Оружие Возмездия - Олег Дивов

– Да там он, там, можешь сходить посмотреть.

Я расписался в журнале и с удовольствием пожелал сержанту попутного ветра. Мне больше не нужны тут были чужие люди. Я собирался учинить над штабом надругательство, равного которому в ББМ еще не случалось.

Последующие дни и ночи в моей памяти спрессовались. Это была безумная гонка с короткими передышками. Олеги пахали, как проклятые. Иногда нам помогал Шнейдер.

Сиротин, придя в штаб, очень удивился, когда я встретил его со штык-ножом на поясе и повязкой дежурного.

– Теперь эти двое у меня вот где, – объяснил я, показывая сжатый кулак. – Постоянный контроль.

– Нормально, – оценил Сиротин, – вижу службу войск! А это что?..

Он заметил «тестовые» участки стены, на которых мы пробовали мое изобретение – разные смеси белой краски с известкой.

– Если все получится, у вас будет ослепительно белый штаб.

– Как в больнице? – насторожился майор.

– Ничего общего. Это будет похоже скорее на зал электронно-вычислительных машин, – вдохновенно наврал я. – Конструкторское бюро. Каждый раз, проходя по коридору, вы будете ощущать чистоту и свежесть – то, что нужно для плодотворной службы.

– А-а! – впечатлился майор. – Ну-ну.

Я тут же забросил штык в тумбочку и отправился красить.

Пульверизатор качал, как зверь, но распылял плохо. Мы долго с ним мучились, кое-как забелив потолок, а стены уже проходили валиками. Результат мне показался занятным: наша адская смесь давала на стенах едва заметную шероховатую фактуру. Исконный зеленый цвет стен под этой фактурой исчезал напрочь с одного прохода. А главное, эта гадость не пачкалась и не осыпалась, когда высыхала. Хотя должна бы. А может, так и продержится? Почему нет? Если не мыть. Плесни водички – тут она себя точно покажет. Или не покажет. Черт ее знает. Выдумали фигню какую-то.

Коридор приобретал футуристический вид. Тогда мало где красили стены заподлицо с потолком, выглядело наше творчество весьма лихо. Я и сам поверил, что теперь Сиротин будет ощущать чистоту и свежесть. Глядишь, поумнеет.

– Авангард, – оценил Шнейдер. – Кто, ты говорил, твоя мама?

– Заведующая отделом выставок Третьяковки.

– М-да… Нарисуй в сортире «Черный квадрат».

– Не смогу, углы не помню.

– То есть?..

– Гена, – сказал я строго. – Как ты думаешь, если художник назвал картину «Черный квадрат», неужели она квадратная? И стали бы искусствоведы столько носиться с каким-то квадратом, пусть и черным? В том-то и прикол, что это очень сложный объект.

– Наши-то не знают. Можешь нарисовать именно черный квадрат.

– К счастью, мы не красим сортир. Ген, у тебя есть пластырь? Не хочу бежать за ним в казарму.

– А что такое?

– А вот что.

– Ой, ёлки-палки…

Известь разъедала руки. Мы столкнулись с этим в первые же сутки. Сначала было терпимо, потом начала слезать кожа на пальцах.

Стало неудобно работать. Я взял пластырь и заклеил изувеченные кончики пальцев себе и Олегам. Сразу вспомнилось Мулино – там в штабе у меня зимой шла кровь из-под ногтей, когда я печатал. Только пластырем и спасался.

– Представляешь, как бы я сейчас выглядел, если бы ты надел ту лопату мне на физиономию? – спросил я Маленького. – И как бы выглядел ты, хе-хе…

– Извини, я же не нарочно, – в который раз сказал он.

– Забудь.

– Дальше-то что? – спросил Большой. – Нам еще с этой дрянью возиться и возиться. А как мы потом кистями будем работать, если пальцы совсем облезут? Нам же кистями подводить «сапожок» и батареи красить.

Дело было где-то на середине коридора.

– А дальше очень просто, – сказал я. – Очень просто… М-да. Идите со мной. Мало ли, как оно выйдет. А вы уже достаточно злые, чтобы кому-нибудь свернуть челюсть.

И мы отправились в казарму.

– Это правда, что ты никого не бил? – вдруг спросил Большой по дороге.

– Конечно. Тут все битые, до них кулаком не достучишься. С ними говорить надо, тогда будет результат… О, вспомнил! Однажды я ударил Никонова. Но он долго меня доводил. И я его… Даже не стукнул – пихнул.

– И?..

– Он упал с таким грохотом, что из канцелярии выскочил капитан Масякин. И давай орать: ага, сержант, дедовщину разводишь, трое суток ареста! Обрадовался. Тут Ник отдышался немного и прямо лежа на полу как начнет ржать… Я говорю: товарищ капитан, имейте совесть, мы же с Ником из одного призыва, вместе дерьма наелись полной ложкой, какая между нами дедовщина?.. Масякин подумал-подумал, и говорит: ну тогда просто неуставные отношения!.. Я Ника поднять хочу, а тот на четвереньках от меня отползает, не переставая хохотать. Масякин плюнул и ушел. А Ник, болтун, всем рассказал, как было весело. И кто хорошо меня знал, тот тоже посмеялся, а кто плохо знал, тот призадумался, стоит ли меня злить…

Мы вошли в казарму и зашагали к каптерке третьего дивизиона.

Дверь была, естественно, заперта. Я пнул ее сапогом и рявкнул:

– Сова, открывай! Медведь пришел!

Щелкнул замок, показалось заспанное лицо каптерщика Мулдашева, только-только назначенного на эту уважаемую материально ответственную должность.

Я отодвинул Мулдашева вместе с дверью, и мы с Олегами вошли в комнату-пенал, забранную по стенам высоченными шкафами.

– А я тут… – начал каптерщик.

– Шинели пересчитываешь. Хорошее дело. Гляди сюда.

Я сунул ему под нос руку в пластыре.

– Мне нужны перчатки от ОЗК. Три пары. Выручай, или я останусь без рук, и накроется мой дембельский аккорд.

– Понимаю… Но ты же их испортишь.

Я посмотрел на Мулдашева очень выразительно. Олеги тоже. Каптерщик вздохнул. Он уже основательно забурел – как все каптерщики – но мне перечить не осмелился. Трудно возражать хорошему человеку, когда у того дембель под вопросом. Во-первых, я и правда хороший. Во-вторых, у дедов иногда случаются припадки бешенства.

– Давай, военный, шевелись, время дорого. Ищи комплекты, которыми не будут пользоваться в ближайшие месяцы. Мой, Галимова… Кто еще у нас студент? Гулюшов. Давай их сюда.

Я хватал один за другим брезентовые цилиндры ОЗК, дергал петлю открывания и бесцеремонно перетряхивал резиновые потроха в поисках защитных перчаток. Есть три пары!

– Спасибо! – я хлопнул Мулдашева по плечу. – Верну. Они, конечно, будут так себе, но ты потом найдешь замену, служба долгая. И вообще, у нормального каптёрщика должно иметься барахло про запас. Всего по два – по три. Сколько портянок ты мне подарил, а?

– Ага… – грустно согласился Мулдашев. – Так то портянки…

С перчатками работа пошла веселее. Коридор стал белым. Пол тоже. И двери. И три Олега. Насколько мы побелели, я сообразил лишь когда нас отказались пустить в столовую.