Книга Предтеч - Александр Шуваев

- Поглядел? Земля Забвения. Паршивое место, и людей тут почти нетЕ Не люблю я его.

- А люди, говоришь, все-таки живут?

- И в местах похуже живут. Все зависит от вкусов и Сути Вещей. Далеко не все селятся в райских местах... особенно если знают, что в любой момент могут туда перебраться.

-А чего мы ждем теперь?

-Надлежащего времени. Жди.

Сама же она ждала безупречно, прочно усевшись по-турецки и замерев в каменной неподвижности, казалось даже, - перестав дышать. Меж тем ветер снаружи все выл, выводя нескончаемую, унылую ноту. Наконец, она пошевелилась, - очевидно, Надлежащее Время подходило. Затем они вышли из палатки, пригибаясь, прошли шагов двадцать против ветра, и она сделала знак остановиться. Помедлив минуту, словно для того, чтобы еще раз, окончательно проверить расчеты, взяла его за плечи и резко повернула на сто восемьдесят градусов. Он ощутил знакомое уже ощущение короткого падения - или легкого удара сразу по всему телу, а потом увидел совсем-совсем другую местность. Красноватый, сглаженный, уложенный в пологие бугры голый камень. Низкое и плоское серое небо.

-Вот так-то, - усмехнулась она, - определенные неудобства путешествия налегке.

-Не понимаю.

-Ничего особенного. Я просто-напросто не знаю, где именно мы находимся и как тут найти Юлинга.

-Не верю своим ушам. Оказывается, есть такие места, о которых ты не знаешь - где.

-Шутки могут оказаться очень скверными. Пошли.

В руках ее неизвестно откуда оказалась та самая сумка, из которой она достала странные туфли из пестрой шкуры и на толстой, многослойной подошве, провела пальцами по крутому своду небольшой, гибкой ступни и обулась. Путь их пролегал по неглубокой борозде между двумя каменными мозолями, и с каждым шагом их в воздух поднималось аккуратное облачко тончайшей красноватой пыли. От нее сразу же начало першить в горле и пересохло во рту. Час тянулся за часом, а пейзаж вокруг оставался все тем же, безжизненным и безрадостным, но все-таки дорога едва заметно шла под уклон. "Вот тут то мы и ляжем, - подумал он, чувствуя боль в горле, - в самом начале. Как это глупо. И ведь не сделаешь ничего. Ничего, где уклон, там должна быть и вода, но если она даже километрах в семидесяти, то это все равно, что совсем нет." От слабо светящегося неба и нагретого камня шел ровный, какой-то упорный жар, словно от печи.

-Слушай, а почему мы идем в этом направлении, а, скажем, не в противоположном?

-Не болтай, - голос ее был хриплым, - дело не в "куда", а в "сколько". И тут они как-то враз, одновременно увидели непонятное, стремительное движение далеко-далеко, у самого горизонта. Что-то неслось к ним, оставляя за собой плотный шлейф красной пыли. Три грубых, слегка изогнутых полосы бурого металла образовывали некое подобие корыта, либо же плоской, распяленной лодки. У кормы дикого сооружения, прочно упираясь в его дно бугристыми ногами, стоял худой, жилистый старик с длинным шестом в руках. Коричневая хламида, подхваченная узким пояском, скрывала его фигуру до середины икр. Резко затормозив, он сделал им жест подняться, а когда путешественники стали рядом с ним, размашисто толкнулся шестом, и "лодка" стремительно рванулась вперед. Старик ритмично, словно автомат отталкивался от голого камня этих мест, и плоская железяка стрелой летела вперед, все набирая ход с каждым толчком и слегка раскачиваясь с одного бока на другой. Сразу же после очередного толчка скорость бывала так велика, что дух захватывало, а красные холмы по сторонам сливались в мутно-тошнотную ленту. Здесь не за что было держаться, и он не смел глазеть по сторонам. Возница их, казалось, был скручен из железной проволоки и не ведал устали: костистые, узловатые руки его ходили, словно шатун допотопной паровой машины, а сам он словно бы только входил в раж, все чаще и резче отталкиваясь шестом. Над пустым горизонтом едва заметной каймой розовела пыльная дымка. Елена Тэшик уселась посередине летучей лодки и сидела спокойно, как на полу давешней палатки или же на тахте в его комнате. Наконец, "лодка" нырнула во все углубляющуюся ложбину, ведущую вниз.

Тут пустынное плоскогорье все более круто обрывалось книзу, дробясь гребнями, отлогими пирамидами и тупыми клыками черного и красного камня. Передний конец неуклюжего летучего корыта все круче и круче опускался вниз. Старик, переместившись вперед, какое-то время умудрялся тормозить скольжение, ловко упираясь шестом в каменные уступы, направляя движение вкось и зигзагообразно, но потом желоб стал слишком крутым, и они посыпались вниз почти вертикально. Железяка все стремительнее валилась вниз, только что не переворачиваясь кверху дном, а они лежали на горячем металле, судорожно уцепившись за ее неровные края, пока транспортное средство их не скатилось на пологий склон, поросший желтой, жесткой колючкой, чуть не опрокинулось и по инерции проскользило дальше. Туда, где рядом с нешироким бурным ручейком поразительно-голубой воды возвышался сложенный из крупных плит известняка домик. Все вокруг летело, качалось и тряслось, словно в лихорадке, их чудовищный слалом чуть было не закончился в воде ручья под обрывом, но в последний миг хозяин как-то сумел зацепиться, а потом выпрыгнул и привязал лодку к вертикально торчащему столбообразному камню толстенной веревкой. Рядом с домом, среди истертых вздыбленных плит того же известняка было втиснуто что-то вроде чуть перекошенной каменной скамейки. Было здесь сыровато, и потому подножье плит подернулось желто-зеленым налетом и пестрело пятнами лишайников. Сюда-то и привел их хозяин. Он уселся на скамью, вольготно откинувшись на спинку этого странного кресла и указал гостям на камни перед собой. До сей поры ему фатальным образом не удавалось разглядеть хозяина, все мешало что-то, как всегда мешают достигнуть желаемого какие-то обстоятельства долгого, занудного сна, и только теперь представился случай: изжелта-седые волосы спускаются ниже плеч, костлявая нижняя челюсть, широкий тонкогубый рот, по дубленой коже впалых щек пролегли две глубоких складки, горбатый тонкий нос, иссохнув, окончательно стал напоминать клюв гигантской хищной птицы. Но главное - огромные, серебристо-голубые, почти не моргающие глаза с пронзительными шильями узких зрачков. Старик спросил что-то непонятно, и он узнал английский, которого, впрочем, не знал. Елена ответила, а потом повернулась к спутнику:

- Юлинг из Обов не владеет русским, вообще же это домашний язык всего трех родов, хотя и крайне влиятельных. Поэтому буду переводить.

После чего обменялась с хозяином несколькими фразами.

-Так переводи же!!!

-Я сказала, - спокойно начала она, - что привела ничтожество, вовсе не дорожащее своей жизнью. Сказала, что жизнь твою купила, а теперь хочу тебя, безымянного, продать ему, Юлингу Обу, чтобы он поступил с тобой по своему усмотрению, а в жизни твоей и смерти был бы волен. Он ответил, что уже стар и во всякой ветоши не нуждается во всяком случае...