Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина

Я молчала, молчала, думала, после чего качнула головой.

– Я не буду тебе ничего обещать, бабушка. В первую очередь, я буду разбираться с собственной жизнью, и думать о том, как я хочу жить.

– А что тут думать? – удивилась она. – Ты хочешь жить с ним, разве я не права?

– Я хочу жить с человеком, который будет меня слышать. А с этим у нас проблема.

Зоя тут же махнула на меня рукой.

– Глупости. Попридержи свою гордость, уступи лишний раз, и Рома будет тебя слышать. Он будет слышать всё, что ты говоришь, будет делать всё, что ты хочешь. Главное, тебе захотеть. В конце концов, ты моя внучка, Настя, – закончила Зоя с определенным намеком. – И ты разберешься с этой ситуацией. Именно ты.

ГЛАВА 13

Вот бабушка меня обрадовала, так обрадовала.

«Ты, Настя, разберешься с этой ситуацией. Именно ты». О том, хочу ли я во всём этом разбираться, никто меня спросить не удосужился.

Думаю, этой ночью всем не спалось. Поэтому утром рано в доме уже были слышны шаги, разговоры. Так как прислуга, включая кухарку, были распущены по домам, приготовлением завтрака надлежало заняться самим. То есть, мне. Я когда спустилась вниз, поняла, что на столе, кроме кофе, ничего нет. Елена готовить не любила, она любила контролировать процесс, Альбина априори никогда к плите не встала, в её жизни времени на кулинарию сроду не появлялось. Не бабушку же заставлять кашу варить? Хотя, признаться, Зою я тоже никогда у плиты не видела. Поэтому пришлось заняться готовкой самой. Особо не мудрствуя, я приготовила омлет, сделала тосты, а специально для Федотова сварила кашу. Манную. Меня всегда умиляла любовь этого большого мужчины к детской каше, но Ромка всегда ел её с отменным аппетитом. Аппетит Федотова и сегодня не подвел, вот только настроение было на нуле. Он завтракал и молчал, а ещё сурово хмурился. Только на меня время от времени кидал многозначительные взгляды, но я притворялась непонимающей.

Единственный человек, который не спустился к завтраку, была Альбина. Я решила, что она ещё спит, но потом неожиданно увидела сестру в саду. Мыла посуду на кухне, глянула в окно, и увидела её. Аля сидела на скамейке у маленького прудика, подтянув ноги к груди, и долго-долго не двигалась. Смотрела куда-то вдаль.

Я на сестру посматривала, не могла решить, как мне поступить. Вчерашнее наше с ней общение никаких надежд на дальнейшие сестринские отношения не давало. Аля меня, судя по всему, ненавидела, я, хоть и чувствовала перед сестрой вину, но в то же время, могла найти для себя с десяток оправданий и причин для объяснения своих, пусть и спорных, поступков. Но до сегодняшнего дня я не видела сестру такой тихой, призадумавшейся, сидящей в одиночестве в саду. Альбина, вообще, тяги к одиночеству никогда не питала. А потом я заметила, как сестра подняла руку и вытерла щёку.

Плачет.

Я в нерешительности остановилась. Возникла мысль позвать Елену или хотя бы с Федотовым посоветоваться, но, наверное, мне нужно было пойти к Альбине самой. В конце концов, она во многом винит именно меня. Для этого шага стоило набраться смелости, и я некоторое время стояла у двери в сад, в который можно было выйти прямо из кухни. Дышала глубоко, придумывала, как стоит начать разговор.

– Ты не пришла завтракать, – негромко заметила я, подходя к скамейке, на которой она устроилась. Альбина так и сидела, обхватив свои колени руками. На скамейке рядом с ней я увидела пачку сигарет.

Аля на мой голос отреагировала, я заметила, как напряглась её спина. Но лишь глянула на меня быстро, и отвернулась. На её щеках были заметны следы слёз, глаза и нос были красными. Видимо, слёз она пролила немало. Меня снова царапнуло чувство вины. Не думала я, что Аля с таким отчаянием воспримет вскрывшуюся правду.

Я, буквально борясь с собой, чтобы не сбежать от её презрения и ненависти, заставила себя присесть на ту же скамейку, с самого края. Альбина кинула на меня злой взгляд.

– Ты уговаривать меня пришла?

– На что? – не поняла я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Не знаю на что. На то, чтобы я тебя простила.

– Не надо меня прощать. Всё равно же не простишь, – обреченно проговорила я.

– Конечно, не прощу, – выдохнула сестра, и снова зло смахнула слёзы. – Ты предательница!

Пришлось согласно кивнуть.

– Предательница.

– Ты хитрая, – продолжала обвинять меня Альбина. – Всё продумала, всё заполучила!

Я вздохнула.

– Аля, я ничего не продумывала. Это, во-первых. И ничего не заполучила. Что, по-твоему, я получила? Этот скандал прошёлся по мне так же, как и по тебе.

Альбина опустила ноги на землю, развернулась ко мне, взглянула, как на умалишенную.

– Настя, ты себя слышишь? По тебе скандал прошёлся? – Аля, кажется, на мгновение даже дар речи потеряла, задохнулась от моей наглости. – Да ты кто такая? Это я… Это мне!.. Моей репутации конец, ты понимаешь?!

Я аккуратно кивнула.

– Ты права. Для тебя потерь куда больше.

Альбина в отчаянии всплеснула руками.

– Ты, вообще, слышишь, что обо мне говорят? Что пишут? Да меня просто с грязью смешали! – Сестра совершенно натуральным образом всхлипнула взахлеб, а по щекам снова потекли слёзы. – Говорят, что я избалованная, говорят, что наглая. Говорят, что ничего не могу и не умею, что это всё отец… для меня!.. А я ничего сама бы никогда не добилась!

Аля сидела рядом со мной, один истерический всхлип следовал за другим. Я не выдержала, протянула руку, хотела её обнять, но Аля нетерпеливо мою руку оттолкнула. И прикрикнула:

– Не трогай меня!

– Хорошо, не буду.

– Мне надоело – слышишь? – надоело, что ты строишь из себя святую! Ты такая же, как я, ты хуже меня! Я, в отличие от тебя, не уводила у тебя мужа! А ты воспользовалась ситуацией!

– Какой ситуацией?

– Что я много работаю, вот какой! Что меня дома не бывает! А я, на самом деле, на износ работаю!

– Аля, успокойся. Скандал скоро утихнет.

– Ты серьёзно так думаешь? – Аля уставилась на меня с горькой усмешкой. – Федотов собирается со мной разводиться, он даже разговаривать со мной не хочет. Видите ли, я его опозорила. Изменила ему, и все узнали! – Альбина расхохоталась. – Он, значит, с моей сестрой спит столько лет, и меня это не позорит. А я его опозорила, я во всём виновата! – Аля вскочила, остановилась передо мной. – Ты представляешь себе наш развод? С судебными тяжбами, дележкой имущества, разглашением нашего брачного контракта!.. И кругом журналисты, журналисты!.. Моей карьере конец, Настя!

– Не говори ерунды. Тысячи людей разводятся. Уверена, Роме тоже не нужно скандалов и громогласных заявлений. Он пойдет на уступки…

– На какие уступки, Настя? Он за копейку лишнюю меня удавит. Раскатает асфальтовым катком. А как я жить буду? На что?

– Аля, у тебя огромные гонорары, – попыталась я вставить слово.

– Были гонорары. Были, Настя. Мой светлый образ порядочной, честной девушки, – с сарказмом продекламировала Альбина. – У меня даже в актерской анкете так написано. А сейчас я превратилась в брошенку, которая сама все годы брака по мужикам бессовестно скакала. И ты знаешь, что уже говорят? – Альбина взволнованно облизала губы, закинула голову назад, взглянув на небо. Затем продолжила, но тише и злее: – Что это я во всём виновата. Что Федотов такой несчастный, смирился с моей непостоянной актерской натурой, и нашел себе покой рядом с моей тихушницей-сестрой. А на меня, мол, рукой махнул. Потому что я испорченная своим отцом, девка! – закончила она на повышенных тонах.

Я нахмурилась.

– Аля, откуда ты всё это взяла?

– А ты интернет открывала? Ты читала, что про нас пишут?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я головой качнула.

– Нет. И тебе бы отсоветовала это делать.

– Хорошо тебе советовать, – саркастически протянула Аля. – Про тебя никто ничего не знает. Это не твоя жизнь. А для меня репутация – это всё!

Я глаза в сторону отвела. Не удержалась и сказала:

– Тогда надо было быть осторожнее.