Кошмар: моментальные снимки - Брэд Брекк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что казалось смешным 36 часов назад, сейчас нагоняло грусть. Мне было жаль майора. Мы повеселились за его счёт. Но ведь изначально это была его идея выкрасить кабинет в жёлтый цвет, а инструкций он не оставил, так что…
Шейте пуговицы на бельё вашей матушки, сэр!
Стол и кресло были жёлтые, и окна, и картотека, и корзина для мусора, и семейные фотографии, — всё, в общем…
Что если генерал заглянет к нему в кабинет? Как он удивится. И что ему скажет майор? Что будет делать? Как он это объяснит? Господи, и как он сможет это объяснить? И что ему за это будет?
Мы не ведали.
«Это всё Брекк и Бауэрс», скорее всего, скажет он. И в этом, наверное, будет заключаться всё объяснение, которое потребуется.
Генерал прекрасно всё поймёт и посочувствует ему. Конечно, мы не хотели, чтобы из-за наших проделок он попал в беду. Мы любили его. На самом деле. Мы его очень сильно любили. Поэтому сделали то, что сделали. Только чтобы раззадорить его немного, чуть-чуть подразнить.
Но это нам же и аукнулось.
Только одну вещь удалось исправить после того, как мы выскользнули из кабинета…
Поменять лампочку. Лампочку, ради всего святого!
Как мило. Интересно, кто её заменил?
Через несколько дней мы с Билли снова отправились в увольнение и не вернулись. Мы нашли пару тёлок и провозились с ними всю ночь. Мы не торопились. Следующий день был выходной. В воскресенье в 9 утра мы, шатаясь, вернулись в ЮСАРВ. Как раз ко времени церковной службы, волшебного представления. Но церковь находилась в городе. В ЮСАРВ такого удовольствия не наблюдалось. Печально, это то, что нам было нужно…
По пути в казарму, где мы надеялись отдохнуть от ночи страстной любви, мы заглянули в отдел информации — узнать как дела и поздороваться с ребятами.
Едва я открыл дверь барака, на меня налетел сержант Темпл. Он просто кипел от того, как мы подгадили его приятелю сержанту Харкинсу. И что сотворили с кабинетом майора Бум-Бума.
— Брекк, ко мне…
— Ну что ещё, сардж?
— Где ты был прошлой ночью?
— Не скажу…
— Я серьёзно…
— О, если вы серьёзно, это меняет дело.
— Итак, где ты был?
— Там…
— Где?
— Просто там.
— Растолкуй-ка мне, Брекк…
— Мы с Билли отправились на выход. Со мной была красивая цейлонская цыпка, сардж, у неё была гладкая бронзовая кожа, а сиськи торчали вот так и…
— Ты сегодня пропустил подъём.
— Разве?
— Именно.
— Ну так что, кому какое дело…
— Мне есть дело.
— Вам? — я посмотрел ему в лицо, округлил глаза и приоткрыл рот — в общем, не поверил.
— Мне…
— О…
— Мне не нравится, когда мои люди всю ночь таскаются по шлюхам.
— Сержант, я не ваш человек. Я свой человек. Делаю что хочу. Я уже большой мальчик. Мне не нужен папочка, объясняющий, как себя вести в Сайгоне…
— Из-за вас, ребята, другие могли попасть в беду…
— Если б что-нибудь случилось, то могли бы. Но ничего не случилось, сардж. Я и Билли всего лишь немного повалялись, как хорошие солдаты.
— Там вас могли убить.
— Нас могли убить везде, особенно в городе. Вы хотите меня отстранить от развоза прессы?
— Я просто говорю, что мне это не нравится.
— Ладно, вам это не нравится. Но мы вернулись и с нами всё в порядке. Сегодня у нас выходной. Поэтому не огорчайтесь. Мы никуда вечером не пойдём. Хорошо, папочка?
— Хочешь просто так всё забыть, а?
— А что ж ещё?
— Я вот ночую в общежитии.
— Ха-ха, это ваши проблемы, сержант. Мне приятнее спать с девочками…
— Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты вышел сегодня на работу.
— Чёрт подери, сардж, у меня выходной! Мой выходной!
— Я серьёзно, Брекк. Бегом в казарму, переодевайся и мигом сюда.
— Сержант, вашу мать, а как же мой выходной?
— По соображениям военного времени он отменяется.
— О чёрт! В гробу я видал вашу войну! Вы что, идиот? Да я же с похмела, посмотрите на меня. Я едва ноги передвигаю. Билли и я, — говорил я, напирая грудью, — всю ночь мочили член, а не резались в канасту[6] в общаге.
— Даю тебе 30 минут.
— Да ладно, сержант…я не в состоянии работать.
— Шевелись.
— Конечно-конечно, увидимся, хорошего вам денька, сержант. Вот вам 10 донгов, покормите в зоопарке обезьянок… — сказал я и бросил на его стол монету.
Мы побрели в казарму. Я пошарил в сундучке, откупорил бутылку «Джонни Уокер», и мы снова начали пить.
Едва я сделал пару глотков, как пришёл дежурный и сказал, что мне звонят. Это был сержант Темпл.
— Что-то сегодня у Темпла стоит на тебя, Брэд, — хмыкнул Билли, сидя на койке и расшнуровывая ботинки.
Я пошёл в дежурку и схватил трубку.
— Слушаю… — раздражённо сказал я.
— Кажется, ты должен быть на работе, Брекк!
— No habla Ingles, senor[7]…
— Сейчас же!
— No habla, чёрт возьми!
— Я приказываю, Брекк. Советую не выводить меня из себя!
— Подумаешь, блин! Какого хрена ты мне сделаешь, если я не явлюсь? Разжалуешь в рядовые, отправишь во Вьетнам, на передовую, в голову колонны, чч-о-о-орт?…
— Предупреждаю…
— А я тебе говорю: у меня выходной. Я его дождался. И тебе его не забрать. Конец связи.
Швырнув трубку, я отправился приканчивать виски в казарме на пару с Билли. Через десять минут Темпл позвонил опять.
— Рад вас слышать, сержант. Но что вам нужно? Разве вы не понимаете, что портите мне мирный сон?
— Я приказывал тебе явиться на работу.
— По какой такой причине?
— Здесь не нужны никакие причины.
— Тогда извините, но я занят, вы набрали неправильный номер.
— Предупреждаю в последний раз, Брекк. Если ты не явишься через пять минут, у тебя будут проблемы. Не заставляй меня делать это…
— Всё? Закончили?
— Это последнее предупреждение.
— Ну и спасибо за это Господу. А сейчас оставьте меня в покое и возвращайтесь в отдел.
— БРЕКК!
— До свидания, сержант, sin loi…
Я повесил трубку и снова вернулся к выпивке. Через десять минут в третий раз пришёл дежурный с известием, что меня хочет видеть майор Либерти у себя в кабинете, да поживее.
И в третий раз мне вкатили 15-ую статью за неподчинение и отказ выполнять прямой приказ.
Старое говно: запрет покидать расположение роты в свободное время в течение двух недель, ежедневно три рабочих часа сверх положенного и штраф в 50 долларов.
Похоже, майор Либерти тоже ничему не научился. Ведь наказание не изменит моего поведения. Я ненавижу армию. Я не буду подчиняться приказам. В гробу я их всех видал!
Майор приказал мне явиться в отдел и сказал, что если я откажусь на этот раз, он лично проследит, чтобы я предстал перед трибуналом.
Бли-и-ин…
Поэтому я пообещал ради него. Смирился с неизбежностью. Я надел форму, соснул ещё несколько раз из бутылки, и через час, готовый, поплёлся в отдел.
Темпл улыбался до ушей, как чеширский кот. Он решил, что я проиграл.
Я покажу ему, кто проиграл…
— Окей, сардж, вы победили, вот он я. Весь ваш. Что мне нужно делать: целовать вашу задницу, облизывать ваш член?
— На сей раз доставка прессы. Ты знаешь город, поэтому будешь за рулём.
Мой язык вывалился и шлёпнулся о живот.
— То есть вы хотите сказать, что подвели меня под 15-ую статью и заставили притащиться сюда ради какого-то грёбаного развоза прессы? Ну вы, бля, служивые, и наглецы! Ну и нахалы!
Как у всех кадровых, у Темпла был пунктик насчёт короткой стрижки: чтоб было выбрито за ушами, чтоб голова щетинилась набриолиненным ёжиком с цифрой «1955» на макушке. Зуб даю, по вечерам в общежитии он слушал пластинки Билла Хейли и группы «Кометс», с него станется. Застрял где-то в пятидесятых…
В тот момент я пожалел, что не мастер кунг-фу и не могу голыми ногами развалить на части этого кривоногого простофилю, выбить уму глаза большим пальцем ноги и скормить останки медведям в сайгонском зоопарке.
Долбаные кадровые всегда домогались власти, которой не заслуживали. Вставляли тебе по самое не хочу. Путали твои карты. Кромсали твои мозги.
Но и призывники могли засадить кадровым.
Появился майор Бум-Бум. Весь из себя несчастный. Я вздохнул.
— Брекк, ты одет не по уставу! — рыкнул он, увидев меня.
Я смотрел на него снизу вверх.
— Ты выглядишь, как чмо.
— Не знал, что вы пользуетесь таким языком, сэр. Не слышал раньше, чтобы вы ругались.
— Знаешь, на кого ты похож?
— Нет, а что?
— Рубаха не заправлена.
— О Господи, забыл, сейчас заправлюсь. Что ещё?
— Нет головного убора.
— А чёрт, забыл надеть.
— Ботинки не чищены, шнурки не завязаны.
— Это всё мамасанки! Они во всём виноваты. Не почистили ботинки, потому что меня не было в казарме сегодня ночью. Ничего не могу поделать. Так уж получилось, сэр.