Жаль, что меня при этом не было, непременно бы перехватил! И как только не стыдно этому богомазу! Облапошил парня, как младенца! Перстень стоит раз в пять дороже, чем отвалил денег Решилин.

Скворцов-Шанявский постепенно успокоился. И поторопил Орысю:

- Давай, давай за денежками!

Орыся стала одеваться. Кто-то позвонил Скворцову-Шанявскому, и тот срочно уехал. Орыся взяла хозяйственную сумку - профессор наказал купить к ужину ряженку, так как расшалился его желчный пузырь, - в нее она положила изящную индийскую сумочку из змеиной кожи, в которой находились паспорт и аккредитив.

До сберкассы было три остановки на автобусе. Орыся сошла на одну раньше, забежала в молочный магазин. И уже после этого отправилась за деньгами.

В кассе народу было немного. Почти все стояли к окошечку, где принималась плата за коммунальные услуги.

Когда контролерша услышала, какую сумму снимает с аккредитива Орыся пятьдесят тысяч - она с любопытством глянула на нее, но ничего не сказала. Но вот взгляд кассирши, отсчитывающей ей деньги, Орысе не очень понравился. Кассирша была не то грузинка, не то армянка, с большими выпученными глазами. Они словно гипнотизировали.