Возрождение - Стивен Кинг

— Мне нельзя никуда выезжать, пока все не закончится. И вам тоже. Больше меня ни о чем не спрашивайте. Я хочу сдержать обещание.

— Ради Астрид.

— Ну… он мне платит за исполнение обязанностей медсестры, да так, что хватит на безбедную старость, но в основном ради Астрид, да.

— Кто за ней присматривает, пока вы здесь? Только не говорите, что никто. Не знаю, что вам рассказал Чарли, но его исцеления иногда сопряжены с побочными эффектами, которые могут быть…

— О ней прекрасно заботятся, вам не о чем волноваться. У нас… много друзей в общине.

На этот раз улыбка получилась более естественной и уверенной, и тут до меня кое-что дошло.

— Вы любовницы, правильно? Вы с Астрид?

— Партнерши. Почти сразу после легализации в Мэне однополых браков мы назначили дату свадьбы. А потом Астрид заболела. Больше я вам ничего не скажу. Я пошла. Мне нельзя надолго отлучаться. Не волнуйтесь, я не все яйца забрала.

— Почему вам нельзя надолго отлучаться?

Она покачала головой, не глядя мне в глаза.

— Мне пора.

— Когда мы с вами говорили по телефону, вы уже были здесь?

— Нет… но знала, что буду.

Я смотрел, как она катила вниз по склону, оставляя следы в бриллиантах росы. Скоро они исчезнут: день едва начался, а у меня на лбу и руках уже выступил пот. Дженни скрылась за деревьями. Я знал, что если спущусь туда, то найду тропу. А по ней доберусь до хижины. Той самой, в которой я когда-то лежал бок о бок с Астрид Содерберг. Давно, в другой жизни.

Тем же утром, в начале одиннадцатого, я читал «Загадочное происшествие в Стайлзе» (одну из любимых книг моей покойной сестры), когда по первому этажу прокатился звон. Это Джейкобс нажал на кнопку вызова. Я поднялся в люкс «Купер» в надежде, что Чарли не лежит там на полу со сломанным бедром. Волновался я зря. Он уже оделся и теперь стоял у окна, опираясь на трость. Когда Джейкобс повернулся ко мне, глаза его сияли.

— Возможно, сегодня наш день, — сказал он. – Будь готов.

Но он ошибся. Когда я принес ужин – ячменный суп и бутерброд с сыром, – телевизор молчал, а дверь он открывать отказался, крикнув мне уходить, словно капризный ребенок.

— Вам нужно поесть, Чарли.

— Мне нужен покой! Оставь меня!

Я вернулся около десяти вечера с намерением постоять у двери и послушать, работает ли телевизор. Если да, то я бы спросил Чарли, не хочет ли он перед сном съесть хотя бы тост. Телик был выключен, но Джейкобс не спал, а разговаривал слишком громким голосом, который глуховатые люди обычно используют в беседах по телефону.

— Пока я не готов, она не уйдет! Ты об этом позаботишься! За это я тебе и плачу, поэтому потрудись!

Какие-то проблемы. Поначалу я подумал, что с Дженни, которая вот-вот готова все бросить и куда-то уйти. Скорее всего, вернуться домой, к Астрид. Но тут меня осенило: что если Чарли именно с Дженни и говорит? Тогда что это значит? Единственное, что пришло в голову – это смысл, который приобретает глагол «уйти» для стариков вроде Джейкобса.

Я ушел, не постучавшись.

То, чего ждал Джейкобс – чего ждали мы все, – случилось на следующий день.

Его звонок раздался в час дня, вскоре после того, как я отнес ему обед. Дверь в его номер была открыта, и, подходя к ней, я слышал, как очередная говорящая голова рассказывает, как сильно нагрет Мексиканский залив и что это сулит для приближающегося сезона ураганов. Затем последовала череда резких звуковых сигналов. Войдя, я увидел красную «бегущую строку» внизу экрана. Она исчезла раньше, чем я успел ее прочитать, но штормовое предупреждение трудно с чем-нибудь спутать.

Предупреждение во время долгого периода жары означают грозы, грозы означают молнии, а для меня молнии означали Скайтоп. И для Джейкобса тоже; в этом я готов был поклясться.

Он снова был полностью одет.

— Сегодня тревога не ложная, Джейми. Грозовые тучи сейчас в штате Нью-Йорк, но они движутся на восток, продолжая сгущаться.

Снова раздались звуковые сигналы, и в этот раз я прочитал текст на экране: «Экстремальные погодные условия в округах Йорк, Камберленд, Андроскоггин, Оксфорд и Касл до 14-00 1 августа. Вероятность сильных гроз — 90%. Грозы могут принести с собой проливной дождь, штормовой ветер, град размером с мяч для гольфа. Не рекомендуется покидать дома».

«И не говори, Шерлок», — подумал я.

— Эти тучи не могут рассеяться или изменить курс, — сказал Чарли. В его голосе звучало спокойствие то ли безумца, то ли абсолютно уверенного в себе человека. — Это невозможно. Она долго не протянет, а я слишком стар и слаб, чтобы начинать все заново. Подведи гольф-кар к погрузочной платформе и будь готов выехать в любую минуту.

— На Скайтоп, — сказал я.

Он улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Иди. Мне надо следить за этой грозой. В районе Олбени молния сейчас ударяет больше ста раз в час. Правда, чудесно?

Я бы вряд ли употребил это слово. Мне не удалось вспомнить, сколько вольт, по его словам, производит каждый разряд, но много — это точно.

Миллионы.

В начале шестого Чарли позвонил снова. Я пошел наверх. С одной стороны, я надеялся застать его расстроенным и злым, с другой – просто-таки сгорал от любопытства. Похоже было, что я удовлетворю его в тот же день: на западе сгущались тучи, и до меня доносилось ворчание грома, пока далекое, но приближающееся. Небесное воинство.

Джейкобс по-прежнему кренился на правый борт, но от возбуждения, которое его так и распирало, казалось, помолодел на много лет. Его шкатулка красного дерева лежала на столике. Телевизор он выключил, зато включил ноутбук.

— Смотри, Джейми! Какая красота!

На мониторе была погодная карта НАОА. Она показывала красно-оранжевый конус, который проходил прямо над округом Касл. Согласно временной шкале, вероятность штормовой погоды достигала пика между семью и восемью вечера. Мои часы показывали четверть шестого.

— Правда же? Правда же красиво?

— Как скажете, Чарли.

— Присядь, но сначала принеси мне, пожалуйста, стакан воды. Мне надо многое тебе объяснить, и, пожалуй, сейчас самое время. Хотя скоро мы кое-куда отправимся, да. Свинтим, как говорят балаганщики. – Он хихикнул.

Я достал из бара-холодильника бутылку воды и наполнил уотерфордский стакан (для постояльцев люкса «Купер» — только самое лучшее). Отпив, Чарли довольно причмокнул губами, без чего я вполне мог обойтись. Громыхнул гром. Он обернулся на звук с улыбкой, словно в ожидании встречи со старым другом. Потом снова переключился на меня.

— Как ты знаешь, я сколотил приличное состояние, изображая пастора Дэнни. Но вместо самолетов, собачьих будок с подогревом и позолоченной сантехники я тратил свои деньги на две вещи. Во-первых, на спокойную личную жизнь – я был сыт по горло воспевающими Иисуса крикунами-язычниками. Во-вторых, на дюжину частных исследовательских фирм, самых лучших, расположенных в самых больших городах Америки. Я дал им задание обнаруживать и отслеживать людей, страдающих некоторыми болезнями. Сравнительно редкими. Всего восемь заболеваний.

— Больных? Не тех, кого вы исцелили? Мне вы говорили только о них.

— О, они отслеживали некую репрезентативную выборку исцеленных – побочные эффекты интересовали не только тебя, – но это не было их основной работой. За последние десять лет они отыскали несколько сотен подходящих мне бедолаг и регулярно сообщали мне о них. На каждого было заведено досье, и их вел Эл Стампер, когда еще работал на меня. После его ухода ими занимаюсь я. Многие из этих несчастных уже умерли; их сменили другие. Сам знаешь, что удел человеческий – болезни и горести.

Я не ответил, зато ответил гром. Небо на западе хмурилось все больше.

— По мере продвижения в моих исследованиях…

— А касались ли они книги под названием «De Vermis Mysteriis», а, Чарли?

Казалось, он испугался, но затем расслабился.

— Молодец. «De Vermis…» был не просто одним из предметов моих исследований, но их основой. Принн сошел с ума, знаешь ли. Свои дни он закончил в замке в Германии, изучая головоломную математику и поедая жуков. Отрастив жуткой длины ногти, он выдрал себе горло глубокой ночью и умер в возрасте тридцати семи лет, рисуя на полу уравнения собственной кровью.

— Серьезно?

В ответ он криво пожал плечами и криво улыбнулся.

— Кто знает? Если это правда, то история назидательная, но о таких первопроходцах, как Принн, обычно писали те, кто желал удостовериться, что больше никто не пойдет по их стопам. В основном верующий люд, представители Небесной страховой компании. Но оставим это – о Принне мы поговорим в другой раз.

«Сомневаюсь», — подумал я.

— По мере продвижения в моей работе исследователи начали процесс отсеивания. Из сотен больных были отобраны десятки. В начале этого года десятки сократились до десяти. В июне из десяти осталось три. – Он наклонился вперед. – Я искал того единственного, которого называл про себя пациентом Омега.