Бабочка в янтаре (СИ) - Александр Руднев

— За нас!

Они успели сделать пару глотков, когда в кабинке появился все тот же служащий в сопровождении молодой стройной пары. Чувствуя некоторую неловкость, темноволосый мужчина в костюме бежевого цвета представился.

— Жан Боссе, а это моя супруга — Вера, — он протянул руку Марко, — простите, что приходится нарушать ваше уединение.

Распорядитель поклонился и предложил вызвать его, когда господа будут готовы сделать заказ. Новые знакомые оказались весьма приятными людьми, и возникшая поначалу неловкость быстро улетучилась. Со сцены снова лилась мелодичная песня, и они заказали вторую бутылку.

Как оказалось, прилетели Жан и Вера с пятой планеты звездной системы с забавным названием Хохона. Он был совладельцем крупного предприятия по производству автопогрузчиков и грузовых аэроботов, а она вот уже двадцать циклов нигде не работала, занимаясь домашним хозяйством на их вилле, занимавшей целый остров в океане. Первое «извлечение» они сделали сорок циклов назад. Сюда прибыли, получив заманчивое предложение о замене биокомплексов на более современные за полцены.

— Мы вообще поначалу даже не поверили, — радостно щебетала Вера, — думали, что розыгрыш. Только, когда связались с нашим знакомым из Департамента по делам ИМС, поняли, что все правда.

— Наверное, многие прилетели сюда, чтобы воспользоваться льготами и скидками, — предположил Марко, — интересно, кто же все это оплачивает?

— Вот-вот, — закивал Жан, — и я об этом подумал. Неужели наше правительство такое щедрое?

Они еще несколько минут обсуждали удачу, свалившуюся вдруг на голову ИМСов, и чем больше об этом говорили, тем больше рождалось сомнений по поводу их неслыханного везения, однако не так-то просто было поколебать веру в счастливый билет, даже если он достался практически всем «извлеченным».

— А вам не показалось странным то, что здесь держат преступников? — вдруг заявил Жан.

— Каких преступников? — почти хором спросили Марко и Лея.

— Когда мы немного заблудились, — он с легким укором взглянул на жену, — мы попали на нижние этажи и столкнулись с конвоем, сопровождавшим арестованного.

Марко пожал плечами.

— Возможно, перевалочный пункт, — предположил он, — мало ли.

— Может быть, и так, — продолжал Жан, понизив голос, — только я видел, как к станции пристыковалось конвойное судно явно не с одним заключенным на борту.

— Возможно вынужденная стыковка, — вступила в разговор Лея, до этого шептавшаяся с Верой.

— А зачем же преступников выводить за пределы спецтранспорта?

Жан умолк, видно продолжая размышлять над своим же вопросом.

— О чем мы говорим! — воскликнула Вера, — Давайте веселиться! Жан! Вино кончилось!

Она хохотнула невпопад и растерянно посмотрела на присутствующих.

Марко поспешил снять напряжение и вызвал распорядителя, нажав на клавишу электронного табло сбоку стула.

— Действительно, друзья, не будем ломать голову над тем, что нас не касается. Давайте еще выпьем!

Вера благодарно улыбнулась ему и, привстав, поправила платье. Когда прибыла еще одна бутылка замечательного вина, оно тут же перекочевало в бокалы, и Марко встал.

— Хочу поднять тост за новую жизнь, без боли и страха.

Выпив до дна, он выдохнул и уселся на место. Никто из них даже не мог предположить, насколько роковыми окажутся только что сказанные слова.

Прозрачные тяжелые стеклопластиковые двери с шипением задвинулись за спиной, и Андрей оглядел камеру, разделенную на шесть одинаковых секций. В каждой секции на металлических штангах висела кровать, под которой стоял большой короб для личных вещей. Две из них были свободны, и Рогов молча направился к ближайшей, стараясь не обращать внимание на сокамерников, внимательно наблюдавших за новым постояльцем.

Сев на край кровати, он напрягся, чтобы вспомнить произошедшее еще раз, но в памяти всплывали лишь размытые образы и ощущение случившейся катастрофы. То, что Андрей увидел перед собой там, в офисе после того, как пришел в себя, повергло в шок его самого ничуть не меньше, чем службу безопасности, прибывшую на место убийства(!). Именно это слово Рогов слышал теперь каждый раз, когда его приводили на допрос.

Мог ли он подумать, что станет преступником, да еще и не просто злодеем, а тем, кто отнял чужую жизнь. По крайней мере, ему именно так преподнесли то, что он сделал с бедным Фишером. Так это было или нет, Андрей наверняка не знал, но, судя по обнаруженному в кабинете в луже крови телу оппонента, могло произойти что-то ужасное, и он — Рогов, имел к этому самое прямое отношение.

Как бы то ни было, Андрей ловил себя на крамольной мысли, что большого сожаления по поводу кончины господина Фишера не испытывает, между тем, ситуация складывалась весьма скверная, если не сказать: трагическая, и нужно было как-то выпутываться. Ведь он ничего не помнит, налицо умопомешательство, что, вероятно, облегчит его участь. Хотя, в конце концов, все уже порушено: судьба, бизнес, да и в целом жизнь. И чем это закончится, одному Всевышнему только известно.

— Некрасиво ведешь себя, мужик, — крякнул совсем рядом хриплый голос, вырывая Рогова их потока размышлений.

— Не понял, — опешил он, отпрянув от неожиданности.

Два крепких бугая подошли почти вплотную и с ухмылкой уставились на него, явно не собираясь обсуждать последние достижения науки и техники или политическую ситуацию в ближайшей галактике. Двое поменьше ростом и комплекции остались на своих местах, один из которых с прищуром что-то попивал из кружки, а второй с упоением грыз ногти.

— Что надо, ребята? — поежился Рогов, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а в груди колотит молот.

— Ты посмотри, Каток, он не врубается! — прохрипел один из громил, — Кто здороваться будет, коржик?

Сзади послышался гаденький смех, который тут же затих.

— Проучи его, Репа, — приказал тот, что пил из кружки.

Понимая, что здесь никто ему не поможет, Андрей вскочил, вжался в стену и задрожал, видя как оба бугая, осклабившись, демонстративно начали потирать кулаки. Между ними осталось не больше двух метров, когда он ощутил жуткую ненависть к приближающимся уголовникам. И кроме этой вселенской нечеловеческой ненависти он не чувствовал больше ничего. Фигуры людей, кровать и очертания камеры начали расплываться, голова, казалось, находится в центре колокола, по которому только что ударили молотом.

Впрочем, по голове его действительно чем-то долбанули, поскольку через мгновение Рогов опомнился уже на полу с ноющей болью в области затылка.

— Всем к стене! — надрывался охранник, размахивая какой-то палкой, которой, вероятно, его и приложили.

Еще двое в форме рассредоточились по камере, взяв на прицел Рогова, и группу прижавшихся к стене перепуганных заключенных.

— Встать! — скомандовал тот, что с палкой и огрел его по руке, которой Андрей едва успел прикрыть голову.

Вскоре он уже сидел в центре пустой серой комнаты пристегнутый к креслу. Надрывно сипло дыша, Рогов старался успокоить крупную дрожь, бросающую его то в жар, то в холод. Наконец, сердцебиение понемногу стихло, и он задышал ровнее. В комнату вошли два охранника и пожилой невысокий человек в костюме с эмблемой медслужбы, которые в руке держал инъектор.

— Что это? — занервничал Андрей.

— А тебе не все ли равно? — огрызнулся один из охранников, закатывая ему рукав.

— Все нормально, — успокоил пожилой доктор, — это релаксирующее средство, совершенно безвредное.

После укола, Рогов почувствовал, как пол уходит вниз, а комната закручивается каруселью, но сознание оставалось более или менее ясным, хотя желание что-то делать, и даже думать пропало начисто. Язык стал, словно, каменным и наотрез отказывался поворачиваться, чтобы сформулировать хоть какой-нибудь слово. Таким мычащим его и покатили в кресле в одиночную камеру.

— Принимай! — крикнул охранник другому, стоявшему на другом конце длинного коридора.

— Это тот, который буйный?

— Не знаю как, но двух амбалов из двадцатой «уронил», не прикасаясь. Ты там поосторожнее. Ему потом ИПН поставят.

— Ладно, и не таких обламывали.

Перед Роговым открылась толстая полупрозрачная дверь, и его кресло толкнули внутрь. А поскольку отстегнуть его, видимо, забыли, или не захотели, он так и просидел несколько часов спиной к выходу, пытаясь вновь обрести мышечную подвижность. Когда смог членораздельно говорить, несколько раз требовал во весь голос, чтобы его отцепили от кресла, однако через небьющуюся стеклопластиковую пятисантиметровую дверь, его, скорее всего, никто не услышал.

Когда звенящая тишина и неподвижность конечностей уже начали сводить его с ума, дверь отодвинулась, чтобы впустить доктора с его адским механизмом в виде кольца на шею.