Большой вальс - Людмила Григорьевна Бояджиева

— Вот как раз туда мне и хотелось бы залететь, пообедать с президентом Ельциным, — насмешливо подхватила Тони, внимательно приглядываясь к принцу.

Нет, ничего не выдавало в нем шпиона. Мальчишеская непосредственность и напускная важность. Сквозь деланную взрослость и благоприобретенную, по-видимому, властность пробивалось врожденное добродушие и какая-то радостная щедрость, отличающая тер парвеню, которым не удалось стать патологическими скрягами.

Антония вспомнила, что познакомилась с Бейлимом на приеме в итальянском посольстве. Однако сидящий перед ней юный французик мало напоминал восточного аристократа, окутанного белоснежными одеждами, который сразу же после официального знакомства пригласил её с Артуром в гости. Красив, пожалуй, даже очень, грациозен, смугл. Азартный блеск в глазах огонь южной пылкой влюбленности, детская жизнерадостность и наивное бахвальство. «Мальчишка, совсем мальчишка, — думала Антония, не одарявшая, как правило, вниманием юнцов. — И это — русский шпион? Бред. Либо мои представления об этой профессии слишком устарели».

Бейлим менял кассеты на видеомагнитофоне, пытаясь найти что-либо интересное для гостьи. Он показал видеопленки «туристической прогулки» по своей стране, эпизоды охоты, где в числе приглашенных мелькали европейские министры, и вдруг посмотрел на Антонию со значительной улыбкой.

— А хотите, Тони, посмотреть на себя? У меня, кажется, самая исчерпывающая коллекция ваших экранных выходов… Отличная программа «Маг и его Мечта»… И здесь даже есть запись показа в «Экзельсиоре»…

В глазах Тони мелькнул испуг. Он выделил съемки, запечатлевшие Викторию. Что это — случайность или намек со значением? Если так, то принцу известно о том, что его «сестра» стала двойником и «дублершей» Тони, а его показная влюбленность всего лишь ход в какой-то другой, более серьезной, игре.

— Не прочь посмотреть Венецию. Я очень недовольна этим показом. Усталость и… всякие проблемы… — осторожно начала она.

— Нет, нет, Тони! Вы были великолепны. Только… — Бейлим вдруг стал серьезным и пристально посмотрел ей в глаза. — Почему вы сбежали от меня той ночью?

Антония опешила — она имела весьма смутные представления о венецианских контактах принца с Викторией. А может быть, Бейлим и сейчас считает, что перед ним русская девушка? Но почему тогда так нерешительно ведет себя? Значит, дело зашло недалеко.

— Я… я оказалась в очень сложной ситуации. Простите, принц. Мне надо было вернуться в Париж, — повторила Антония версию Шнайдера.

— Да уж, ситуация была непростая… Я и не подозревал, что Клиф Уорни — мой эстрадный кумир, — такой подонок! — Бейлим приблизился к Антонии, всматриваясь в её шею. — Никаких следов укуса, слава Аллаху… Но, клянусь вам, Тони, это не мои люди бросили его в воду… Они хотели запереть Клифа с дружком в том подвале и уже уходили, когда появились двое неизвестных… Мой детектив проследил.

Один из пришедших сделал уколы связанным мерзавцам, а затем их оттащили к каналу… Мои люди не имели права вмешиваться. Да, честно говоря, Клиф заслужил наказание. У себя дома я велел бы бросить его крокодилам! — Глаза принца вспыхнули, ноздри побелели и затрепетали, а рука привычно потянулась к поясу, где должен был находиться кинжал. Нащупав джинсы, он улыбнулся и сел возле Тони.

— Простите, Антония. Вы были в страшной опасности… А когда оказались у меня дома — растерянная, испуганная, то очень напомнили мне сестру… То есть, я хотел сказать — одну девушку, которая росла вместе со мой… Я спал у порога вашей комнаты и всей душой чувствовал, что охраняю очень близкого мне человека… — Он смутился так, что вспыхнул на скулах смуглый румянец. — К сожалению, её давно нет в живых…

— Как?.. — Антония даже подскочила в кресле от неожиданности. — Вы потеряли взрослую сестру? Когда это произошло?

— Ах, Тони, я и сам толком не знаю. В моей биографии много темных мест… Я очень хотел бы быть откровенным именно с вами, но не имею права… Поверьте…

Он смотрел с мольбой и настоящей болью, не решаясь притронуться к её лежащей на подлокотнике руке.

Тогда Антония протянула ладонь к широкому лбу юноши и жестом дружеским и вместе с тем кокетливым, взъерошила его густые кудрявые волосы. «Нет, — думала она. — Он не знает ничего о подмене. Его скорбь сестре искренна. И, конечно, влюблен. В ту, в другую, в „дублершу“, кем бы она ни была на самом деле». Вместе с чувством облегчения Антония с удивлением обнаружила в себе угол ревности. Такое А. Б. не могло и присниться! Прелестный паренек в ее присутствии сгорает от любви к другой. — «Ну что же, путешествие обещает стать забавным», — решила Антония и погрузилась в глубокую отрешенность. С нежной печалью она созерцала синее предрассветное небо в овале иллюминатора, начинавшее наливаться снизу серебряным свечением, отмечая краешком глаза устремленный на неё восторженный взгляд принца. Не решаясь нарушить задумчивость девушки, Бейлим застыл в кресле: он любовался прекрасным лицом, прозрачностью огромных глаз, светящихся из глубины подобно предутреннему небосклону, расплавленным серебром, и не верил своем счастью: через пару часов Антония вступит на землю его страны и будет представлена эмиру Хосейну. По-видимому, как будущая невестка.

…Самолет, доставивший на Аравийский полуостров юную пару, отнюдь не был пуст. Вместе с принцем и его гостьей в столицу прибыл Амир и неизбежный эскорт охраны. Все они знали, что принц Бейлим сопровождает весьма знаменитую европейскую гостью, решившую провести свой отпуск в восточной стране. Амиру было известно кое-что еще, о чем он собирался доложить Хосейну в личной беседе.

После того, как Амир Сайлах, потерявший Ванду, добился тайной встречи с эмиром, придворные заметили, что репутация советника значительно возросла. Сайлах дерзнул вмешаться в решения тайного Совета, осмелился защищать объект № 2 (т. е. Ванду Динстлер) и даже уничтожил исполнившего приказ убийцу. Многие думали, что придворная карьера Сайлаха на этом завершится, уж если он вообще рискнет возвратиться в страну и предстать пред очами эмира.

Сайлах вернулся тайно и тут же получил от Хосейна разрешение на личную встречу. Для этого он произнес лишь одно слово, служившее с некоторых пор своеобразным паролем, — «Светлана».

Он рассказал Хосейну о сходстве женщин, показав давнишние фотографии Ланы, сделанные на подмосковной даче, и портрет фрау Динстлер. Лицо эмира выразило крайнее удивление, он тяжело вздохнул, возвращая фотографии Амиру: «Аллах мудр, но не всегда дает смертным постичь всю глубину своей мудрости». Хосейн положил легкую руку на плечо верного подданного и крепко сжал его. На следующий день эмир отдал распоряжение о назначении Амира Сайлаха секретарем и советником наследника престола, проходящего курс домашнего обучения. А через четыре года Амир отбыл с Бейлимом в Париж.

Теперь Амир Сайлах чувствовал приближение новой опасности, грозившей осложнить не только отношения принца