Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина

– То есть, я виновата? – ахнула сестра.

Я тут же принялась её успокаивать.

– Я не говорю, что ты виновата. Но ты должна была первой подумать о последствиях.

Альбина отвернулась от меня, я видела, как она тяжело дышит, сбиваясь. Ей хотелось кричать, топать ногами, выместить на ком-нибудь свою злость, и я предполагала, что этим кем-нибудь стану я, если не поспешу оставить её в одиночестве. Но Алю мне было жаль, и бросать её казалось предательством. Поэтому я ждала… неизвестно какого продолжения.

– Я думала о последствиях, – глухо проговорила она. – Я о них думала восемь лет. Мне без конца об этих самых последствиях твердили. Федотов, родители, бабушка. Думай, что делаешь. Думай, что говоришь. Думай, что ты будешь делать, если он с тобой разведется. – Она обернулась ко мне. – Думаешь, я не хотела с ним развестись? – с усмешкой проговорила она. – Я ведь прекрасно понимала, что наш с Ромкой брак закончился после первой годовщины. Но меня быстро поставили на место. Отец, вечно пребывающий в долгах и обязательствах, прямо сказал, что он меня содержать не станет. И проблемы мои решать не станет, если я даже мужа не в состоянии удержать. Всем было удобно! Все проблемы на меня повесили, и жили за мой счёт.

Альбина всерьёз преувеличивала, как я считала. И свою роль в происходящем, и свои страдания. Я многие годы находилась в непосредственной близости к ней и её семье, к её браку. И никогда не видела следа страданий на лице сестры, до сегодняшнего дня. Но каждый человек имеет право на собственное мнение, тем более, в отношении своей жизни.

– Меня даже с шоу попросили уйти, представляешь?

– Просто взяли и выгнали?

– Не выгнали, а попросили! – Альбина грустно усмехнулась. – Но сути это, конечно, не меняет. А Максим даже не вступился. – Сестра вздохнула и снова присела на скамейку. Я видела, как поникли её плечи. Я за ней наблюдала.

– Аля, ты же знала, что опасно крутить роман со своим партнером по шоу. И без того слухи и разговоры, а тут ещё имеющие под собой основания.

– Ты-то хоть меня не учи, – довольно резко фыркнула на меня сестра. Посмотрела на меня с неприятным намеком и претензией. И снова обвинила: – Ты спала с моим мужем. Наверное, ещё и в моей постели.

Мне пришлось постараться, чтобы выдержать её презрительный взгляд. После чего я качнула головой.

– В твоей постели я никогда не спала.

Аля вдруг вздохнула, отворачиваясь от меня.

– Ну, хоть так. – Её пальцы с идеальным маникюром с силой сжимали край сидения скамейки. Сжимались и разжимались. А потом она спросила: – Ты, на самом деле, его любишь?

– Тебя это удивляет?

– Если честно, то да. Как Федотова любить можно? Он не человек, он самосвал. Любого закатает, если не угоден. Или ты ему угодна всегда? – Усмехнулась Альбина. Голову повернула и присмотрелась ко мне, будто никогда до этого не видела. – И что он в тебе нашел, я тоже не понимаю.

Я якобы небрежно пожала плечами.

– Жизнь всё расставит по своим местам.

– Ты понимаешь, что в политику его не пустят? – Усмехнулась. – Не прошёл проверку на вшивость.

– Мне всё равно. Это его амбиции, а не мои.

– А какие амбиции у тебя, Настя? Сидеть дома и рожать детей?

Я посмотрела Альбине в глаза и ответила:

– Быть счастливой.

– А-а, – глубокомысленно протянула сестра. – Оказывается, ты очень многого от этой жизни хочешь, сестренка.

Мы сидели с ней на скамейке, плечо к плечу, будто обе враз уставшие от последних событий, которые нас с Альбиной столкнули вместе, как никогда раньше, и безучастно смотрели на голубое небо.

– Я всё равно буду тебя ненавидеть, – проговорила Альбина, даже не повернув в мою сторону головы. – И не прощу никогда. Ты взяла моё.

– Он не твой, – отозвалась я также спокойно. – Это ты его. А ты этого даже не хочешь, Аля.

– Максим меня бросил, – неожиданно сказала она. Горько усмехнулась. – Точнее, отказался, открестился. Назвал всё случайностью и ошибочной подачей информации.

– У него жена и маленький ребенок, – вспомнила я.

Альбина расстроено покивала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ну да. Я в картину его жизни не вписываюсь. Только когда Федотов ему платил, его всё устраивало. А тут испугался. И за свою шкуру, и за семью.

– Зачем ты с ним связалась? Тебе другой нужен.

– Какой?

– Надежный, – уверенно сказала я.

– Ага. Как Федотов.

– Нет. Такой, чтобы любил тебя.

Аля фыркнула, вскочила, посмотрела на меня в раздражении.

– Насть, что у тебя, вообще, в голове? Когда ты повзрослеешь?

Я отвечать не стала, только плечами пожала. Сестра вроде как направилась от меня прочь, к дому, потом вернулась.

– Ты знаешь, что эта мерзавка решила в суд подать?

– Какая? – не поняла я.

– Которая родила. Она решила подать в суд на установление отцовства и алименты!

– Думаю, она имеет на это право.

– Ты серьёзно?

– Аля, этот мальчик, судя по всему, наш брат.

– Господи, да кого это интересует?! Настя, ты порой меня удивляешь!

Аля махнула на меня рукой и стремительной походкой направилась к дому. А я осталась сидеть.

Кого интересует? По крайней мере, несколько миллионов наших соотечественников, которые с огромным интересом следят за развитием ситуации и, наверняка, ждут новых разоблачений и скандалов.

– Ну что, тебе стало легче?

Федотова я обнаружила на кухне, он явно поджидал меня.

Я не ответила, прошла к раковине, включила воду и продолжила мыть посуду после завтрака.

– Настя, – снова позвал он, довольно настойчиво. Я на него оглянулась. Поинтересовалась:

– Что ты хочешь услышать? Легче мне не стало.

Он понимающе кивнул.

– Я не удивлен.

– Рома, ты что сейчас пытаешься сделать? Переложить свою вину на других?

– В каком смысле?

– Показать мне, что Аля всё-таки хуже тебя. Она лгунья, изменщица, а ты?.. Герой.

Федотов обиделся. По крайней мере, глянул с обвинением.

– Я не говорю, что я герой. Но и не мерзавец, в которые ты меня давно определила.

– Сейчас уже не важно, кто прав, кто виноват. Все хороши.

– Давай уедем, – вдруг попросил он.

Я удивилась.

– Уедем? Куда мы сейчас уедем?

– Да хотя бы в Палашкино! Наш дом там, зачем нам сидеть тут, всё это выслушивать.

– Ну, во-первых, наверное, потому, что мы имеем к происходящему непосредственное отношение. А, во-вторых, Рома… – Я собралась с мыслями. – Во-вторых, не надо делать вид, что между нами все просто и понятно.

– Я помню, – мрачно согласился он. – Мы расстались. Якобы.

– Не якобы.

– Знаешь, если сейчас озвучить ту позицию, что ты предлагаешь, что мы не вместе, от этого тоже ничего хорошего не будет.

Я вытерла руки полотенцем, обернулась и непонимающе на него посмотрела.

– В смысле?

– Наши отношения могут смягчить резонанс. За любовь людям многое прощают.

– О боже, – вырвалось у меня. – Рома, ты говоришь, как истинный политик! Ты уже продумываешь стратегию!

– Я просто пытаюсь спасти ситуацию, хоть как-то! А что предлагаешь ты?

– Покаяться. Например.

Федотов возмущенно глянул на меня, расправил плечи, упрямо выдвинул вперед подбородок.

– Я ни в чем каяться ни перед кем не собираюсь. Я всё делал так, как считал нужным. Это моя жизнь.

– Тогда и расскажи об этом, – посоветовала я. – Своим избирателям. Не надо придумывать истории о том, чего нет.

– То есть, ты продолжишь упрямиться?

Я сделала пару шагов, ближе к нему. Ромку разглядывала. Затем оглянулась за свою спину, на дверь в кухню взглянула, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. И тогда сказала, чуть понизив голос для убедительности, да и для безопасности:

– Рома, я тебя люблю. И ты меня любишь, я знаю. Но мы не можем быть вместе. У нас не получается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Глупости, – попытался он меня перебить. Но я перебила его.

– Мы всё это уже проходили. И каждый раз мы упираемся в стену. Мы друг друга не понимаем, мы друг друга не слышим.