Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) - Александр Зимин

Вскоре после этого (в августе) из Крыма вернулся русский посланник Р. Писарев с крымским посланником Тягибердеем. Разгневанный Саадат-Гирей потребовал вернуть своих послов, находившихся в это время при дворе Василия III, и прервал всякие сношения с Москвой. Впрочем, это для России уже особенной опасности не представляло, ибо, как сообщил Писарев, положение самого хана «на царьстве» было весьма непрочно. В сентябре крымские послы были отпущены[1456].

В конце лета 1532 г. в Москву вернулся великокняжеский посланник к Петру Рарешу Иван Сергеев, проехавший на Русь через Крым. Он сообщил, что Саадата крымцы согнали с престола и сделали царем снова Ислама. Это же подтвердил и присланный самим Исламом его «человек»[1457].

С остальными восточными соседями у России в 1532 г. отношения были вполне добрососедские. 21 июля из Астрахани в Москву прибыл «человек» царя Касима Злоба. Однако уже вскоре после этого стало известно, что «черкесы» захватили Астрахань, «взяли царя», перебили многих его людей и ушли прочь. Царем астраханским на время сделался царевич Ак-Кубек[1458].

В сентябре 1532 г. Москва стала свидетельницей чрезвычайного события. Ее посетил посол индийского паши Бабура — Хозя Усеин. Он привез грамоту, в которой Бабур предлагал установить торговые и дипломатические отношения между их странами, «чтобы великий государь Василей с ним был в дружбе и в братстве и люди бы промеж их ходили на обе стороны их». Правитель Ферганы и Кабула Бабур был выдающимся политическим деятелем и талантливым писателем. После побед, одержанных в 1526 и 1527 гг. над индийскими правителями, он стал основателем Могольской империи в Индии. Умер Бабур в 1530 г., т. е. за два года до прибытия его посольства в Москву. Осмотрительный и тонкий дипломат Василий III с почетом принял и отправил обратно посольство Хози Усеина, выразив свое согласие установить с правителем Индии торговые отношения. О «братстве» пока речь не шла, так как в Москве не было известно, был ли Бабур «на Индийском государстве» государем или просто «урядником». Московские дипломаты опасались называть братом своего монарха простого правителя и выражали готовность вступить в политический союз лишь с законным монархом Индии[1459]. Из-за смерти Бабура и отдаленности Индии визит Хози Усеина прямых последствий не имел. Но он являлся знаменательным вестником будущей русско-индийской дружбы. Посольство Бабура, равно как и хождение Афанасия Никитина за три моря (1466–1472 гг.), находились у истоков добрососедских русско-индийских отношений.

С Турцией отношения также не предвещали никаких осложнений. С ноября 1532 до мая 1533 г. в Москве находился торговый человек султана Ахмат (неофициальный представитель), которому Василий III оказывал всяческое содействие[1460].

После воцарения Яналея с Казанью происходил регулярный обмен посольствами. Так, еще 2 сентября 1532 г. туда вернулся казанский посол князь Бурнак, а с ним русский посланник Василий Алексеев Пушкин с грамотой великого князя. Содержание ее, к сожалению, неизвестно. 18 ноября в Москву приехал Я. Г. Поплевин-Морозов, приводивший к присяге Яналея, а уже вскоре (23 декабря) в Казань отправился Константин Тимофеев Замыцкий. Не забывал своим вниманием Василий III и преданного ему Шигалея. В сентябре 1532 г., когда Яналей укрепился в Казани, Шигалею пожаловали Каширу и Серпухов и отпустили его туда с Москвы[1461].

Мирная восточная политика сочеталась с продолжавшимся укреплением южных рубежей. Так, в 1530/31 г. «срублены» были деревянные кремли в Чернигове и Кашире. Тогда же доделан каменный кремль в Коломне[1462].

Возобновилось церковное строительство в Москве. После набега Мухаммед-Гирея на русские земли в 1521 г. отмечался временный спад церковного строительства. Кроме строительства Новодевичьего монастыря в Москве были сооружены в 1527 г. три небольшие церкви. Это Преображенье на великокняжеском дворе против церкви Лазаря (на месте самой старой в Москве церкви «Спаса на бору»), св. Георгия на Фроловских (Спасских) воротах Кремля и церковь Бориса и Глеба на Арбате[1463].

27 ноября 1530 г. в присутствии Василия III, Елены с новорожденным сыном и бояр освящена была церковь Параскевы Пятницы (у Покрова) и установлен в честь Этого события церковный праздник. В августе 1531 г. Василий с семьей снова присутствует на освящении церкви — на этот раз деревянной («обетной») Успенской, находившейся рядом с Благовещеньем на Старом Ваганькове. Церковь построена была за один день[1464].

В Кремле в 1532 г. у Иоанна Лествичника заложена была четырехъярусная звонница с храмом Воскресенья (по новгородским образцам). Тогда же (в 1532/33 г.) Николай Фрязин («Лодовиков товарищ») отлил большой колокол «благовестник» в 1000 пудов меди (для колокольни)[1465].

Гордостью русской архитектуры стала церковь Вознесения в Коломенском, освященная 3 сентября 1532 г. в присутствии Василия III, его семьи и братьев. Московский государь сотворил по этому поводу «празднество велие, светле и радостне». Пир продолжался целых три дня. И действительно, «бе же церковь та вел ми чюдна высотою и красотою и светлостию, такова не бывала преж сего в Руси»[1466].

Строилась не только Москва, но и другие русские города. Так, в октябре 1533 г. была освящена каменная Покровская церковь в одноименном монастыре в Угличе. В 1528–1530 гг. перестраивается белокаменный верх (до аркатурного пояса) центрального (Рождественского) городского собора в Суздале[1467].

В 20—40-х годах протекала деятельность видного русского зодчего Григория Борисова (умер, возможно, в 1545 г.)[1468]. По наблюдениям Н. Н. Воронина, с его именем следует связывать строительство Троицкого собора в Данилово-Переяславском монастыре (1530–1532 гг.), близкого по архитектурным формам к Борисоглебскому собору. Последней постройкой Борисова Н. Н. Воронин считает трапезную церковь Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере. В совершенстве владея архитектурным мастерством, Борисов специализировался на монастырском строительстве (особенно трапезном)[1469].

Трапезные сооружались в это время и в других монастырях[1470]. Теплая Благовещенская церковь с каменной трапезной в Ферапонтове монастыре построена была в 1529/30 — 21 ноября 1534 г.[1471]

Правительство Василия III всячески поддерживало строительство в новооснованных монастырях. В это время с помощью присланных великим князем каменносечцев построена была Троицкая церковь и трапезная в Александро-Свирском монастыре[1472]. После поездки Василия III по монастырям зимой 1528/29 г. в Геннадиевой пустыни «по государеву желанию» строится Спасская церковь[1473]. В 1530 г. построена была Троицкая церковь с приделом Сергия Радонежского в новом Болдинском монастыре. Здесь же вскоре сооружена была трапезная с храмом Введения[1474].

Меньше известно строительство в уделах. Около 1530 г. построен был Успенский собор в Старице, архитектурные формы которого восходили к храмам Московского великого княжества. Этот собор должен был символизировать призрачную мощь одного из последних удельных княжеств на Руси[1475].

Конец 1532 г. принес великому князю новые хлопоты.

Завершив переговоры с послами из восточных стран, Василий III отправился в кратковременную поездку в Троицу и Александрову слободу (22 сентября он покинул Москву, а уже 3 октября вернулся обратно)[1476]. По возвращении его ждала приятная новость. 30 октября Елена Глинская родила второго сына, которого по старинной московской традиции назвали Юрием. Крестным отцом его (как и Ивана) стал игумен Переяславского монастыря Даниил, на этот раз с троицким игуменом Иоасафом Скрипицыным (будущим митрополитом), который в 1530 г. совершал акт крещения первенца великого князя. Правда, позднее выяснилось, что ребенок родился неполноценным — «несмыслен и прост и на все добро не строен»[1477]. Но этого не удалось узнать ни самому Василию III, ни его брату Юрию, жизненный путь которых уже подходил к концу.

Зимою 1532/33 г. московский государь продолжал занятия внутренними делами. Еще 17 ноября 1531 г. ставленник Василия III Шигалей выдавал жалованные грамоты в своей Кашире, как неожиданно в декабре 1532 г. (или в январе 1533 г.) из-за «ссылки» с Казанью и другими державами без ведома великого князя он был «пойман» и отправлен в «нятство» на Белоозеро[1478].

1 декабря 1532 г. взята была крестоцеловальная запись с видного представителя старомосковского боярства М. А. Плещеева. Плещеев долгое время находился в опале, после рождения первого сына Василия III прощен. А вот после рождения второго сына великого князя с Михаила Андреевича Плещеева была взята крестоцеловальная запись в верности. Она близка по содержанию к записи В. В. Шуйского 1522 г., но имеет и существенные отличия[1479]. Плещеев в записи писал, что по челобитию митрополита Даниила великий князь «вины мне отдал». Как и Шуйский в 1522 г., Плещеев прежде всего обязывался «не приставати никакими делы, некоторою хитростью» к «лиходеям» Василия III, его жены и детей.