Агния Барто - Борис Иванович Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И его ветвях укрывались наши дозорные — и словно с горной вышки просматривали всю окрестность. Этот дуб-великан был не просто опален огнем: он получил смертельную рану в бою, и его обугленный остов, гордо возвышающийся над окружающей молодой порослью, становится символом подвига, героики, высокой романтики. Да, здесь старый дуб, опаленный огнем той войны, от исхода которой зависели судьбы всего мира, предстает перед нами как одно из возвышенных воплощений стойкости и мужества наших людей,— воплощений настолько романтически возвышенных, а вместе с тем и впечатляющих, что мы понимаем: он прекрасен той красотой мужества и величия, какая и не нуждается во внешнем изяществе и благообразии для того, чтобы внутренне захватить нас, пленить наше чувство, потрясти наше воображение. Этот дуб
Летним утром ранним Был смертельно ранен.Так завершается это стихотворение, перекликающееся с традиционными образами старинных легенд и преданий, а вместе с тем подлинно современное по своему характеру, ибо все в нем пронизано той героикой, какая так же необходима в дни созидания, как и во время войны.
Стихотворение «Старый великан» зовет к подвигу, к большому настоящему делу, к преодолению любых испытаний, какие могут встретиться на нашем пути, и оно настолько зрело и выразительно в своей цельности и глубине, что могло бы стать достоянием хрестоматий.
Под стать ему и другое — «Тропинка», так же насыщенное духом романтики и героики и так же напоминающее о днях борьбы с фашистскими захватчиками.
Девочки заблудились в лесу, и тропинка завела их в болото. Автор не жалеет красок, чтобы изобразить крайне мрачную картину:
Тропинка в чащу завела. Не проберешься в чаще: Деревьев мертвые тела, А рядом лес молчащий.А вокруг такая трясина, в которой можно и пропасть...
И все же смекалистые девочки не растерялись, выбрались из трясины, ушли от беды и, само собою разумеется, поносят тропинку, уведшую их в болото, на все корки:
— Тропинка виновата! Ишь, завела куда-то!..Но эта тропинка, если бы только могла говорить, сказала бы им о том, что с ее помощью в лесу надежно укрывались партизаны, отлично знакомые с этой местностью, а за ними гнались фашисты, которых она и завела в непролазную топь.
Я партизан тогда спасла, Они ушли с рассветом...—так могла бы поведать тропинка — если бы заговорила! — и само это стихотворение насыщено такой героикой и романтикой, какие не могут не захватить помыслов и воображения юных читателей...
Рядом со стихотворением «Старый великан» и «Тропинка» встает другое — «Голоса Артека», отвечающее их возвышенному духу и такое жизнерадостное и мажорное, что ему впору звучать на школьных вечерах и пионерских сборах — столько в нем задора, молодой энергии, словно бы переполняющей его, безудержно рвущейся через край, чтобы захватить и своего юного читателя:
На юге, на юге, В республике горной, С утра распевают Горластые горны...—и разве можно не откликнуться на их зов и их голоса, звучащие так слитно и широко, словно они призваны заполнить весь мир, ознаменовать начало какой-то новой неизведанной и влекущей жизни, небывалых открытий и свершений!
Стихотворение повествует об одном из неизменных обычаев в распорядке жизни пионерских лагерей, где каждое утро начинается побудкой и призывными, гордыми и решительными звуками горнов. Поэтесса придала им особо значительный и романтический смысл, как началу самой жизни, призыву к работе и подвигу, участию в делах всего окружающего мира, — и эти широта и масштабность замысла находят свое зримое воплощение в широко набросанной картине утра в Артеке:
На каждую гору, На берег скалистый, Выходят горнисты, Горнисты, горнисты...Эти решительные и настойчивые повторы создают впечатление бурного, неиссякаемого потока, готового смести любые преграды, а этих горнистов и действительно —
...Не тридцать, не сорок, А двести и триста, А двести и триста. Выходят горнисты, Горнисты, горнисты...—и кажется, весь окружающий простор заполнен ими. Они восходят на все горы, пригорки, вершины, о которых и раздается их громкий, ликующий, радостный призыв, возвещающий начало нового и удивительного дня, полного открытий, чудес, неожиданных встреч.
Так обычные в пионерском быту горны становятся легендарным символом мощи, красоты и значительности нашей жизни, величия тех дел и свершений, какие ждут наше юное поколение.
Вот почему эти горны звучат не только в Артеке, но и над огромным простором всего Черного моря, и еще дальше, еще непобедимей и шире: кажется, что это «особые горны», ибо они
