Правда о Порт-Артуре. Часть II - Евгений Ножин

У деревни Дакоудинъ госпиталь.

Капитанъ Романовскій.

10 час. 55 м. вечера.

За Волчьими горами наблюдались вспышки и гулъ орудій.

Флигель-адъютантъ полковникъ Семеновъ.

11 час. 30 м. ночи.

11 сентября.

…"Говорятъ, японцы подбросили записку, въ коей совѣтуютъ Электрическому утесу стрѣлять осторожнѣе, чтобы не попасть въ Куропаткина. Это очень остроумно…"

Вспоминая обѣщанія нашего заурядъ-фельдмаршала, я не могу не бросить ему упрека въ томъ, что онъ, маневрируя на "ретирадахъ", какъ выразился одинъ изъ артурскихъ генераловъ, совершенно забылъ, что можно обмануть разъ, ну два, ну три, четыре наконецъ, но обманывать гарнизонъ безъ конца — это прямо непростительно.

Вѣдь Артуръ вѣрилъ Куропаткину.

CXXXV

Зашелъ въ отрядную церковь.

Всенощная подходила уже къ концу.

Служба въ ускоренномъ темпѣ.

Молящихся мало: нѣсколько человѣкъ.

Я уже говорилъ — храмъ на створѣ непріятельскихъ батарей, обстрѣливавшихъ портъ.

Въ церкви опасно, уже были попаданія.

Настоятель торопится кончить службу.

Молящіеся торопятся отмолиться.

А говорятъ, было время, когда населеніе осажденной крѣпости старалось проводить большую часть времени ближе къ Тому, въ Кого такъ горячо вѣрили, на Кого надѣялись, Кому молились.

Въ храмахъ безпрерывно служились молебны, молебны съ продолжительными акафистами. Люди — распростертые, колѣнопреклоненные — въ безысходной тоскѣ, со слезами, съ безконечной вѣрой, безхитростно, горячо молились. Неотступно, страстно молили, просили защиты…

Теперь больше, чѣмъ когда-либо, каждый былъ во власти Того, Кто управляетъ вселенной, Кто наказуетъ…

Въ этотъ тягостный періодъ ежеминутной, ежечасной, днями, недѣлями, мѣсяцами продолжавшейся смертельной опасности, ужасовъ смерти и страданій — каждый долженъ былъ часто и подолгу уходить въ свой внутренній, сокровенный міръ.

Уходить въ него и бесѣдовать съ самимъ собой.

Уходить въ себя и искать въ себѣ потеряннаго человѣка.

Многіе должны были въ періодъ осады духовно переродиться и изъ невѣрующихъ стать вѣрующими.

Вѣдь многіе, не отдавая себѣ положительно никакого отчета, изъ подражанія лишь глумятся надъ религіями вообще, а своей въ частности, не нося въ себѣ самихъ ничего, ничего, кромѣ стремленія жить — все равно какъ, но только жить.

Я интересовался — многіе ли изъ населенія и гарнизона крѣлости приготовляли себя къ смерти: исповѣдывались и пріобщались Святымъ Тайнамъ Христовымъ?

Вѣдь смерть могла ежеминутно, ежесекундно прикрыть своимъ вѣчнымъ крыломъ.

Наводилъ справки и удивлялся результатамъ. Случаи были далеко не часты. Чѣмъ это объяснить? Почему? Перерождались ли люди духовно? Или совершенно уже забыли Бога?

Почему они не прибѣгали къ давно испытаннымъ средствамъ?

Кто этому виной? Учителя, духовные наставники, сумѣвшіе или не сумѣвшіе проломить брешь въ сознаніи и указать путь?

Пожалуй, люди Артура рѣшили, что не во внѣшнемъ почитаніи Бога смыслъ религіи разумныхъ, просвѣщенныхъ людей?

Быть можетъ, они, сидя у себя дома, подъ вой, свистъ снарядовъ, гулъ, громъ выстрѣловъ и взрывовъ, подъ безысходнымъ гнетомъ сознанія, что кругомъ и вокругъ умираютъ въ ужасѣ страданій десятки тысячъ людей, повинныхъ лишь въ томъ, что они люди и хотятъ жить, все равно какъ, но только жить, — внимательнѣе и чаще читали и вчитывались въ смыслъ Вѣчной Книги, имя которой Евангеліе?

Не знаю.

Телефонограммы.

12 сентября.

Копіи.

Шт. — капитанъ Курдюковъ, командиръ 4 роты 25 полка, съ 7 стрѣлками зарылъ непріятельскіе окопы, перерѣзалъ мѣшки, забралъ шанцевый пнструментъ.

Ночью отъ Дагушаня къ желѣз. дорогѣ усиленное движеніе; къ дорогѣ рысью, оттуда тихо. Слышенъ былъ на Дагушанѣ шумъ работъ. Охраненіе непріятельскихъ окоповъ бдительное. Скалистый редутъ соединенъ ходомъ сообщенія съ Водопроводнымъ. Въ деревнѣ Палиджуанъ работаетъ японскій отрядъ — рубитъ деревья, роетъ окопы.

Несмотря на нашъ огонь, работы въ головѣ сапы подвигаются.

Капитанъ Степановъ.

10 час. 50 м. утра.

Въ сторонѣ Сахарной Головы ночью шумъ отъ обоза и орудій. Сейчасъ у станціи 16 вер. замѣчено — прокатили 4 пустыхъ вагонетки къ ю., а по одной возвращаются груженыя. Флотская батарея отлично обстрѣляла. Видно, какъ принялись бѣжать. Проскакалъ съ вокзала верховой.

Окопы за день прибавились. Удлинены передъ Куропаткинскимъ люнетомъ и капониромъ.

Капитанъ Степановъ.

11 ч. 15 м. утра.

Перепелка разсѣяла 3 эскадрона по пути изъ "бухты 10 кораблей" къ деревнѣ Шитиза.

Лейтенантъ Сухомлиновъ.

12 час. дня.

Западный фронтъ.

Телефонограммы.

12 сентября.

Копіи.

Лит. Д подбила орудіе на западномъ склонѣ предгорья Угловой горы. Былъ взрывъ.

Капитанъ Гобято.

9 час. 20 м. утра.

На западномъ фронтѣ безъ перемѣнъ.

4 развѣдчика шт. — капитана Соловьева подподзли вплотную къ дер. Гоудзятунь — тамъ сильная застава и дозоры. Развѣдчики выстрѣлами снялиисъ крыши фанзы двухъ человѣкъ. Противникъ сосредоточенъ въ лощинѣ — на с.-в. деревни "Безъ названія".

Капитанъ Романовскій.

12 час. 20 м. дня.

На горизонтѣ Голубиной появились шаланды въ небываломъ количествѣ.

Полковникъ Ирманъ.

4 часа дня.

На западномъ фронтѣ безъ перемѣнъ. Въ окопахъ Угловой и ея предгорьяхъ замѣтно движеніе. Подъ вечеръ прошло въ бухту Луиза до 70 шаландъ.

Капитанъ Романовскій.

8 час. 40 м вечера.

CXXXVI

Несмотря на то, что "этажерка" (садъ передъ зданіями порта; расположена такъ же, какъ и церковь, на створѣ непріятельскихъ батарей, громившихъ день и ночь портъ, въ часы затишья она усердно посѣщалась публикой, въ особенности когда играла музыка.

Было уже 5 часовъ, когда со стороны порта донеслись звуки оркестра.

Пошелъ поглядѣть на отдыхающій Артуръ.

День тихій, но сумрачный, непривѣтливый.

Играетъ хоръ 14-го полка и играетъ очень хорошо.

На фронтѣ иногда громыхаютъ.

Въ городѣ тихо.

По дорожкамъ много гуляющихъ.

Большинство — пѣхотные офицеры и сестры милосердія. Среди офицеровъ много раненыхъ. Моряковъ совсѣмъ не видно.

Беззаботнаго оживленія, сутолоки, которая была здѣсь два мѣсяца назадъ, нѣтъ и намека.

На все легли сумрачные тона.

Всѣ уже сильно измѣнились.

Тѣ же шутки, тотъ же смѣхъ, улыбки, но люди какъ будто не тѣ: осунулись словно, поблѣднѣли; взглядъ неувѣренный, безпокойный.

Миловидныя, изящныя, хорошенькія женскія головки, такъ кокетливо мелькавшія здѣсь въ нарядныхъ шляпкахъ, теперь скромно покрыты бѣлыми косынками сестеръ милосердія.

Видимо, всѣ страстно хотятъ чувствовать себя, какъ въ минувшіе дни: хорошо, покойно, уютно, беззаботно.

Хотятъ — но и только.

На всемъ лежитъ печать тревоги: не скрыть ея.

Смерть и страданія не любятъ веселья. Они непримиримые враги.

На одной изъ дорожекъ вижу тучнаго офицера. Идетъ, опираясь на палку, и убійственно хромаетъ.

Хромаетъ такъ глубоко, видимо такъ страдаетъ, что, казалось, одинъ неосторожный шагъ — и страдалецъ упадетъ въ изнеможеніи.

Встрѣчные оглядываются; по лицамъ скользитъ насмѣшливая улыбка.

Думаю — что это за странная фигура? Что за комедія? Зачѣмъ пришелъ сюда мучиться? Нервы у всѣхъ притупплись — разжалобить трудно.

Ко всему уже привыкли.

Сестры, почти дѣти, — какъ примѣръ, дочь капитана Гиммельмана — спокойно работаютъ у постели мучениковъ долга, среди душу раздирающихъ сценъ, жестокихъ страданій.

Пошелъ навстрѣчу.

Замелькало между листвой низко спустившихся вѣтвей знакомое, широкое, полное, лоснящееся, довольное и упитанное лицо.

Это былъ одинъ изъ артурскихъ буффъ-героевъ — полковникъ Савицкій.

Я до сихъ поръ не знаю — гдѣ, куда и когда былъ раненъ этотъ полковой командиръ.

Также я не могу понять, какъ подъ командой такого командира 14-й восточно-сибирскій стрѣлковый полкъ явился однимъ изъ самыхъ доблестныхъ полковъ всего артурскаго гарнизона.

Очевидно, здоровый и сильный организмъ полковой офицерской среды не поддался вредному вліянію "отца командира".

Тѣнь несчастнаго Капитана Лопатина, опозореннаго, убитаго еще при жизни, по милости и благодаря двустворчатой совѣсти "отца командира" — вопіетъ о мщеніи.