Длинные тени - Лана Туулли

Насчет похищения. Помнишь, чего ты боялась летом, затевая авантюру с раскопками Золотого Города? Представь, вдруг кто-то ошибся, и похитил из «Алой розы» Джою вместо тебя. Как тебе версия? Она, кстати, объясняет, почему девушка не желает иметь с тобой ничего общего. Вполне нормальное поведение, ты не находишь?

Не понимаю намеков относительно Камюэль и Кармелы. Я был с ними всего лишь вежлив.

Привет Напе.

Логично?! Что ты называешь «логичным», алхимический перекормыш-недоучка? С Джоей я всегда была вежлива, и даже, в какой-то мере, заботлива. Меня заинтересовало ее нестандартное, чуть-чуть шизофреническое мышление и хроническая депрессивная меланхолия, я даже ее стихи выслушивала, в неограниченных количествах! Если ее похитили… нет, быть не может!.. она бы сбежала! Или, еще вероятнее, похитители бы разобрались и ее отпустили.

Или даже покончили с собой, только бы не слушать ее поэм.

Пойду потрясу Ньюфуна, авось разузнаю еще что-нибудь.

П.С. Кто есть Кармела?

П.П. С. Покорми птичку, а то она едва меня не клюнула, когда я вешала письмо ей на шею. Я.

Кармела — это твоя горничная. Что, неужели до сих пор не знаешь ее имени? В контексте подобной избирательной осведомленности довод насчет твоего «хорошего отношения» к Джое выглядит своеобразно.

Не гоняй Корвина по пустякам. У птицы, даже волшебной, есть предел выносливости. Мы с Вигом обдумываем возможности путешествия в Пелаверино. Конечно же, думаю я, и путешествовать буду тоже я… Но Виг весьма обеспокоен тем, как ведет себя амулет, предупреждающей о грозящей Джое опасности.

Фри-Фри, ты совершенно не сносен. Можешь спросить кого угодно из моих студентов, и даже любого из нынешних воспитанников: я — сама доброта и великодушие!

Надеюсь, в Пелаверино тебя ограбят и упекут в местную кутузку. Д.

Далия, не перетруждай птичку. Мы с Вигом заняты делом, чего и тебе желаю. Ф.

Каким делом вы оба так заняты? Просто спросила, из любопытства. Д.

Мэтр колдует, я за ним слежу. Далия, ты невыносима. Ф.

А ты — хам.

Ну вот, чему ты научил ворона, что он клюется, как чокнутый дятел?

— Эй, куда полетел?! Я еще письмо не прицепила!..

Университетский квартал, вечер того же дня

— Гномы — это хорошо, — убежденно заявил господин Ницш. Капрал Врунгель тотчас же согласился. — Надежные стены, качественная сталь и пинтовые кружки для пива. А само пиво? Ты когда-нибудь был в Триверне?

Врунгель, как раз в этот момент приложившийся к фляжечке разговорчивого сотоварища, отрицательно покачал головой.

— А я был, — ностальгически вздохнул Ницш. Рассеянно забрал булькающее имущество, вытер горлышко и отпил глоток. — На винограднике работал. Знаешь, какие у гномов виноградники?

Компаньон напряг память:

— Их, кажись, еще эльфы выращивали?

— Ага. — фляжечка снова перешла из рук в руки. — Остроухим позудело доброе дело сделать. Вот гномы их добротой и попользовались. От кузен-плавилен жар идет? Идет. Внутри горы коротышки хозяйничают, а на склонах, получается, только колючки растут? Там даже редкая коза удержится… Вот эльфовские друиды и поколдовали. А гномы, не будь дураком, вокруг лоз теплицы возвели, да такие занятные, знаешь, стекло там, трубы с горячим воздухом. А рядом еще теплицы, с хмелем. Длинные такие заборы, и на них хмель, хмель, листья зеленые, шишки спелые, а запах — ах! Аж голову дурманит. К винограду коротышки людей еще допускают, а к хмелю — ни-ни. Мы ихнюю винокурню сторожили, говорим — так мол и так, давайте за полцены и за пивоварней присмотрим, мешки с ячменем пересчитаем, бочки передвинем — ну, по-родственному, как своим. А они — нет, и давай опять дылдами обзываться.

Врунгель посочувствовал. Фляжечка булькнула. И еще раз.

— Так что можешь мне поверить — гномка заперлась, чтоб рассаду хмеля выводить, — заявил бывалый Ницш, кивая на темные, закрытые ставнями окна «Алой розы».

Наблюдение за подозрительной ресторации велось с крыши соседнего дома, которую слуги закона захватили под предлогом секретной и тайной операции Министерства Спокойствия. Хозяева дома в спешном порядке паковали вещи и договаривались с друзьями, что поживут у них, пока «всё не утрясется»; не подозревающие о том, что только что подарили журналистам «Талерина сегодня» завтрашнюю сенсацию, служаки налаживали межличностный контакт. Где бывал, кого поймал, сколько бандитских стрел получил в качестве неформального вознаграждения…

Вечерние сумерки сгущались, «Алая роза» оставалась темна и таинственна.

— С чего Кордсдейлам-то хмелем заниматься? — вдруг всхлипнул Врунгель. Сейчас, когда содержимое фляжки подошло к концу, у него вдруг зачесались глаза, и всколыхнулось сердце половодьем чувств. — Они там у себя, в Орберийских горах, всякие мягконическыя машчины сооружают. Сама идет, машчина эта, породу возит, или, допустим, колесо водяное толкает. Как тролль. Только тролля, если кнутом хлестануть, он взбесится и тебе же шею сломает, да и кнут не пощадит, и машчины — вежливые. На них коротышки с кувалдами бросаются, а машчины кланяются, да приговаривают — спасибо, дескать, за науку, господин борода, всё сделаю, как вы велите…

— О как! — изумился старый полицейский достижениям гномьей техники. — Я и не знал, что гномы могут машчинами троллей перевоспитывать…

Фляжечка булькнула. И еще трижды — тема была поднята важная, ресторация стояла тихая, тут требовалось размышление взвешенное и трезвое.

— А еще чего гномьи машчины делать могут? Для того, чтоб вагонетки толкать или воду качать, много ума не нужно. А вот может ли машчина сделать, например, яичницу с салом? А? Это ж тебе не просто так, это ж думать надо! Класть зеленый лук или петрушкой обойтись, перчику добавить, или там картошечки сыпануть?

Прежде, чем Врунгель нашел ответ на столь философический вопрос, произошло некое событие. Оно было связано с объектом наблюдения, поэтому шпионы на время отложили разговоры и вернулись к своим профессиональным обязанностям. Ну, где-то наполовину профессиональным — Врунгель наслаждался честно заработанным выходным, а Ницш мог сторожить Университетский квартал в любой точке этого самого квартала. Или даже вообще в параллельной ей плоскости.

Одним словом, стоило на вечерней улице появиться группе неизвестных, стражи порядка притихли и прекратили пустые разговоры.

— Госпожа Напа! — постучал в двери «Алой розы» предводитель таинственных личностей.

Ответа не последовало.

— Стучи громче.

— Госпожа Напа! Это мы! Мы пришли ужинать!

Нет ответа.

— Госпожа Кордсдейл! — добавил второй. Постучался в маленькое окошко. — Вы спите, что ли? Мы — ваши любимые сочинители, и всего лишь за тарелку супа мы прочтем вам новый сонет!

— Или за котлетку…

— Или за порцию ребрышек…

— Или вообще за бутерброд! Госпожа Напа, вы же любите поэзию!

Нет ответа.

— Может, ее дома нет? — забеспокоились голодные поэты. Посовещались и предприняли попытку добраться до окон второго этажа. Знание стихотворной формы не всегда сопутствует поддержанию физической, поэтому попытка заняла какое-то время.

— Может, и в самом деле куда-то ушла? — забеспокоился Ницш.

— Не, дома она, — уверенно ответил Врунгель. Принюхался своим знаменитым носом и уточнил: — Рыбу жарит. Хорошую, жирную рыбину… И специй не жалеет. Ух, навернул бы я сейчас рыбочки, да под пивко, особенно тривернское…

На противоположной стороне улицы компания поэтов попала в неприятности. Что-то щелкнуло, сверкнуло отточенное лезвие, и четыре хорошо поставленных голоса слаженным воем выразили свой страх, растерянность и несогласие с волей богов.

— Попались, — радостно объявил Ницш. Похлопал компаньона по плечу, завинтил фляжечку и принялся выбираться из укрытия. — Пойду арестовывать. Вчера мэтра де Дьюра поймал, сегодня — целую компанию менестрелей-злоумышленников… Таким темпами я до конца месяца благодарность от начальства выслужу!

— Ага, — печально вздохнул Врунгель. — Ты иди, а я еще малость посторожу. Может, увижу чего…

После того, как Ницш увел в участок «таинственных незнакомцев», а по улице несколько раз пробежались местные жители, уверяя друг друга, что опасность ликвидирована, возгорания не произошло, и вообще, родные спокушники нас всех берегут, — до девяти часов вечера не происходило ничего сверхъестественного. Из «Алой розы» доносился аромат жареной форели; призрачный запах распространялся по впавшей в дрему заснеженной улице, заставляя господина капрала вздыхать и жалеть полупустое пузо. Потом в запертой ресторации послышался негромкий шумок — кажется, взмявкнул кот и пару раз хрюкнула свинка. Еще несколько минут спустя дверь скрипнула, приоткрывшись ровно настолько, чтобы выпустить наружу упитанного черно-белого кота.