Розалина снимает сливки - Алексис Холл

Она замерла на пороге.

– Здорово. Так что… можно войти?

– Конечно. – Он отошел в сторону, чтобы пропустить ее. – Если ты не хочешь вернуться к друзьям.

Вот черт. Она все испортила. Встретила сексуального парня, с собственным домом и хорошей работой, который любит выпечку, и все шло хорошо, а потом без всякой причины перешла на смешанные сигналы, и теперь он не знает, что ему делать.

– Лучше останусь с тобой, – сказала она чуть более решительно, чем это было необходимо.

И чтобы доказать это, она мягко подтолкнула его к кровати, усадила и села на него. Взяв его лицо в ладони, она крепко его поцеловала.

– Как бы мне ни нравилось потакать твоим диким наклонностям, – он слегка отодвинулся, – ты вся в грязи.

– Прости. Я пошла прогуляться с Анвитой и Гарри, и Анвита случайно упала из-за игры в слова…

Он моргнул на нее.

– Игры во что?

– Мы играли в слова в темноте, – ни с того ни с сего Розалина начала хихикать и не могла остановиться, – Анвита загадала слово на «Т», и мы с Гарри перебрали все варианты, а потом она сказала, что это трактор, а мы сказали, что трактора нигде нет, а она сказала, что трактор был пару минут назад, когда она это говорила…

Розалина все еще хихикала, что затрудняло составление связной словесной картины.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказал ей Ален.

– Понимаешь, это был трактор Шредигера.

– Ты пьяна?

– Выпила бокал вина, пока мы спорили об эноки.

– Почему ты спорила с Анвитой и Гарри об эротике?

– Не об эротике. Об эноки. – Розалина только успокоилась и опять начала хихикать. – Из-за того, что он думал, что это фасоль, а я думала, что это капер…

– Это грибы, – перебил ее Ален.

– Я знаю. Мы проверили. А еще коко-бобы – это не какао-бобы. А трактор оказался не трактором и не быком, – закончила она торжествующе, – а козлом.

Последовало долгое молчание.

– Я рад, – сказал он наконец, – что тебе было весело. Но я почти ничего не понял, и ты меня по-прежнему пачкаешь.

– Прости.

Она стянула с себя блузку, что было скорее практическим жестом, чем эротическим, но Ален – его взгляд метнулся к ее груди – казалось, не был обеспокоен этой разницей. Они снова поцеловались, Ален расстегнул ей лифчик, и легли на кровать.

А потом Розалина лежала в темноте, прижавшись головой к плечу Алена, и думала, что, черт возьми, с ней не так. Потому что ей нравился секс. Нравился секс с Аленом. И все же все это время она была лишь наполовину с ним, и ей постоянно приходилось возвращаться мыслями в номер, в котором она находилась.

Вместо того чтобы гадать, о чем Гарри и Анвита разговаривают в баре. Или вспоминать, каково это – бежать по полю в темноте, словно ничто в мире тебя не держит.

Как Анвита радуется своей победе из-за эноки.

Как краснеет Гарри, пока позволяет дразнить его за торт с русалкой.

То, как осторожно он передвигался по ее кухне, словно не хотел отнимать у нее место. То, как он просто принял то, что Амели – часть ее жизни. Его глубокий голос, когда он говорил: «Хорошо, друг», как будто это был их секрет.

Какими теплыми были его карие глаза. Какие широкие у него плечи. И его ухмылка, которая казалась одновременно застенчивой и понимающей.

Воскресенье

– …Поверить не могу, – сказала Дженнифер Халлет, пока Гарри, Анвита и Розалина стояли перед ней в ряд, как непослушные школьники, – что вы, кучка неадекватных идиотов, вынуждаете меня вести переговоры о внесудебном урегулировании из-за травмированного козла.

– Эй, вот не надо, – первой заговорила Анвита. – Если что, это козел нас травмировал.

– Мне плевать на вашу травму. Мне не плевать, что вы вторглись на чужую территорию. Потому что, как бы странно это ни звучало, если что-то происходит в окрестностях, когда мы снимаем шоу, это отражается на шоу. И когда я получаю гневный звонок от фермера в ту же ночь, когда вы трое, прихрамывая, возвращаетесь в отель, покрытые грязью, несложно сообразить, чьи сиськи и/или яйца мне надо прибить к гребаному столу. – Дженнифер Халлет начала расхаживать из стороны в сторону. – А еще, если бы вы потрудились прочитать свои контракты, мои маленькие мешки с дерьмом и солнечными зайчиками, вы бы знали, что должны вести себя так, чтобы поддерживать ценности «Пекарских, мать их, надежд». А это значит, и я не могу поверить, что мне приходится объяснять это, что нельзя совершать никаких гребаных преступлений. – Она продолжала шагать из стороны в сторону. – Моя работа заключается в том, чтобы сделать вас похожими на очаровательную обмякшую мошонку, которую моя тетушка Тори не постыдилась бы взять с собой в бридж-клуб. А у меня не получится этого сделать, если вы окажетесь на третьей странице «Мейл», где на фото, на чужом поле, голые, вы заталкиваете куриц друг другу в прямую кишку.

В потрясении Гарри поднял руки.

– Погоди-ка. Ничего такого мы с курицами не делали.

– Я хочу уточнить, – быстро добавила Розалина, – мы не засовывали их друг другу в прямую кишку.

Дженнифер Халлет замерла. Но только для того, чтобы сверкнуть глазами.

– Ведите себя как можно лучше до следующего гребаного сезона. И если я увижу хоть один бестактный поступок любого из вас – подам на вас такой иск, что вашим внукам придется зарабатывать минетами, чтобы оплатить ваши судебные издержки.

Достигнув негласного консенсуса, Гарри, Анвита и Розалина не смогли ничего на это ответить и поспешили удрать, чтобы перекусить подобием завтрака. А затем их погнали в бальный зал для начала съемок, обещавших стать изнурительным днем выпечки.

Несмотря на то что это был конкурс макарун, Розалина начала с торта. Хотя макаруны – дело хлопотное, их можно приготовить довольно быстро, а последнее, чего она хотела, – подать на стол тарелку с макарунами вместе с недоделанной грудой бисквита.

– Проблема в том, – сказала она Колину Тримпу, – что я каким-то образом достигла того этапа конкурса, когда то, что меня просят приготовить, не помещается на моей кухне. Поэтому, хотя я и отработала все элементы, готовый продукт получился несколько теоретическим.

– Как считаешь, у тебя все получится? – Марианна Вулверкот явно учуяла слабость с другого конца зала. И теперь набросилась на нее. – Это все-таки шестая неделя, Розалина.

– Знаю, но не могу рисковать и готовить что-то… – Розалина попыталась найти баланс между «я принимаю критику» и