Герои Курской битвы - Сергей Егорович Михеенков

Из-за укрытий выползли „тридцатьчетвёрки“ и, на ходу перестраиваясь в боевой порядок, ринулись на врага. За танками двинулись цепи пехоты.

Я чувствовал себя неспокойно. Для меня, как я уже говорил, не было секретом, что 88-мм орудия „Тигров“ и „Фердинандов“ пробивают броню наших танков с расстояния 2 километров. Вряд ли в этом случае „тридцатьчетвёрки“ смогут выиграть бой в открытом огневом состязании. Но есть недостаток и у тяжёлых танков врага — плохая манёвренность. Вот этот недостаток можно прекрасно использовать при засадах. Пока стальная громада развернёт башню, легко маневрирующая „тридцатьчетвёрка“ может произвести несколько прицельных выстрелов.

Уже первые донесения с поля боя под Яковлевом показывали, что мы делаем совсем не то, что надо. Как и следовало ожидать, бригады несли серьёзные потери. С болью в сердце я видел с НП, как пылают и коптят „тридцатьчетвёрки“.

Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом Ватутиным и ещё раз доложить ему свои соображения. Но едва переступил порог избы, как начальник связи каким-то особенно значительным тоном доложил:

— Из Ставки… Товарищ Сталин.

Не без волнения взял я трубку.

— Здравствуйте, Катуков! — раздался хорошо знакомый голос. — Доложите обстановку!

Я рассказал Главнокомандующему о том, что видел на поле боя собственными глазами.

— По-моему, — сказал я, — мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.

— Что вы предлагаете?

— Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние 300–400 метров и уничтожать их прицельным огнём.

Сталин некоторое время молчал.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Вы наносить контрудар не будете. Об этом вам позвонит Ватутин.

Вскоре командующий фронтом позвонил мне и сообщил, что контрудар отменяется. Я вовсе не утверждаю, что именно моё мнение легло в основу приказа. Скорее всего, оно просто совпало с мнением представителя Ставки и командования фронта».

В мемуарах Катуков подчёркнуто вежлив и дипломатичен. Как было на самом деле, кто знает. Что ж, и это тоже черта его характера.

7

Шестого июля XXXXVIII танковый и II танковый корпуса СС отразили контрудар наших танков, провели мощную артподготовку и снова двинулись вперёд.

А Катуков отправился в 3-й механизированный корпус, к Кривошеину. Там на узком участке фронта, пытаясь пробиться вдоль Обоянского шоссе, противник бросил до двухсот танков. Над Яковлевом и окрестностями стоял гул, слышались удары, как будто чем-то чугунно-железным пытались проломить землю. Высоко в небо поднимался гигантский столб дыма, пыли и гари, чёрным облаком закрывая солнце.

Командира корпуса Катуков отыскал в овраге. Офицер охраны повёл командарма вниз по едва заметной тропе. На дне оврага под деревьями стоял его штабной автофургон. К нему тянулись разноцветные телефонные провода. Рядом была отрыта щель — на случай обстрела или бомбёжки. Фургон был основательно потрёпан, побит осколками. В нём генерал Кривошеин колесил по фронтовым дорогам вместе с женой.

Кривошеин стоял возле телефонного аппарата и что-то кричал в трубку. Увидел командарма, положил трубку, одёрнул гимнастёрку и приложил ладонь к козырьку:

— Товарищ командующий, противник начал очередную атаку.

— Это я и сам вижу… Какими силами?

— Большими, — хмуро продолжил командир корпуса. — На участке корпуса до четырёхсот танков.

— Не преувеличиваешь, Семён Моисеевич?

— Какое там преувеличиваю! Только на позиции Горелова — сто танков! Только что доложил. На позиции Бабаджаняна — семьдесят!

Наблюдательный пункт был оборудован на чердаке бревенчатой постройки, то ли сарая, то ли овина. Часть гонтовой кровли была снята, в щели стояла стереотруба, рядом на ящике сидел офицер, придерживая на коленях планшетку. На чердаке царили сумерки. Сумеречным казалось и небо, открывавшееся над НП. Солнце окончательно заволокло дымом. В этом кромешном дыму, словно злые осы, метались, вертелись самолёты, обливая друг друга трассирующими струями. Внизу ничего нельзя было разглядеть. Лишь вспышки танковых и противотанковых орудий, кинжальные, встречные. Сошлись так, что уже и не разойтись.

Наконец, зазвонил полевой телефон. Кривошеин принимал доклады командиров бригад. Те сообщали, что атака отбита. Все вздохнули с облегчением.

Корпус Кривошеина закрывал 19-километровый участок фронта.

— Надеюсь, Семён Моисеевич, что ты понимаешь — это только начало, — перед отъездом в бригады сказал Катуков. — И всё же поздравляю. Держись.

Для 3-го механизированного корпуса 6 июля был, пожалуй, самым трудным днём. Восемь раз Гот бросал на Яковлево свои танки. Восемь раз катуковцы гасили атаки, нанося противнику потери в живой силе и танках. С каждой из атак противнику всё труднее было восполнять свои ряды.

Непосредственно у Яковлева оборону держала 1-я гвардейская танковая бригада полковника В. М. Горелова[79]. Его Катуков знал как храброго офицера и поистине талантливого командира-танкиста. Танковое дело он знал досконально. Службу начинал командиром экипажа. Летом 1941-го под Гульском со своим полком провёл успешную танковую атаку и буквально смёл до батальона боевых машин 13-й танковой дивизии немцев. Вывел из окружения остатки полка из района Новоград-Волынского. Под Ржевом поздней осенью 42-го в танке водил свою бригаду в бой. Экипажи, артиллерийские расчёты и мотострелковые батальоны 1-й гвардейской танковой бригады отличатся и здесь, под Обоянью. И бригада, и её командир будут награждены орденами Ленина.

На Яковлево наступала одна из лучших танковых дивизий СС — «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Именно их атаку Катуков и наблюдал утром с КНП генерала Чистякова.

На КП полковника Горелова Катуков прибыл в самый разгар боя. Бригада, стрелковые части 6-й гвардейской армии и артиллеристы истребительно-противотанковой бригады отбивали очередную атаку эсэсовцев. Яковлево Готу нужно было позарез — выход на Обоянское шоссе. Именно вдоль шоссе Белгород — Обоянь танки «Лейбштандарта» и атаковали.

Горелов доложил, что бригада держится, но силы на исходе. Во 2-м батальоне всего десять машин. Во время последнего боя на рубеж, который защищал батальон, артполк и гвардейцы генерала Чистякова, наступали 70 танков. Ещё один нажим немцев, и в батальоне гвардии майора Вовченко останется шесть-семь машин.

Полковник Горелов рассказал о подвиге командира взвода лейтенанта Шаландина. «Тридцатьчетвёрки» Шаландина стояли в засадах. Окопанные и тщательно замаскированные танки подпускали немецкую бронетехнику на близкое расстояние и поражали в борта двумя-тремя точными выстрелами. Экипаж Шаландина уничтожил два «Тигра» и «Пантеру». Вскоре его обнаружили и открыли огонь с дальней дистанции. Соперничать с немецкими тяжёлыми танками, их дальнобойными орудиями на таком расстоянии он не мог. И тем не менее, понимая, что обнаружен, но сменить позицию уже не сможет, продолжил вести огонь по доступным целям. Ещё работала связь. Шаландин передал, что после нескольких попаданий ранены механик-водитель и стрелок-радист. Потом была повреждена пушка и стало трудно вести