Миф тесен - Александр Баунов

Абсолютной бедности в Великобритании, как и вообще в Европе, уже давно нет — никто не живет меньше, чем на 2 долл. в день. Но кто думает, что лучше жить на пособия там, чем работать здесь, будет разочарован. Бедностью в Британии считается доход в 60% и ниже от среднего по стране. Например, в 2008/09 финансовом году это было 119 фунтов в неделю на человека после уплаты стоимости проживания (ипотеки, найма, коммунальных услуг) — так сказать, чистыми, на овсянку. Тогда к этой категории относилось 13,5 млн жителей Британии или примерно одна пятая населения.

Но несчастье не в бедности, а в ее количестве. Каждый человек в какие-то моменты жизни может оказаться бедным, вот я, например — тринадцать, а потом еще раз семь лет назад. Может быть, социальные катаклизмы так прибили на дно бедных британцев, что они не могут его покинуть и знай повторяют: «Man — how proud it sounds!»

Но нет. Вырваться из самых бедных слоев в Англии вполне реально, что ежегодно доказывают тысячи англичан, которые именно это и делают. В конце 2010 года британский департамент занятости и пенсий опубликовал на эту тему большое исследование, анализирующее тенденции в этой области в 1991—2008 годах. Оказывается, только 34% тех, кто в 1991 году относился к 20% британцев с самыми низкими доходами, оставался там же в 2008 году. Две трети тех, кто считался бедным на начало 90-х, покинули социальный низ и перебрались в средний класс и выше. Да, выше, потому что почти четверть (24%) из них в 2008 году уже принадлежали к 40% наиболее богатых британцев.

Кстати, мобильность почти такая же, как и у 20% самых богатых. Из тех, кто в 1991 году принадлежал к этой группе, свои позиции к 2008 году удержали только 38%, а 22% свалились в 40% наиболее бедных британцев. В конце концов, любой, даже состоятельный организм можно отравить алкоголем.

Если разделить все население Британии на группы по 10% (то есть примерно по 6 млн человек), то за десять лет между 1999-м и 2009 годом реальный доход (с учетом роста цен) всех групп вырос примерно на 20—30% — за одним исключением: доход беднейших 10% упал на 10%. Оплакать судьбу самых незащищенных — например, одиноких пенсионеров — не получается: их в этой группе только одна десятая. Остальные 9/10 беднейших британцев, стало быть, работоспособного возраста.

Их феноменальное обеднение на фоне десятилетия всеобщего роста, лишь под конец омраченного кризисом, и на фоне 25%-ного роста благосостояния соседней по бедности группы, практически не отличающейся по доходам, представляется мне результатом личного выбора и чудовищно плохого персонального менеджмента, для которого в русском языке множество синонимов: «а мне по барабану», «да пофиг», «клал я с прибором», «буду я за эти копейки горбатиться», «щас, встала и побежала» и др.

Точно так же и в то же десятилетие росли экономики всех стран, включая беднейшие страны Африки, а Зимбабве под руководством Мугабе пришло к полному экономическому краху и инфляции в миллионы процентов в месяц.

Именно в этих десяти процентах, как и в государстве Зимбабве, особенно востребована идеология «Justice!», для которой в русском языке существует следующий синонимический ряд: «придумали кризис людей дурить», «да они на наши денежки там жируют, грабят простой народ», «развелось бездельников», «грабь награбленное», «надо здесь и сейчас осознать себя как класс», «шаг вперед, два шага назад», «чувство момента, отбросить сантименты», «мы пойдем другим путем, свободу обретем», «сегодня рано, завтра будет поздно», «посмотри на это небо, взглядом, бля, тверезым; братан, ну дай десять рублей» «эй, чувак, дай закурить, не понял что ли», «мало расстреливаем профессуры».

Социальный низ — это не доходы, это, прежде всего, поведение.

Присоединяйтесь, барон

Пока сытым было меньшинство, выбиться в него было непросто. Но «выбиться в большинство» даже звучит нелепо. Сам язык подсказывает, что здесь что-то не так. Большинство — оно ж к себе притягивает с силой прямо пропорциональной массе и обратно пропорциональной расстоянию. А расстояние, как показывает статистика, не очень большое. Да и в городе — рукой подать.

Москвичам достаточно оглянуться вокруг. Сколько на их глазах иногородних ребят приехали никуда и ни к кому с нулевым стартовым капиталом, нулевой помощью из дома, с никакой поддержкой государства (ну или с поддержкой в виде где-то и когда-то полученного образования), без жилья и друзей и за несколько лет стали вполне себе очень даже. А некоторые — таки и вовсе соль земли.

Тем более — в Европе. Со времен Диккенса и Золя произошла великая социальная революция. Деньги, работа, стипендии, образование давно подведены в каждый дом — просто это не так заметно, как с водой и электричеством. Но если человека, который не пользуется водой и электричеством в своем доме, никому не приходит в голову жалеть, ну то есть — социально жалеть (всеми пятью чувствами — пожалуйста), потому что, кто ж ему мешал краник-то повернуть, то тому, кто не «пользуется» работой и образованием, мы все еще готовы сочувствовать.

Может, оно и к лучшему, а то какая же это будет интеллигенция, если перестанет жалеть народ. Главное, чтобы не вооружала тех, кого жалеет. А то будет, как у Лидии Кочетковой, которая пишет своему швейцарцу в революционном 1906 году: «Все растаскивается по домам, а в усадьбах оставляют следы варваров. Я была в одной такой усадьбе — все разграблено, портретам выколоты глаза, повсюду, во всех мыслимых и немыслимых местах кучи кала. Откуда в моем народе столько кала?! У меня совсем другое представление о нашей революции!» Ну, столько не столько, а процентов пять всегда найдется, и не только в нашем народе, а и в самом Лондоне.

МАЛЫШ И КАРЛСОНЫ

Крошка сын к отцу пришел, а лучше бы не приходил в этот день, лучше бы держался подальше. Только отец собрался поучить малыша, что такое хорошо и что такое плохо, как его самого поучили, всю жизнь будет помнить.

В центре Стокгольма арестовали, три дня продержали в тюрьме и судят итальянца Джовани Колазанте за воспитательное действие, которое по-русски называется затрещиной, оплеухой, подзатыльником, заушиной, плюхой, тумаком, схлопотать по загривку.

«Мы должны были войти в ресторан, но мальчишка закапризничал и отказался входить», — рассказывает спутник по круизу и друг семьи. И только отец начал учить сынишку, как появились полицейские, надели на папеньку наручники и при всем честном народе поволокли на нары.

Семья должна была пережить несколько моментов неподдельного изумления. Вряд ли в их итальянских головах сразу возникла причинно-следственная связь между подзатыльником и арестом в наручниках. Они могли решить, что их папа, политик местного уровня, муниципальный советник городка Каноза в Апулии, оказался членом мафии, женился на маме по подложным документам, поехал в круиз по Скандинавии, чтобы переправить партию героина, и тут-то, наконец, до него добрался Интерпол. Каноза ностра. Однако приговор, который вынес шведский суд, оказался по статье о насилии над детьми. Прокурор настаивал на реальном сроке.

Ужас в Стокгольме

Свидетельства о жестокости отца разнятся. «Колазанте схватил его за волосы поднял и раскачивал как колокол, так что малыш кричал от боли», — показывает свидетель шведской стороны обвинения. «Отец стал его вразумлять, ну да, громко, с горячностью, жестикулируя, как у нас принято, но Колазанте не бил его и не таскал за волосы», — рассказывает итальянец, адвокат и друг семьи.

Так или иначе, бдительные посетители ресторана вызвали полицию, и не успели итальянцы переступить порог, как она была уже на месте. Вот бы их норвежские коллеги так же быстро примчались арестовывать вооруженного Брейвика.

Ссора возникла из-за семейных разногласий по поводу где и что поесть. Как это по-итальянски — поссориться из-за ужина! «Коза манджамо стасера», что и где есть на ужин — важнейший вопрос Южной Европы. А поссориться было из-за чего — во всей Скандинавии от Хельсинки до Бергена кормят неважно, зато дорого: фрикадельки из «Икеи» по цене омаров. А там где хорошо, лучше просто не подходить.

А тут еще парню 12 лет. Кто не знает, что такое итальянский рагаццо в пубертатном возрасте, пусть обратится к великому итальянскому кинематографу. Одни сиськи на уме, несмотря на распятия в классах. Это вам не малахольные скандинавские подростки.

«Простите, — говорит адвокат итальянца, — бамбино весит 52 килограмма, не желаете ли следственный эксперимент по раскачиванию за волосы?» Действительно, папа Колазанте не выглядит колоссальным Серджо Сталоне. Он вообще мало похож на брутального южанина челентановского типа, вот он, на фотографиях, щуплый возвращается в Италию под гарантии итальянской дипломатии».

Что же говорит сам обвиняемый? Папы этого ответ помещаю в книжке: «Я схватил его за воротник. Я провел три дня в тюрьме, и это был ад. Я представить себе не мог ничего такого, когда планировал отпуск».