Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач - Боб Шоу

Чувство облегчения было настолько сильным, что у Мойры на мгновение потемнело в глазах.

— Чудесно, — прошептала она. — Скажи, можно им что-нибудь передать отсюда?

— Не думаю. Сандерстрем сказал, что выключит станцию и что там нет никого живого.

— О… — Мойра довольно долго молчала. — Ну что ж… теперь нужно просто набраться терпения.

— А ты хотела послать какое-то особое сообщение?

— Вообще-то нет. Просто хотела сказать кое-что Дуайту. Но с этим можно подождать.

— Дорогая, неужели ты…

— Нет.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Гораздо лучше, чем пять минут назад. — Потом Мойра спросила: — А как дела у тебя? Как Дженнифер?

— Отлично. У нас все в порядке, вот только все время идет дождь. Может, заедешь к нам? Мы так давно не виделись.

— Я могла бы приехать вечером после работы и остаться до утра, — ответила Мойра.

— Котик, это будет здорово!

Через два дня Мойра вышла из поезда на станции Фалмут и пешком пошла в гору. Мэри уже ждала ее, сидя у огня, весело пляшущего в камине. Мойра сняла промокшие туфли, помогла Мэри выкупать и уложить спать ребенка, а потом они поужинали. После ужина они сели на пол, озаряемые розовыми бликами огня.

— Как по-твоему, — спросила девушка, — когда они вернутся? — Питер говорил, что примерно четырнадцатого июня. — Мэри взяла со стола календарь. — Это еще три недели… даже чуть больше. Я считаю дни.

— А там… откуда пришел сигнал… они были в расчетное время? Не знаю… что ж я, растяпа, не спросила лейтенанта Петерсена! Может, позвонить ему завтра и спросить?

— Думаю, он на тебя не рассердится.

— Значит, позвоню. Питер говорил, что это его последняя должность на флоте и, вернувшись, он будет свободен. Мы могли бы в июне или июле устроить себе отпуск и уехать. Здесь так мерзко зимой… целыми днями только дождь и ветер.

Мойра закурила.

— А куда бы вы поехали?

— Туда, где тепло. Может, в Квинсленд. Знаешь, очень неудобно без машины, нам придется с Дженнифер трястись на поезде.

Мойра выпустила дым.

— Не думаю, чтобы в Квинсленде было очень хорошо.

— Из-за этой болезни? Она еще далеко.

— Она уже дошла до Мэриборо, — сказала девушка. — Это чуть севернее Брисбена.

— Но ведь есть много теплых мест, куда можно отправиться, не проезжая там, верно?

— Пожалуй. Хотя это движется на юг довольно равномерно. Мэри повернулась к ней.

— Скажи, ты веришь, что это дойдет сюда? — Верю.

— И все мы умрем от этого? Так, как говорят ученые?

— Пожалуй.

Мэри снова отвернулась и из разбросанных на диване бумаг вытащила каталог садовых цветов.

— Я была сегодня у Вильсона и купила сто нарциссов. Луковками. «Король Альфред»… так их называют. Вот эти. — Она показала Мойре снимок из каталога. — Посажу их в том углу под стеной… откуда Питер убрал дерево. Тихое местечко. Но если все мы умрем, то это глупо.

— Не больше, чем то, что я начала учить стенографию и машинопись, — заметила Мойра. — Думаю, все мы слегка не в себе. Когда взойдут нарциссы?

— В конце сентября должны зацвести, — сказала Мэри. — Конечно, сначала они будут не очень хорошими, но в будущем году разрастутся, а через два года это будет просто чудо. Ты же знаешь, они размножаются.

— Ну, по-моему, ты сделаешь правильно, если их посадишь. Когда увидишь их цветущими, тебе так или иначе будет приятно.

Мэри с благодарностью посмотрела на Мойру.

— И я так думаю. Я бы не вынесла… ну, просто не смогла бы махнуть на все рукой и ничего не делать. Уж лучше умереть сразу, чтобы все было позади.

Мойра согласилась.

— Если они правы в своих прогнозах, никто из нас не успеет сделать того, что планировал. Но мы же можем двигать свою работу вперед, пока еще можно.

Они все сидели на коврике перед камином, Мэри шевелила кочергой пылающие поленья. Наконец она сказала:

— Я забыла спросить, не хочешь ли ты виски или коньяка. В буфете есть бутылка, и содовая, кажется, тоже есть.

Девушка покачала головой.

— Это не для меня. У меня есть все для счастья.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Вступила на дорогу добродетели или чего-то другого?

— Скорее, чего-то другого, — сказала Мойра. — Я перестала пить дома и сейчас пью только на больших приемах или в мужском обществе. Но, в сущности, даже это мне надоело.

— Потому что тебя больше не интересуют мужчины, правда, котик? Больше нет? Только Дуайт Тауэрс?

— Да, — ответила девушка. — Только Дуайт Тауэрс.

— Ты не думаешь выходить замуж? Девушка вглядывалась в огонь.

— Я бы хотела, — спокойно сказала она. — Хотела бы иметь все то, что имеешь ты. Но это невозможно.

— Ты не можешь выйти за Дуайта?

— Нет.

— Ты же наверняка ему нравишься.

— Да, — сказала Мойра. — И даже очень.

— Значит, он бы на тебе женился.

Девушка покачала головой.

— Он никогда этого не сделает. Понимаешь, он уже женат. В Америке у него жена и двое детей. Мэри удивленно уставилась на нее.

— Дорогая, это невозможно. Все они мертвы.

— Он считает по-другому, — утомленно объяснила Мойра. — Думает, что в сентябре вернется к ним в свой родной город Мистик. — Она помолчала. — Все мы немного сходим с ума, каждый по-своему. Он — вот так.

— Ты хочешь сказать, он действительно думает, что его жена еще жива?

— Не знаю. Впрочем, скорее, нет, не думает. Он знает, что умрет в сентябре, и думает, что после смерти встретится с ними дома… С Шарон, Дуайтом-младшим и Элен. Даже покупает для них подарки.

— Но если он так думает, то зачем целовал тебя? — недоумевала Мэри.

— Потому что я обещала ему помощь в поисках этих подарков. Мэри вскочила на ноги.

— Я хочу выпить, — решительно сказала она. — Да и тебе это пойдет на пользу.

Она принесла коньяк и, когда они сели с рюмками в руках, сказала:

— Это должно быть странно — ревность к умершей женщине. Глядя на огонь, Мойра выпила глоток коньяка.

— Я не ревную к ней, — сказала она наконец. — Пожалуй, нет. Ее зовут Шарон, как в Библии. Я бы хотела с нею познакомиться. Наверное, это чудесная женщина. Понимаешь, он такой практичный…

— И ты не хочешь выйти за него замуж? Девушка долго молчала.

— Не знаю, — решилась она наконец. — Не знаю, хочу ли. Если бы не все это… я делала бы все, чтобы увести его у нее. Думаю, что никогда и ни с кем другим я не буду счастлива. Да и времени осталось слишком мало.

— Еще три-четыре месяца, — сказала Мэри. — Я как-то видела мотто, знаешь, такую табличку, которую вешают на стену, чтобы поднимала настроение. Там было: «Не расстраивайся… это может вовсе не наступить».

— А по-моему, это наступит, и уже очень скоро, — сказала Мойра. Она взяла кочергу и принялась шевелить дрова. — Будь перед нами вся жизнь, все было бы иначе. Был бы смысл подложить ей свинью, если бы это означало любовь Дуайта и дом, и детей, и все остальное. Я пошла бы на все, если бы знала, что есть такая возможность. Но делать это, чтобы три месяца получать удовольствие, а потом — ничего… это совсем другое дело. Может, я и испорчена, но не до такой же степени. — Она подняла голову и улыбнулась Мэри. — Сомневаюсь, что можно успеть сделать это за такое короткое время. И потом, он бы должен был перед ней исповедоваться.

— О, Боже, — вздохнула Мэри. — Трудное дело.

— Труднее некуда, — согласилась Мойра. — Я чувствую, что умру старой девой.

— Это бессмысленно, но в последнее время все не имеет смысла. Питер… — Она замолчала.

— Что, Питер? — заинтересовалась девушка.

— Не знаю. Это было просто безумие… — Мэри беспокойно шевельнулась.

— Что было? Скажи мне.

— Ты когда-нибудь убила кого-нибудь?

— Я? Пока нет. Но иногда хотела, особенно наших сельских телефонисток.

— Да нет, я серьезно, Это страшный грех — убить кого-то, правда? За это идут в ад.

— Не знаю. Кажется, да. А кого ты хочешь убить? Молодая мать ответила бесцветным голосом:

— Питер сказал, что, может быть, мне придется убить Дженнифер. — Слеза скатилась по ее щеке.

Мойра наклонилась к ней и коснулась ее руки.

— Этого не могло быть, дорогая. Ты его плохо поняла. Мэри покачала головой.

— Я хорошо его поняла, — прорыдала она. — Он сказал, что, может, мне придется это сделать… и объяснил как. — Теперь слезы полились ручьем.

Мойра прижала ее к себе и принялась успокаивать, а потом постепенно узнала обо всем. Сначала она не поверила, но потом решила, что это может быть правдой. В конце концов обе женщины пошли в ванную, и Мэри показала красные коробочки в шкафчике.

— Я уже об этом слышала, — серьезно сказала Мойра, — но не думала, что все так серьезно…

Мир потихоньку начинал сходить с ума.