Красный тряпочник (СИ) - Афонин Владислав

На этот раз не сразу отозвался Ярослав.

— По Вове?.. — несколько рассеянно переспросил Коломин. — Да, из всей команды он был мне ближе всех. Наверное, нас можно было бы назвать лучшими друзьями. Знаете, проф, у нас был очень высокий уровень взаимопонимания, будто у родных братьев. Ни с кем из ребят я не был настолько близок. Я ясно помню тот день, когда его не стало, помню все обстоятельства. — Ярослав подошёл к парапету и тоже облокотился на него, встав на одну линию с Градовым. — Машина тогда сломалась… Вогнала Вове лошадиную дозу «Псио». Не сегодняшней формулы, а самой старой версии. Не знаю, Аркадий Константинович, известно ли вам, но между собой ту версию мы называли «кипяток». Ваши все запаниковали, пытались вывести оттуда меня, Милана и Рому, но мы всё вырывались, как упрямые, продолжали смотреть. «Псио» въелось ему под кожу, в зубы, в ногти, окрасило их и вены в мерзкий чернильный цвет, залило глаза. Позже мы узнали, что жижа вспрыснулась ему во все органы тела, включая сердце, головной и спиной мозги. Он кричал, надрывался, исходил судорогами. Когда его стало рвать чёрным, ваши сумели нас выгнать, изолировали то помещение и весь коридор, оставили с Вовой Кондакова и Измайлову. Он продолжал кричать. Выла сирена. Тогда прибежали вы, половина всей исследовательской группы и дезинфекторы из службы быстрого реагирования. Все в костюмах химбиозащиты, дезинфекторы были вооружены и держали в руках и за спинами какие-то сложные вундервафли. Деревянко самый спокойный был: он вообще танк по жизни с железными нервами. А на вас со Львовым лица не было, хоть это самое лицо почти противогаз и скрывал. Глаза, Аркадий Константинович, — в них всегда всё про человека и о человеке написано. А они в тот день с диким ужасом и наивной надеждой, что Вовчик выживет, смотрели… В общем, промучился он до трёх ночи в реанимационном боксе. Никто из нас не спал в ту ночь.

— Э-эх, я, наверное, окончательно поседел в тот день. К-какая жуткая жуть… — Градов закрыл глаза ладонью. Он убрал руку и взглянул на церковные купола за рекой. — С Кондаковым и Измайловой всё оказалось в порядке: «Псио» смертельно опасно для неносителя только при приёме внутрь. Вон работают до сих пор, ты их сегодня видел. А Вовчик… Кто знает, если тогда всё не пошло наперекосяк, быть может, он стал бы десятым из вас? Парень он никогда не был слабый.

— Я давно смирился с его тяжёлой кончиной и уходом из моей жизни, — честно признался Коломин. — Всё идёт дальше своим чередом, и время всё-таки лечит, чтобы там не говорили.

— Прости, если вдруг заставил тебя снова переживать тот день. — Градов легонько тронул своего бывшего ученика по плечу. — Такое не каждый сможет нормально пережить.

— Всё в порядке, проф! — излучая уверенность, Ярослав кивнул со слабой улыбкой.

— Тогда давай возвращаться в Институт. Завтра отдохнёшь, расслабишься, пусть и в нашей шумной, но любимой столице. Поезжай в лесопарк или ботанический сад, погуляй по какой-нибудь красивой усадьбе. — Аркадий Константинович поманил Коломина в обратный путь. — Мы поколдовали над химическим составом «Псио», что, уверен, поможет сгладить все текущие негативные эффекты. Новый набор мы тебе передали. Старый — ещё поизучаем и утилизируем, так как скоро он потеряет свои потребительские свойства. Если что-то вдруг будет не так, вернёшься снова ко мне, будем всё корректировать по мере необходимости. И ещё кое-что. — Профессор приложил палец по лбу и легонько постучал им по черепу. Сейчас он вновь выглядел оптимистически настроенным. — Новый набор анализаторов — чрезвычайно актуальная в настоящий момент идея. Вероятно, раз проект уже запущен и действует, мы не сможем обойтись без молодого пополнения. Я непременно обдумаю твоё предложение!

— Спасибо, что прислушались, проф. — Ярослав шутливо отдал честь наставнику двумя пальцами, «по-ковбойски».

— «Через тернистое настоящее к достойному будущему»? — Градов риторически повторил девиз собственного Института.

Учитель и бывший ученик прошлись мимо витрин кафе «По-домашнему», что располагалось в первом корпусе двадцать четвёртого дома по улице Радио, и двинулись обратно на Бауманскую улицу.

Глава XVII. UN PEU D'AMOUR

Ровный бег моей судьбы,

Ночь, печаль и блеск души,

Лунный свет и майский дождь

В небесах.

Долгий век моей звезды,

Сонный блеск земной росы,

Громкий смех и райский мёд

В небесах.

На заре голоса зовут меня.

На заре голоса зовут меня.

Солнца свет и сердца звук,

Робкий взгляд и сила рук,

Звёздный час моей мечты

В небесах.

На заре голоса зовут меня.

На заре голоса зовут меня.

На заре голоса зовут меня.

На заре небеса зовут меня.

На заре.

На заре.

На заре.

Альянс, «На заре».

Первый день отпуска Ярослав провёл, просто валяясь целый день в кровати, словно медведь в берлоге. На вторые сутки у Коломина уже хватило сил уставиться в телевизор: сначала там крутили романтичный фильм с неотразимой Ингрид Бергман, затем красавец Ален Делон гулял по вечно прекрасному Парижу, обнимая не менее замечательную даму. Молчал телефон, молчал и компьютер, гудел Ленинский проспект за окном. Приборы «Зевса», будучи аккуратно сложенными, лежали в тумбочке единой кучкой. Капитан вставил капсулы с новым составом «Псио», но испытать его ещё не успел. Ёмкости со старым же составом он убрал в сейф и в скором времени собирался сдать в Институт. Осень манила на улицы города.

Выпав из привычной деятельности, Ярослав заскучал и даже поддался некоторой меланхолии один в квартире. В силу особенностей занятий и самих психофизиологических способностей анализаторам вряд ли полагались друзья и партнёры. Да и в самом Институте наиболее откровенные наставники намекали, что участники проекта «Зевс» потомства иметь не смогут: «Псио» повыжигало всю репродуктивную систему во время тестов химией. Однако анализаторы, являясь людьми с очень высоким уровнем интеллекта, догадывались, что бесплодными их сделали не просто так. Вероятно, государство и учёные опасались, что дети участников проекта «Зевс» будут ещё сильнее, чем их родители, но менее контролируемы, что могло бы привести к крайне нежелательным последствиям.

«Но если всё-таки найдётся время, и вы… ты надумаешь, то узнаешь, как меня найти меня, через инфомат. Моё полное имя — Шереметьева Светлана Олеговна. Знаю, тавтология немного получается — Шереметьева из “Шереметьево”. Я буду здесь, в хабе». — Ярослав вспомнил слова Светланы.

Коломин присел на кровати и в слегка неловкой задумчивости облокотился головой на кулак.

«Времени уже прошло достаточно много. А что, если она не там? А что, если её отпуск уже кончился? Будет ли у меня возможность иметь счастье с самым близким человеком при моём ненормальном образе жизни? При моём “уникальном” положении, будь оно не ладно? — колебался Ярослав. — И опять ехать в это дурацкое “Шереметьево”. Оставила бы номер, что ли…»

Коломин подумал ещё пять минут, то ложась обратно на кровать, то опять садясь. В конце концов капитан решил одеться не по-боевому: в белоснежную рубашку, красивые синие брюки и изящные чёрные туфли. Надушился притягательным парфюмом, который ему подарил на день рождение сам Градов, имевший утончённый вкус. Наколенники, налокотники он убрал в шкаф, а тактические берцовые сапоги оставил в прихожей. Сформировал нужную причёску при помощи пасты для волос, прополоскал рот раствором производства ВИЛАРа[1], одновременно отбеливающим зубы и уничтожающим патогенную микрофлору. На всякий случай положил в один из карманов маленькую расчёску. «Зевс» Ярослав частично надел на себя, но оставив его в выключенном состоянии. Коломин бодрым шагом двинулся к лифту-капсуле, снова забыв передать деньги на его ремонт Саре Беньяминовне.