Глазами женщины - Екатерина Кокурина

Но самое ужасное -- во мне течет ваша отравленная кровь. Зараза гнездится внутри меня. Я смотрю на жизнь вашими мертвыми глазами, и сердце мое так же оледенело. Я одна из вас и ничего не могу с этим поделать, а все мои игры -- только игры!

Императорское благочестие

Когда император Василий женил своего сына Льва, все славили и превозносили до небес его выбор. Феофана была совершенством красоты и благочестия. А ее нрав, гордый и холодный, быть может, мало подходил жене, зато был хорош для будущей императрицы.

Сам Лев, однако, не был в восторге от жены. Его раздражала безудержная набожность Феофаны, а еще больше -- ее холодность, и по своей воле он никогда бы на ней не женился. Но Василий не терпел, чтобы ему перечили, и Лев из страха подчинился.

Вскоре после свадьбы оправдались его худшие ожидания. Набожность Феофаны превосходила все разумные пределы и была совершенно неподабающа для императрицы. Вся ее жизнь была посвящена Богу, и она не собиралась отказываться от этого ради мужа. Ночью, едва уходили прислужники и приближенные, Феофана покидала свое золоченое ложе и шла на соломенный тюфяк и власяницы, разостланные на холодном полу. Всю ночь она проводила в молитве, простирая руки к небу, воздавая хвалу Господу и моля о спасении души. Естественно, об исполнении супружеских обязанностей в такие ночи не могло быть и речи, а ночей таких становилось все больше и больше. Императрица вела себя как монахиня, и с надеждой на рождение наследника можно было проститься.

Вряд ли кого-то удивит, что в скором времени у Льва появилась другая женщина. Зоя, дочь одного из придворных, выделялась красотой и отличалась тем, чего недоставало Феофане -- мягкостью и живостью нрава. Но Феофана была из тех женщин, которые хоть и не ценят мужчину, и мало в нем нуждаются, но по доброй воле никому его не отдадут. Измена Льва оскорбила ее до глубины души. Она пожаловалась свекру, хотя и знала, чем это может грозить ее мужу.

Василий славился крутостью нрава. Льва он всегда недолюбливал, подозревая, что тот родился не от него. Однажды он едва не ослепил сына, поверив клеветникам, доносившим, что Лев замышляет отцеубийство. И только отсутствие других наследников удержало его руку. Узнав, как мало сын ценит выбранную им жену, Василий впал в бешенство. Он вызвал Льва и тут же, не слушая никаких оправданий и просьб, оттаскал его за волосы, а потом, бросив наземь, избивал и топтал ногами, пока тот не стал обливаться кровью. Зою же приказал против воли выдать замуж за первого попавшегося человека.

Так Феофана отстояла свои права на мужа и престол. Но вскоре ее защитник Василий умер, и Лев стал единовластным господином Византии. Первым его желанием было избавиться от ненавистной жены. Однако выяснилось, что это не так просто. Народ был в восторге от Феофаны и ее благочестия, и, отправь Лев жену в монастырь (где ей и было место с самого начала), мог случиться бунт. К тому же ее поддерживали могущественные церковные патриархи, да и повод для развода найти было нелегко. Смирившись и положившись на волю Божию Лев прожил с нелюбимой женой еще десять лет.

Все кончилось так, как и должно было кончиться. Феофана умерла и немедленно была причислена к лику святых. Лев вскоре после ее смерти женился на Зое, которая к тому времени тоже овдовела. Неизвестно, Бог ли склонился к мольбам Льва, или эти две столь долгожданные смерти произошли по человеческой воле.

Первобытная любовь

Я помню дни юности мира. Я шла за мужчиной и несла его оружие -обточеные камни. Гортанным криком я предупредила его, что среди яда зелени леса скрывается Враг. Если бы Враг победил, он бы взял меня силой, безжалостно истерзав мое тело, а потом я стала бы рабыней его косоглазых и скуластых жен. Поэтому я несла камни моего мужчины, который кормил меня мясом и избивал не чаще раза в неделю. Как чиста была наша первобытная любовь! С каким восторгом я смотрела, как камень моего мужчины (который я несла для него!) свистит в воздухе и ударяет Врага прямо в висок! И когда он рухнул, а его черный дух, стеная, отправился к предкам, мы, смеясь и танцуя, словно дети, повесили его тело на дереве. Пусть скелет Врага, очищеный от плоти птицами и омытый дождями, станет памятником нашей любви!

Месть

Месть -- это все, что есть в моей жизни. Единственное, что осталось.

Эти псы отняли у меня жизнь, и то, что в ней было. Родину -- я никогда уж не почувствую на своем лице солнце Валенсии. Близких -- они, верно, оплакивают меня как умершую и не знают, что судьба моя позорна и страшнее смерти. Любовь -- стройный юноша с жгучими глазами, где ты? Помнишь ли?.. Хотя нет, лучше не вспоминай... И я не стану -- я все вычеркнула из сердца.

Мне не повезло -- я была молода и хороша собой. У меня была одна дорога -- в гарем. Многие мои подруги по плену, зная, что их ждет, наложили на себя руки. "Господь простит нас!" -- говорили мне они, но я верила, что пока есть жизнь -- есть и надежда. Теперь я понимаю, как они были правы.

В ту ночь, когда эмир Б-ский вошел ко мне, чтоб насладиться моей юностью и чистотой, я упала ему в ноги, умоляя пощадить и назначить любой выкуп. Но этот пухленький, жизнерадостный человечек лишь посмеялся надо мной. "К чему мне деньги?" -- сказал он. -- "Денег у меня и так больше, чем достаточно. А такие свежие цветы, как ты, встречаются нечасто".

После той ночи позора я впала в беспросветное отчаянье. Не знаю, почему я не убила себя. Душа моя умирала, и именно в те дни ею завладел демон мести. Он подчинил себе мою душу и за это дал мне силы выжить. Но то, что выжило, уже не было мною.

Теперь я была одержима одной мыслью -- месть, месть любой ценой! Ради мести я стала готова на все -- годами ждать, бесконечно унижаться и ненавидеть, лгать и пользоваться любой слабостью врага. Вскоре я поняла, что в этой проклятой Богом и людьми стране для женщины есть лишь один способ возвыситься -- родить сына. Эти нечестивые язычники ни во что не ставят своих жен и дочерей, но матери подчиняются беспрекословно. К тому же, мать сына эмира -- не то, что простая наложница.

Когда я узнала, что беременна, то почувствовала злобное торжество. Когда родился мальчик, я ликовала. Испытывать к ребенку материнскую любовь я не могла -- нет, этот плод постыдной, ненавистной любви был для меня всего лишь орудием мести. Он до смешного походил на отца, что вызывало у эмира восторг, а у меня отвращение. Но я тщательно скрывала свои истинные чувства и внешне казалась прекрасной матерью. Говорят, что дети чувствуют, кто их любит, а кто нет -- так вот, это ложь. По крайней мере, Юсуф очень привязался ко мне. Видимо, он был слишком глуп. Если б он знал, какие мысли я храню в глубине сердца, он бежал бы меня, как чумы.

Сердце ребенка легко завоевать -- нужно просто позволять ему абсолютно все и ругать при нем тех, кто не позволяет. К семи годам Юсуф был невероятно избалован -- и предан мне душой и телом. Стоило кому-нибудь "обидеть" его, неважно как и чем, и он бежал ко мне жаловаться. Поэтому, когда эмир начал воспитывать мальчика по-мужски, Юсуф малейшую строгость воспринимал как оскорбление и постепенно (при моей помощи) стал ненавидеть отца.

Я питала эту ненависть всеми способами. "Как жаль,-- говорила я сыну,-что тебе никогда не стать эмиром! А какой прекрасный правитель мог бы из тебя выйти! Но у эмира есть сыновья от законных жен, и сыну наложницы никогда не стать его наследником. К тому же, ты сам говоришь, отец не любит тебя!" Эту отраву я по капле вливала в его уши много лет, и к восемнадцати годам Юсуф мечтал об одном: убить отца и занять его место.

Когда я увидела, что плод созрел, я позвала Юсуфа и сказала ему: "Сын мой! Я знаю тайное желание, которое сушит твое сердце. Ведь ты хочешь стать эмиром, не так ли?" Он вздрогнул, но я поспешила его успокоить: "О, не бойся, я не выдам твою тайну! Я хочу помочь моему возлюбленному сыну. Твое желание вполне исполнимо. Эмир скуповат, и многие могущественные люди считают, что их обошли. Если ты обещаешь им исправить ошибки отца, они помогут тебе занять его место. Доверься мне, и ты станешь эмиром меньше, чем через месяц."

Конечно, он проглотил приманку. А так как он за всю жизнь палец о палец не ударил, он с радостью согласился, когда я сказала, что посею заговор сама, а его предупрежу в решающий момент, чтобы он пришел и пожал победу. На самом деле я и не собиралась ничего предпринимать -- не это мне было нужно.

Примерно через месяц я снова позвала его и сказала, что все готово. "Люди предупреждены и ждут только смерти эмира. А вот это поможет ему умереть вовремя!" И я дала Юсуфу кольцо, в котором был спрятан яд: "Действует мгновенно! При первой возможности подсыпь ему в питье!" Это моему мальчику не понравилось -- он мечтал ворваться во дворец на коне и снести отцу голову мечом. Ему казалось, что использовать яд недостойно мужчины. Но я сумела убедить его, что это единственный путь, и он взял кольцо и обещал все сделать.

Через пару дней пронесся слух, что эмир внезапно тяжко занемог. Яд, который я дала Юсуфу, причиняет человеку ужасные страдания не меньше недели, и только потом сводит в могилу. Я не хотела, чтобы ненавистный эмир умер слишком быстро. Узнав о его болезни, я написала письмо, в котором обвиняла Юсуфа как отравителя, и позаботилась, чтобы оно попало к эмиру. Вскоре я услышала, что Юсуфа схватили и повели на пытку. Как я и думала, меньше чем через час пришли за мной -- мальчишка был слишком изнежен, чтобы молчать под пыткой.