Скворцы и Проклятые самоцветы (СИ) - "dadagi"

Еще на первом курсе они сдвинули свои койки вместе и сейчас валялись на этом огромном ложе, болтая обо всякой ерунде. Ну не уроки же в пятницу учить, честное слово. Мира хихикнула:

– Он считает нас старомодными девицами, которые неспособны принять его глубокие чувства к Инне. Но это не супружеская спальня.

Ника согласно хихикнула. Марина Солнцева, бывшая соседка Инны, достаточно много занималась – легилименцию сложно обуздать, хотя в школе есть учителя. Так что в то время влюбленные могли проводить вместе много времени. Когда Инна жила в комнате одна, им тем более никто не мешал уединяться… ну, кроме старосты общежития, что гоняла парней после комендантского часа.

– Мы старомодны, – согласилась Ника с хитрой улыбкой, – вот лично я верю в любовь с первого взгляда и вечную верность друг другу. Непременно встречу парня, с которым буду счастлива всю жизнь.

– Помолись, чтобы это был не Воронцов, – хмыкнула Мира.

Вася пару раз заходила к ней жаловаться на жизнь и Макса. Она не может рассказать все это подругам, те просто не понимали причин, а у Томы есть лишь один путь решения проблем – чем-нибудь тяжелым по макушке. Поэтому жаловалась Рудецкая посестре довольно часто. До переезда Инны, конечно.

– Ой, да нормальный парень Макс, – махнула рукой Ника. – Могу дать абсолютную гарантию, что он ее действительно любит.

– Он маг разума, – напомнила Мира. – Уж для него скрыть эмоции – плевое дело.

– А кто сказал, что я эмоции чувствую? – улыбнулась Ника. – Я видела будущее. Он любит ее.

Мира тут же привстала на локтях, с удивлением смотря на подругу:

– Ты его видела в будущем? Как? И что с Васей? Он… он…

Ника обиженно надула губы:

– Я не буду рассказывать это видение. Ты расскажешь Васе, а она все испортит просто из вредности. Видения – не предсказания, они могут быть изменены.

Мира сердито насупилась:

– Это важно! Он же Воронцов!

– Ну не Кощей же Бессмертный, – беззаботно отмахнулась Ника.

– Кощей бессмертный – мой дальний родич и его уже, слава предкам, прибили. А Воронцовы вполне себе живы, процветают и никому в мире не известно, что у них в голове.

Ника закатила глаза. Когда дело касалось близких людей, Мирослава становилась жутко надоедливой и прилипчивой. Хуже Вершкова. Поэтому Ника перекатилась на кровати, почти свалилась на пол, приземлившись на пол ладошками и коленями, а затем вскочила на ноги и подбежала к туалетному столику:

– Я же говорю: он ее любит. Ничего плохого он ей не сделает.

– То, что ты видела один момент из будущего, не гарантирует, что он ее потом не разлюбит. Или что он расскажет отцу, а тот будет не столь влюблен, как его сынишка. Или…

– Ой, все, – прервала подругу Ника. – Вот так захочешь поделиться с тобой чем-то добрым, светлым, радостным, а ты сразу паранойю включаешь. Твоя Вася сама кому угодно голову откусит и не поморщится. И я пойду гулять. Смотри, какая теплынь для октября! Быть может, это последний теплый день в этом году.

Мира с сомнением посмотрела в окно. Вообще-то на улице было холодно. Температура – не больше десяти градусов тепла, хотя без ветра. Ника же, пока ее подруга пялилась в окно, нацепила на голову шляпку – фиолетовая, с небольшой брошью и пером в качестве украшения узких полей.

– А ты сиди тут, – приказала Ника. – Я не буду гулять с такой ворчуньей, как ты. Пойду к твоей Томочке. Вот уж она человек веселый, не будет мне нотации читать.

Накинув длинное пальто в цвет шляпки, Ника гордо вышла за дверь. Мира же устало откинулась на подушки. Как же сложно с этими девчонками!

***

В комнате парней по вечерам царил полнейший хаос. И имя этому хаосу – Богдан. У молодых Волковых часто так – лет до тридцати им хватает четырех-пяти часов сна, а в остальное время они бодры и энергичны. С чем это связанно, Макс не разбирался. Пока. Но, если бы было разрешено изменять генетику и магические наследия сейчас, он бы выключил эту функцию у Богдана. Если бы нашел, конечно.

Жить в одной комнате с крайне энергичным человеком – удовольствие сомнительное. Встает ни свет ни заря, тут же разводит бурную деятельность, начинает кипятить чайник, резать бутерброды, а иногда еще и омлет с кухни притащит. Нет, он не шумит по утрам. Ходит почти бесшумно, дверьми не хлопает, к соседям не пристает. Но запах свежего кофе и горячего омлета бодрит не хуже, чем ведро холодной воды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хуже по вечерам. Наверное, это связано с тем, что оборотни – ночные охотники. И когда появляются первые звезды, у Богдана включается какой-то моторчик. Он становится невыносим. Сейчас часть гиперактивности достается Кате, Богдан ее выгуливает каждый вечер и вроде даже девушка пока не мечтает прибить его по-тихому, но к отбою он возвращается. Довольный жизнью, собой и Катей. Начинает петь, лезть ко всем с вопросами, внезапно решает убраться, найти что-то вообще-то ненужное… в общем, сходит с ума по принципу кошки на валерьянке.

Сегодня, впрочем, он рисовал план женского общежития. Ползал вместе с Ратмиром по полу, где расстелили огромную схему, переписывали с листочка жителей каждой комнаты. Делалось это для завтрашней ментальной карты: так будет проще определить слепые пятна в видении того вечера.

В окно забился бумажный мотылек, Ярослав, почти не глядя в ту сторону, распахнул створку окна и бумажное создание упало прямо перед Максом. Он недоверчиво проверил его чарами. Все чисто. Развернул мотылька – вот же кто-то не ленится изучать оригами, когда можно обычный самолетик послать – и вчитался в крупные кривоватые буквы.

“Нужен ты один для помощи Васе. Срочно! Пожалуйста, не привлекай внимания и не бери с собой свою кавалерию. Мы в моей комнате. Быстрее.

Тамара Фамусова”

Макс коснулся немного опаленного участка бумаги – так Тома передала ему своеобразное послание. Во-первых, что это точно она. Во-вторых, что ей очень страшно. Макс голой силой сжег бумажного посланника. Ярослав поморщился от запаха гари и удивленно посмотрел в его сторону.

– Что это?

– Прогуляюсь. Ничего страшного, просто поговорить надо кое-с-кем, – покачал головой Макс, вставая из-за стола.

Прошелся прямо по огромной схеме здания, обул ботинки у входа и вышел из комнаты. Попасть в женское общежитие после отбоя? Он еще никогда такого не делал. Можно, конечно, просто зайти, подвинув в сторону старосту общежития – что она ему сделает? – но Тома просила не привлекать внимания. Поэтому он вспомнил схему на полу, нашел в ней нужную комнату, а потом зачаровал обычную палку, благо в Бёрё он тоже играл в дворовой квиддич без метел, и взлетел к нужному окну. Тихо постучался. Открыла Тома. Взволнованная, с заплаканными глазами.

– Что-то с Васей? – обеспокоенно спросил он.

До этого все происходящее казалось ему не особенно серьезным, а сейчас стало по-настоящему страшно. Он думал, какая-нибудь девчачья шутка, в которой Вася гордо не хотела принимать его помощь. Но сейчас он понял, что с ней просто что-то могло случиться. Его дед потерял свою любимую. Она умерла совсем молодой, еще даже не став его женой. Он женился поздно, брак был несчастным и больше всего дед мечтал умереть, а не заниматься политикой. Сейчас у Макса на секунду даже сердце замерло – если что случится с Васей, он не хочет жить так, как дед. Живой труп, не иначе.

Тома потянула его за рукав куртки, затаскивая в личные комнаты.

– Прокляли Нику, это лучшая подруга Миры. И Мира полезла за ней в Навь. Что-то пошло не так, – тут Тома всхлипнула.

На сдвинутых вместе кроватях лежали вповалку три девушки. Все словно выцветшие, посеревшие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Вася пошла вытаскивать их, – холодея, сказал Макс.

Он не умеет полноценно колдовать в Нави. Он еще не научился этому. Как он ее вытащит, если даже лучшие колдомедики не смогли?

– Позови Ягу, – приказала Тома стальным голосом.

Макс непонимающе посмотрел на нее. Губы плотно сжаты, в глазах такое отчаянье…

– Ягу?

– Ты – менталист. Ты можешь говорить так, что она тебя услышит.