Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) - Александр Зимин

Однако Софийская II и Вологодско-Пермская летописи, а также «Казанская история» вносят в эту картину существенные коррективы. Оказывается, Сафа-Гирей бежал к Арскому полю, за ним в погоню отправился князь И. Ф. Оболенский с передовым полком. Но крымскому хану, судя по Казанской истории, удалось добраться до Астрахани. Казань осталась без хана. Мало того, «город (т. е. Казань. —А. 3.) стоял часы с три без людей, люди все из города выбежали, а ворота городные все отворены стояли»[1410]. И вот вместо того, чтобы войти в Казань, воеводы М. Глинский и И. Бельский не только этого не сделали (перессорились, кому первому войти в крепость)[1411], но даже не озаботились об охране своих тылов: «обозу города гуляя не сомкнута»[1412]. Воспользовавшись этим, черемиса захватила гуляй-город и 70 пищалей (по Казанской истории — 7 пушек). При этом погибли видные воеводы: князь Федор Лопата Васильевич Оболенский (возглавлял передовой полк судовой рати), князь И. И. Дорогобужский и еще несколько военачальников. Взятый в плен еще на Свияге И. М. Клепиков был отвезен в Казань, где его умертвили. Только после этого воевода И. Ф. Бельский приступил к интенсивному обстрелу Казани. Но было уже поздно — взять крепость не удалось, хотя казанцы и «добиша челом воеводам». Всего под Казанью русские войска находились 20 дней, 30 июля они отошли от нее, на следующий день переправились через Волгу, а из-за Волги пошли «на украины муромские и на темниковские места» 15 августа[1413].

Когда Василий III узнал об исходе своего казанского плана, он был взбешен. Ошибки воевод были непростительны. Виновных бросили в темницу. Не пострадал на этот раз только М. Глинский. Князя Ивана Бельского, как главного из воевод, великий князь даже хотел казнить, и только по челобитью митрополита Даниила смерть ему заменена была заточением. Ходили слухи, что Бельский не взял Казань, так как был подкуплен казанцами. Так или иначе, но если все воеводы вскоре были прощены, то князь Иван находился в темнице до самой смерти великого князя.

Вскоре, 25 августа 1530 г., в Москве произошло событие, встреченное с радостью при дворе Василия III — супруга великого князя родила московскому государю долгожданного наследника престола. Его нарекли Иваном[1414]. Рассказывали, что юродивый Доментий предсказывал, что родится «Тит — широкий ум»[1415] (наследник родился в день апостолов Варфоломея и Тита. Будущее показало, что Иван Васильевич обладал недюжинным умом). 4 сентября в Троицком монастыре младенец был крещен.

Крестными отцами стали старец Иосифо-Волоколамского монастыря Кассиаи Босой, игумен Переяславского монастыря Даниил и троицкий старец Иона Курцев[1416].

Как сообщает Вологодский летописец, на радостях московский государь снял опалу с князей Ф. Мстиславского, М. Д. Щенятева, Б. И. Горбатого, М. А. Плещеева, Я. Г. Морозова, окольничего И. В. Ляцкого, со своего любимца И. Ю. Шигоны Поджогина, дьяка И. И. Телешова[1417]. Все они находились в опале по разным причинам. Князь Федор Мстиславский, прощенный на этот раз великим князем, вероятно, именно тогда получил в вотчину вместо Малого Ярославца далекую от западных рубежей страны и небольшую по размерам Юхотскую волость. Тогда же была «прощена» и Соломония Сабурова, переведенная теперь из Каргополя в Покровско-Суздальский монастырь.

В связи с рождением наследника престола в иосифлянской среде написано было похвальное слово Василию III. Для автора слова великий князь («белый царь») — «оружие и забрало земли Руская», «о благочестии воин непобедим». Василий III — «единодръжец бысть земли своей и покори под ся вся окружьныя страны — овых миром, а непокоривыя мечем»[1418].

Новгородский летописец (составитель свода 1539 г.) писал, что, когда родился Иван, «внезапу бысть гром страшен Зело и блистанию молнину бывшу по всей области державы их, яко основанию земли поколебатися; и мнози по окрестным градом начаша дивитися таковому страшному грому»[1419]. Так в блеске молний и грохоте грома появился на свет будущий царь Иван Васильевич Грозный.

Рождение наследника престола было сильным ударом по честолюбивым замыслам Юрия Дмитровского. Отношения между братьями обострились. В отличие от князя Андрея Юрий Иванович даже не был на крещении молодого Ивана Васильевича. Поэтому Василий III счел необходимым нанести удар по тем силам, которые поддерживали князя Юрия. Особую опасность представляли потенциальные союзники дмитровского князя на восточных и южных рубежах России.

Дальновидные круги казанской знати отлично понимали, что необходимо как можно быстрее договориться с московским правительством, ибо угроза нового похода русских войск на Казань оставалась реальной. Поздней осенью. 1530 г. в Москву прибыло посольство из Казани во главе с князьями Табаем и Теввекелем и бакшей Ибреимом. Послы от имени Сафа-Гирея обещали быть «неотступными» от Василия III «всею землею Казаньекою». Великий князь в свою очередь, «чтобы кровопролитна не было… всей земли Казаньской людем опалу свою отдал». Тогда Табай и Теввекель от имени казанцев принесли московскому государю присягу на верность.

В январе 1531 г. в Казань с этой шертью отправился И. В. Полев. Его задачей было принять подобную же присягу от самого хана и вернуть русских полоняников и «наряд», захваченный казанцами во время похода 1530 г. Однако дело оказалось не такое простое. 26 марта от Полева в Москву приехал человек, сообщивший, что «царь правды на шертной грамоте не учинил и пищалей ему не отдал». Хан Сафа-Гирей настаивал на отпуске его послов, просил прислать в Казань «большого посла» и в свою очередь вернуть «пищали и пушки», захваченные воеводами под Казанью. Если это будет сделано, то хан обещал «правду на записи учинить» и отпустить И. Полева.

По слухам, это решение продиктовано было тем, что до Сафа-Гирея донеслись вести о подготовке нового похода Василия III на Казань. И действительно, весной 1531 г. казанские послы в Крыму энергично, но безуспешно настаивали на немедленной помощи со стороны Саадат-Гирея. Без нее, говорили они, «нам не мочно отсидетися в городе, люди все выбиты и высечены. И не поспеют люди к нам к тому сроку на мае месяце, и нам, увидев чернь московских людей, бежати, город покинув, куды очи несут»[1420].

Положение казанских послов в Москве было сложное. Желая предотвратить неизбежное кровопролитие, князь Табай выдвинул идею смены казанского хана, ибо вся беда-де происходила оттого, что Сафа-Гирей, послушав ногайцев и «лихих» людей из числа казанцев, поступил «негоже». В самой Казани «люди все в разни», причем «людей добрых мало, все люди мелкие, иноземные, земли крепить некому». Переговоры с Табаем и другими послами вел Ф. И. Карпов, опытнейший русский дипломат, давно руководивший сношениями с восточными странами, а также наиболее приближенный к самому Василию III дьяк Меньшой Путятин. Казанские послы просили отпустить на царство послушного великокняжеской воле Шигалея. Он должен был вместе с ними отправиться в Васильсурск. Отсюда казанские послы предполагали послать грамоты в Казань, а также к горной и луговой черемисе и арским князьям с сообщением, что «их хочет государь жаловати и беречи». Однако Карпов и Путятин попытались выяснить, действуют ли послы в данном случае по уполномочению «князей и земли» или на собственный страх и риск. Хотя Табай и Теввекель отрицали наличие у них каких-либо полномочий по этому вопросу, но сказали, что у них в Казани есть единомышленники. Тогда решено было послать предварительно в Казань Постника Головина, выяснить мнение мурзы Качигалея и князя Булата. Вернувшись 17 мая в Москву, Постник Головин сообщил, что в Казани произошел переворот: Сафа-Гирей с царицей (дочерью Мамая) выслан в Ногайскую степь. 19 мая в Москву прибыли Кулчюра и Форузат с грамотами от Горшедны-царевны, мурзы Качигалея и князя Булата, которые в это время захватили власть в городе. В своих грамотах они писали, что к кандидатуре Шигалея они относятся настороженно («блюдемся») и предпочитают ему Яналея, сына Шихавлиара, племянника хана Большой орды Ахмата.

На том и порешили. Шигалей уже скомпрометировал себя в Казани, а кандидатура Яналея вполне устраивала Василия III, ибо он уже с малых лет находился на русской службе, будучи городецким князем[1421]. Пятнадцатилетний царевич, «тихий и смирный» Яналей, был приведен к присяге. После этого его вместе с Табаем, а также русскими послами Я. Г. Морозовым и дьяком Афанасием Курицыным отправили в Казань, где 29 июня он снова дал «записи шертные» в верности Москве и был торжественно посажен на царство. Опекуншей его стала царевна Горшедна[1422].

Так был решен казанский вопрос. Однако достигнутый компромисс устраивал обе стороны только на время. Это была передышка, необходимая и казанцам, и московскому государю.