Миф тесен - Александр Баунов

Но потом изобрели французские парки, паровую машину, электрическую лампочку, живопись маслом и восьмичасовой рабочий день с детскими садами. Для Западной Европы, и особенно для Франции, человеческий комфорт — это часть прогресса, они не понимают, как можно делать микросхемы и дизайнерский галстук и не оплачивать отпуск для родов. В Индии понимают, у нас тоже могут войти в положение. А французы думают: не нужен нам без этого и престижный дизайнерский галстук, наденьте его себе на лингам, засуньте в русскую рифму к Европе.

Если не вдаваться в детали, то французская социальная система — это очень просто. Во-первых, рабочая неделя из пяти дней и 35 часов, по семь часов в день. Остальное время человек имеет право посвятить таким важным делам, как семья, католическая месса, сексуальная революция, самосовершенствование или гастрономия. Именно за пределами этих 35 часов происходит потребление бургундского и ма­гре-дю-ка­нар. Особенно по воскресеньям. В этот день французы привыкли к долгим и вкусным семейным обедам. Даже аптеки в этот кулинарный день господень закрыты. Тот самый случай, когда современный социализм растет напрямую из католического средневековья и Людовика XIV.

Во-вторых, это оплачиваемый ежегодный отпуск в пять недель, три из которых работодатель обязан предоставить летом. В-третьих, житель Франции, который платит все положенные налоги, причастен к благам государственного медицинского страхования: походы к врачу, обследования, лечение оплачиваются на 60, 70, 100% в зависимости от случая. По страховке платят 100% зарплаты и при онкологических заболеваниях, и при полной потере трудоспособности; оплачивают «сборку», если француза надо собирать из деталей и запчастей после автомобильной аварии. Правда, надо посидеть в очереди, подождать несколько не­дель-ме­ся­цев по предварительной записи,если сборка не срочная.

В-четвертых, это минимальная заработная плата: французу нельзя платить меньше 8,86 евро в час, это примерно 1300 евро «грязными» в месяц, а за вычетом налогов — чуть меньше 1000 евро. Хотя это лишь чуть больше минимальной зарплаты в Ирландии (8,65 евро), которая считается образцом экономического либерализма в ЕС (но в Ирландии действуют различные понижающие коэффициенты).

Налоги во Франции велики. Саркози провел законы, по которым подоходный налог не может превышать 50% личных доходов, до этого состоятельные граждане, случалось, платили и больше. Олланд поднял их в такую высь, что Депардье сбежал в Мордовию и Бельгию, а в 2013 году несколько тысяч французских домохозяйств заплатили налогов больше, чем получили доходов. Так бывало прежде и в Швеции.

У французских работников по найму, как правило, постоянные контракты. Специальные кратковременные гибкие контракты для молодежи попытался ввести в 2006 году Ширак и получил бунт.

Пенсия, за которую сейчас бьются французы, выглядит так: на нее можно выйти в 60 лет, но тогда получаешь ее не полностью, а полная пенсия выплачивается по достижению 65 лет при стаже не меньше 41 года. При меньшем стаже она опять-таки неполная. Все эти возрасты Саркози хотел увеличить, справедливо полагая, что раз они покорны любви, то и производительному труду — тоже. Поднял с 60 до 62 лет для некоторых категорий населения. Олланд вернул как было — для большинства.

Размер пенсии зависит от зарплаты и различных дополнительных отчислений. Мой знакомый француз, школьный учитель, получал жалованье в 2000 евро и на пенсии получает около 1500. У него полный стаж. Его жена брала несколько раз отпуск по уходу за детьми, и ее стаж не дотягивает до 41 года, поэтому ее пенсия будет около 900 евро. Парижские коммунальные платежи соотносятся с нашими так же, как парижские пенсии.

Сравнительно скромное достижение французского собеса — отпуск для рождения нового француза: 10 недель с сохранением полной зарплаты и дальше до трех лет без зарплаты, но с сохранением рабочего места.

Французская социальная система не китайская стена. В ней есть бреши, под ней — подкопы, внутри — изменники. Многие французы, как и трудящиеся в России и в Америке, работают до ночи, когда это нужно им самим или компании. Уволить работника можно, сократив его должность в штатном расписании (хотя все это будет обставлено долгими переговорами). Медицинского обслуживания приходится ждать — часами, неделями, месяцами — в зависимости от страхового случая.

В каком-то смысле французы бьются за символ. Франция не блещет показателями экономического роста, побед на полях мировой конкуренции ей на новую триумфальную арку не наскрести. За последние 20 лет темпы экономического роста во Франции чаще всего были значительно ниже, чем в Великобритании, Германии, США, а безработица, наоборот, выше. Финляндия, Тайвань, Великобритания, Бельгия, Ирландия, Австралия, Гонконг, Сингапур за последние 20 лет обогнали Францию по ВВП на душу населения. У бизнесменов и глобальных финансовых работников Франция считается налоговым и бюрократическим адом.

Но в Гонконге — с его подушевым ВВП, почти как в Швейцарии, лучшей биржей и идеальным для бизнеса законодательством — снесены последние остатки старого города, на улицах жилых районов забивают и ощипывают кур, а сносной квартирой считается разгороженные ширмами 20 мет­ров общей площади с душем, привинченным над унитазом. А производительность труда во Франции между тем — одна из самых высоких в мире: 95% от производительности труда в США. В Великобритании, где социального государства меньше — 82%, в Греции (где его больше) — 59, в России (где его много, но убого) — 36%.

Французы умеют читать, и слыхали, что с ростом и конкуренцией у них не все в порядке. Но у «острого галльского смысла» другая логика. Нам ее трудно понять, так же как трудно постичь финна, который пишет инструкцию по пользованию котом домашним или грибом лесным и ставит в каждом дворе электрические прогреватели для моторов, без которых можно обойтись, — мы же обходимся.

Французы, разумеется, борются за свою нетрудовую пенсионную копейку. Но европейцы вообще, и французы в особенности, строят не компанию, не фабрику, а цивилизацию. А цивилизации нынче не бывает без тротуаров, урн, газонов, очистки сточных вод, светофоров, алгебры в школе, уличных фонарей, зоопарков, стихов, подземных переходов, бумаги в общественных туалетах, охраны памятников архитектуры, прививок от желтухи, лавочек в парках, музеев, платных парковок для всех, бесплатных парковок для инвалидов, liberté, egalité, fraternité социальной системы и других дорогих и, в сущности, необязательных вещей.

КАК ЗАДОЛЖАТЬ ТРИСТА МИЛЛИАРДОВ

В Афинах на демонстрации против сокращения всех и всяческих пенсий отравился полицейским газом и попал в больницу Манолис Глезос. Это тот самый Манолис Глезос, который с другом Лакисом Сандасом ночью 31 мая 1941 го­да забрался на Акрополь и сорвал с него фашистский флаг со свастикой. Это как если бы сержант Егоров, в мае 1945-го установивший флаг над Рейхстагом, участвовал в демонстрации против монетизации льгот. Или рядовой Кантария, помогавший сержанту Егорову, протестовал против сноса поселка «Речник» и получил по спине омоновской дубинкой. Лакис Сандас, хоть и не ходил на демонстрацию, тоже, слава богу, жив. Греческие старики в здоровом средиземноморском климате живут долго, а на пенсию выходят на несколько лет раньше немецких.

Видимо, осознание этого факта привело немецких журналистов и политиков к суровым филиппикам и сатирам в адрес Греции: обманщики, растратчики, пусть за долги продают острова. А греческий народ — на демонстрации против Германии: «Фашисты, не видать вам наших островов». А старого антифашиста Глезоса — на одну из этих демонстраций, где его отравили газом. Возможно, немецкого производства: Германия — главный внешнеторговый партнер Греции, в том числе и в области химической промышленности. Круг замкнулся. «В поле брани Разорваки пал за вольность, как герой. Бог с ним! Рок его такой».

Поначалу немцы пожалели Грецию с госдолгом в 300 млрд евро (при ВВП 200 млрд) и с бюджетным дефицитом под 13% при норме для зоны евро 3%. Но потом настроения изменились: в Германии узнали то, что знает любой человек, поживший среди эллинов. Например, что в Греции все государственные служащие привыкли получать не только 13-ю, но и 14-ю зарплату: 13-ю — на Пасху, 14-ю — на Рождество. Когда премьер-министр Георгиос Папандреу, сын и внук премьер-министра, в качестве меры суровой экономии решил ограничиться тринадцатью зарплатами в год — вернее, платить вместо целой половину зарплаты на Рождество и половину на Пасху, — греческий госсектор начал всеобщую забастовку.

В капиталистической и натовской Греции социализма местами было больше, чем в СССР со товарищи. Высшее образование тут было только государственное — это записано в конституции — и только бесплатное. Учиться можно неограниченное количество лет: поступившего нельзя отчислить ни за какие хвосты — они просто накапливаются. Студенты имеют право на трехразовое бесплатное питание: в разных местах города в «фититика эстиаториа» (студенческих ресторанах) они по студенческим билетам вузов своего города едят свой греческий салат, куриное бедрышко, чечевичную похлебку пацас и порцию кальмаров. И даже пьют разбавленное вино. Заводилы всех студенческих беспорядков — как раз такие тридцатилетние студенты, сдающие хвосты пятилетней давности и кормящиеся, если надо, бесплатно. Когда правое правительство в середине 2000-х хотело ограничить время учебы максимум семью годами, случились студенческие бунты. Когда несколько кряду предыдущих правительств осторожно пытались повысить пенсионный возраст, случались студенческо-пенсионерские бунты, и правительство бросало эту затею.