Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть ты здесь действительно для того, чтобы работать над своей писательской техникой? Кажется, так ты сказал, когда приехал?
Он покачал головой, потом засунул руки за пояс штанов и кинул мне открытку. Обычная открытка с изображением бухты Халонг, сделанная под ретро: кремового цвета картонка, нарисованные островки в стиле туристического плаката середины ХХ века.
Я перевернула открытку: «Только ты можешь мне помочь. Я все еще здесь. Он говорит: “Я убью тебя, а потом себя”. Мне страшно».
– Но почему тебе? Почему не матери? Не в полицию?
– Она прислала мне это в феврале, перед набором. Наверное, потому что хотела, чтобы я притворился наивным учеником. Мама и полиция вызвали бы ненужный переполох, не смогли бы ей помочь, как тогда.
– А ты сможешь?
– Пытаюсь.
– И что ты узнал?
– Пока ничего. Поэтому и решил подкинуть письмо. Ты видела, как он занервничал?
– Ну да, я больше всех это ощутила.
– Он тебя ударил? – Антон спросил не с сочувствием, а скорее в ожидании обличения Адама.
– Нет. И он занервничал, потому что любил ее, любит до сих пор. Ему тоже больно.
– Ага, конечно. Это просто театр.
– Почему ты уверен, что открытка – это не шутка? Может быть, она решила проверить, верен ли ей тот щеночек?
Наверное, от удара Антона удержало только то, что несколько секунд назад он хотел обвинить в насилии Адама.
– Ты не знала ее.
– Только из ваших рассказов.
– И что он рассказал?
– Что она была невероятно талантлива и все к ней тянулись, но не могли достать до вершины. Что у нее была слабость к печальным глазам. – Я специально выделила эту фразу и, чуть-чуть помолчав, продолжила: – Она изменяла ему, но всегда возвращалась.
– Конечно, он выставил ее эгоистичной сукой.
– Ты тоже.
Антон растерянно крутил открытку в руках, большим пальцем руки пытаясь пригладить растрепанный уголок. Потом резко встал, но у двери остановился и жалобно спросил:
– Ты ведь не расскажешь ему?
– Если ты больше никого не подставишь. Из-за тебя вылетел парень.
– Он хотел уехать.
– Откуда ты знаешь?
Он шумно выдохнул, но промолчал.
– Твои ночные вылазки?
– Угу. Он как-то меня увидел бродящим по их территории.
– И ты решил избавиться от него? Следующей буду я?
– Дослушай! Мы с ним поболтали, им, оказывается, и друг с другом нежелательно разговаривать, а он сходил с ума от молчания. Это не его место, ему нужны коммуникации, друзья. Но уехать – значит сдаться, не это ли и нам внушают? Тем более что за следующие три месяца молчания они еще больше нас заплатили. Вот он и терпел, не осмеливаясь уйти. Я просто помог.
– Мне помогать не надо. Я хочу здесь быть.
– Дура!
– Лучше знать, что ты – дура, чем верить, что ты самый умный.
Он насмешливо фыркнул и вышел.
Глава 24. Василий Суриков. «Енисей»
Антон вернулся через час. Растормошил меня, спящую, и спросил:
– Ты ведь не расскажешь ему?
– Подумаю, – пробурчала я, поправляя перекрученную на талии футболку и ища рукой простыню.
– Я не против кого-то. Я просто хочу узнать правду.
– Неубедительно. Если ты такой борец за честность, то просто спроси у них. – Меня все раздражало.
Липкое тело, тяжелая голова и необходимость думать, чтобы отвечать на вопросы. Я чувствовала, что еще один ответ на его вопрос, и я не смогу заснуть до утра.
– Может быть, так и сделаю. Но, пожалуйста, не говори никому. Просто представь, что ты не знаешь об этом. Это не вопрос преданности. От тебя зависит жизнь Ады.
– От меня?
– От тебя в том числе.
– Ну, конечно. Сначала ты называешь меня сукой, а теперь еще и перекладываешь ответственность за чью-то жизнь.
– Хорошо, ты ничем мне не обязана. Никому не обязана. Просто не мешай, ладно?
– Нет.
– Что «нет»?
Я замолчала. Хотелось его помучить.
– Что «нет», Роза?
– Я не хочу быть в стороне. Мне страшно, – соврала я. – Пожалуйста, рассказывай мне все. Я попытаюсь тебе помочь. Я могу попасть к нему в дом. – Даже сейчас стыдно признаваться, но мне нужен был этот предлог, чтобы в своих собственных глазах оправдать себя, свои визиты к Адаму.
– Серьезно? Что произошло той ночью у него?
– Мы… рисовали, – сказала я таким тоном, чтобы он понял, что не только рисовали. – Он сказал, что я могу прийти еще.
– Порисовать?
– Нет. Я пишу рассказ для его сайта. Вот, – сказала я с застенчивой гордостью, но он никак не отреагировал на это. – Я могу приходить, чтобы показывать свою работу, править ее и так далее.
– Ты правда хочешь помочь мне?
– Нет. Но я ведь часть этой истории. Я боюсь. Не только того, что могло случиться с Адой, но и тебя.
– Меня?
– Тебя. Из-за тебя ушел парень. Ты говоришь, что он хотел. Но ты даже не спросил его прямо. Я хочу, чтобы у тебя был кто-то для совета.
Я чувствовала, как он хотел сказать что-нибудь саркастическое и послать меня. От него как будто бы исходили ядовитые пары.
– Давай попробуем.
– Хорошо. – Я совсем потеряла сон. Села на матрас, натянула футболку на колени, чтобы выглядеть более трогательной. – Расскажи мне все, что ты узнал.
– Я же тебе сказал, что ничего.
Мы замолчали. Мне казалось, что отвернуться к стенке и попытаться уснуть – это значит поверить ему. Тем более что Антон не уходил. Мне хотелось дать ему шанс рассказать что-нибудь невысказанное.
Обычно ночами он сам начинал говорить. Неловкое молчание жужжало каким-то насекомым у порога. Луна уже не светила в окно, наверное, сейчас она золотит кудряшки Риты или вихрастую челку Савы, соблазнительно манит их мерцающей дорожкой в море.
«Почему у них так поэтично и в то же время легко?» – быстро мелькнула мысль, и, не успев ее обдумать, я сказала:
– Пойдем купаться в лунной дорожке!
– Луны уже нет, там тучи. – Антон подошел к окну и с опаской выглянул.
– Ну, тогда просто искупаемся. Я никогда не плавала ночью в море.
– Это опасно.
– Прогуляемся?
– Я не хочу, чтобы нас часто видели вместе. Если
