Мир на взводе: пружина разжимается - Федор Лукьянов

8. На данном этапе можно было бы рассмотреть еще одно различие, на которое, по моему мнению, следует обратить внимание, даже если в данном контексте оно играет всего лишь вспомогательную роль. Я имею в виду различие между легитимацией и законностью. Хотя законность и легитимация связаны между собой, они не одно и то же. Законность гуманитарной интервенции предполагает применение упорядоченной процедуры, которая в случае вооруженных конфликтов, как правило, сопровождается голосованием в Совете Безопасности ООН в пользу такой интервенции. Однако юридические процедуры необязательно должны являться единственным способом ее легитимации, особенно учитывая то, как Совет Безопасности работает в условиях, когда некоторые государства (такие как Россия и США) систематически налагают вето на неугодные им акции. Кроме того, стоит отметить, что в прошлом успех сопутствовал лишь очень немногим гуманитарным интервенциям, таким как интервенция Индии в Пакистане и Вьетнама в Камбодже, да и те проводились вне всякой связи с механизмом ООН. Иной раз срочность проблемы может потребовать немедленного вмешательства при полном отсутствии времени на проведение всех необходимых процедур. В таких случаях интервенция может считаться легитимной, хотя, строго говоря, является незаконной. Таково же было мнение авторитетных международных агентств и относительно интервенции в Косово – мнение, которое, учитывая все обстоятельства, не вступает в противоречие с нашей теорией (по Косово имелись единодушное волеизъявление всех стран – членов НАТО и согласие стран региона, пострадавших от конфликта).

Повторюсь: законность и легитимация связаны между собой, они не одно и то же. Ввиду того, что легитимация – не синоним законности и в любом случае предполагает следование определенным процедурам, можно утверждать, что легитимация гуманитарной интервенции не должна отделяться от конкретных исторических обстоятельств, в которых эта интервенция происходит. Учитывая существование сильного предубеждения против применения силы и всеобщего согласия о необходимости уважения национального суверенитета государств, легитимация гуманитарной интервенции требует величайшей осмотрительности.

В Статьях 6 и 7 Устава ООН прописаны действенные меры по разрешению международных конфликтов, но вряд ли в рамках этих процедур имеется возможность для отмены принципа уважения государственного суверенитета. Каковы исторические обстоятельства, при которых его действие все-таки может быть приостановлено? Основанием для интервенции, без всякого сомнения, могут быть серьезные нарушения так называемого «гуманитарного права». Например, геноцид. Явно более проблематичной является интервенция в защиту прав человека или демократического политического режима[199]. Но даже в этих случаях и при соблюдении постулата осмотрительности оснований для интервенции имеется достаточно.

Международная практика и наличие мощных международных организаций – таких, как НАТО, в случае Косово – являются важными факторами упрочения легитимации в случае, когда законность интервенции находится под вопросом. Как правило, государство обретает ее перед лицом начавшегося или планируемого нападения со стороны другого государства или организованной группы лиц или появления угрозы принципам, гарантирующим защиту человеческой жизни и неприкосновенности личности. Однако в первом случае легитимация является непосредственной, а во втором необходимыми требованиями являются характеристика исторических обстоятельств и способность представлять потерпевшую сторону (человечество в целом).

9. Предлагаемая гипотеза может подвергнуться внешне убедительной критике, особенно в следующих пунктах:

(i) Нельзя говорить о единичном оправдании, основанном на теории справедливой войны. Может существовать несколько разных оправданий, и это обстоятельство значительно осложняет общую картину. В особенности это относится к ситуации, когда на кону стоят права человека, так как следует иметь в виду, что в рамках разных этико-политических концепций предлагаются разные взгляды на проблему прав человека. Все это еще более осложняется перспективой того, что приверженцы разных культур могут по-разному трактовать права человека.

(ii) Реально существующие процедуры легитимации в большинстве своем несовершенны и обусловлены историческими факторами. Достаточно ознакомиться, например, с тем, как действует механизм ООН, начиная с взаимоотношений между Генеральной Ассамблеей и Советом Безопасности. Дело здесь не только в том, что внутренние силовые соотношения оказывают определяющее воздействие на юридические процедуры, но также и в том, что эти соотношения часто не соответствуют реальной ситуации в сегодняшнем мире.

Мне известно об этих ограничениях. Более того, о них вполне недвусмысленно говорится в предлагаемом здесь варианте теории справедливой войны. С другой стороны, в случае теории справедливой войны всякое чисто теоретическое воззрение должно уступить место казуистической концепции. Другими словами, чем более приближаешься к сути проблемы, тем более историческая запутанность предмета торжествует над теоретической упрощенностью модели.

10. Перейдем к анализу вторжения США в Ирак в 2003 г. Признание теории справедливой войны в качестве общей точки зрения, вмещающей и индивидуальные теоретические позиции, помогает в какой-то мере разрешить первую проблему. Хотя все войны одинаково отвратительны, они все-таки не похожи одна на другую, и мы можем проводить между ними различия. В то время как одни войны явно неприемлемы с нравственной точки зрения, некоторые другие имеют под собой справедливые основания, требующие к себе серьезного отношения. На мой взгляд, с помощью различий в оправдании и легитимации удается разрешить вторую и более специфическую проблему. Саддам действительно допускал чудовищные нарушения прав человека, и США допустили ошибку, не став апеллировать к ним в качестве причины для начала войны[200]. Однако, насколько нам известно, он не угрожал непосредственно миру и безопасности Соединенных Штатов. Поэтому одностороннее нападение США на Ирак было неприемлемым с точки зрения легитимации, хотя в случае американского вторжения в Афганистан, когда было установлено, что там находятся базы «Аль-Каиды», дело обстояло иначе. Другими словами, война против саддамовского Ирака, может быть, и была оправданна, но у США отсутствовала легитимация для ее ведения. Действительно, США начали войну в одностороннем порядке, не имея на то веских правомочий. Справедливые основания выступить против Саддама и в самом деле были, но США не имели на это права. (Наличие справедливых оснований сегодня оспаривается. Известные нам крупные нарушения прав человека Саддамом, например, действия против курдского и шиитского населения, относятся к 1991–1992 годам. То есть они были совершены за десять лет до вторжения 2003 г. А это может поставить под вопрос не только легитимацию этого вторжения, но также его справедливость.)

В заключение следует сказать следующее. Весьма странно, что такой самоочевидный вопрос, как легитимация и правомочие на ведение войны активно не поднимался до сих пор. Это тем более странно, что первый и существенный шаг в этом направлении сделан еще Фомой Аквинским[201]. По этой причине я считаю, что нам следует вернуться назад и трактовать справедливость или несправедливость войн в том же духе, что и Аквинский. Как я уже указывал, одним из его побуждений было предотвратить превращение справедливой войны в священную, то есть в Крестовый поход. Здесь мы уже можем утверждать, что Крестовый поход – есть не что иное, как война, в которой важна только цель, а не одобренные свыше полномочия и в которой единственным помыслом является оправдание, а не легитимация. Ведь администрация Буша-младшего совершила в Ираке нечто подобное тому, чего боялся Аквинский: она попыталась превратить войну в Крестовый поход. То, что я хочу доказать в своей работе, совпадает с позицией неприятия такого подхода. Но это неприятие в отличие от позиции пацифистов и реалистов не избегает дискуссии о ценностях, а, напротив, стремится ее поощрять. В глазах крайних пацифистов Буш был неправ, как неправ всякий воюющий. По мнению реалистов, Буш ни неправ, ни прав, ибо он сделал то, что на его месте сделал бы любой другой суверен самого могущественного государства в мире, а именно: то, что заблагорассудится. В противоположность этим мнениям я считаю более интересным утверждать – как я уже утверждал на этих страницах, – что, даже принимая всерьез теорию справедливой войны, теорию, которая оправдывает войну с нравственной точки зрения, мы не можем найти оправдания американской войне в Ираке.