О верности крыс - Мария Капшина

Он помолчал, садясь поудобней, прежде чем продолжить.

— Знаешь ведь, Кир, реальное офицерство за так не дают, это не формальное за выслугу лет или по рождению. По рождению у меня сам знаешь, что, а на выслугу лет — всех моих не хватит.

Тут он не соврал. Что до лет, то старики еле-еле набрали бы сорок вскладчину.

— Веройге полон молодёжи, сам видишь. Столица помолодела на полусотню порогов: Её Величество, да будет ей Тиарсе опорой, не устраивают все эти пыльные бороды, что помнят, как Нактирр агукал, и пытаются отводить воду к своей мельнице. А мы — мокрые цыплята, без неё нас сожрут. Да и её без нас. Вот она и строит к Веройге бесплатные мосты для всех желающих. Хочешь наверх — лезь, неважно из какой деревни. Только докажи, что можешь приносить пользу любимому государству и боготворимой императрице. Не хочешь — дело хозяйское. Я вот хочу. Не так у меня много наследства, чтоб на всю жизнь хватило.

— И как туда, наверх, лезут? — медленно спросил Кирой. — Как самим в голову взбредёт или по приглашению?

— Я сам полез. Тебя, похоже, приглашать будут: не зря ж на ол Кайле женили.

Шек подумал, хмыкнул, подумал ещё и заржал.

— Ох… Кир… — сквозь смех сказал он. — Она умница и весёлая девчонка, но, Килре-насмешник, боюсь тебе от этого легче не будет…

— Она очень хорошо сыграла приятную и тонко образованную девочку, — сказал Кирой, тщательно скрывая невесть откуда взявшуюся обиду.

— По-моему, это ближе к правде, чем когда она играет капризную придворную дуру, — пожал плечами Эшекоци. Потом посерьёзнел. — По старой дружбе — держи секретную информацию: она в ближайшем окружении императрицы.

— Тхе, понятно, раз уж…

— Ты погоди умное лицо делать, — Эшекоци швырнул в него щепкой. — Здесь я тебе точно не скажу, но нутром чую, есть там какая-то государственная тайна международного масштаба. Есть мы, шушера, выдвинувшаяся за мелкие или крупные, но довольно явные заслуги. И есть несколько домов, всё из глубинки, до того в столицу носа не казавшие и никому не знакомые, которые этот ближний круг и составляют. Я здорово подозреваю, что два-три из них — в прямом вассалитете при доме ол Тэно, но почему-то этого не афишируют. Ол Кайле твоя — в том числе.

"Да, — подумал Кирой, — это ты верно подозреваешь. Это нам сказали. За какие-то древние заслуги кого-то из древних предков. Чуть ли не при Сэнхо ещё".

Когда сказали, Кирой почему-то забыл, что в Империи прямой вассалитет никогда не бывает наследственным: только личным. Не Дазаран, всё-таки.

Задача повисла абстрактной и чёткой, как в детстве (всё, что было при живом отце, для Кироя вдруг самоназвалось "детством"), когда сидели с Шеком где-нибудь на заднем дворе или под одним из окрестных тагалов, играя в большую политику.

"Вот есть два рода, Мтэй и Кшу…" — "Что за имена дурацкие?" — "Скажи спасибо, что не Кирии". — "Шек!" — "Ой-ой, не убивайте!…Ну, всё, ладно, отвяжись! Два рода, значит. Мтэй торгуют солью, Кшу не торгуют ничем, поскольку традиционно неграмотны, но владеют землями вдоль реки, по которой Мтэй соль сплавляют. Иирик Мтэй, сын-наследник, сопровождал последний груз и геройски исчез, недовыплыв из владений Кшу. Выбирай, кем будешь". Один играет, другой ведёт. Если уличат друг друга в нелогичности — заодно и в борьбе поупражняются.

— Ещё кто в ближнем круге? — уже азартно спросил Кирой.

— А вот этого, дорогой друг, я тебе не скажу. Во-первых, потому, что сам не знаю — я и про ол Кайле, скорей, догадываюсь. А в-главных — шпион ты дазаранский, а я — имперский реальный офицер. И не должен бы я тебе, хоть и другу, говорить ничего даже и про твою жену, не то, что про нок Дзерго или нок Джеаша, о которых у меня и вовсе никаких фактов кроме туманных ощущений в селезёнке.

Кирой молча улыбнулся.

— Спасибо, Шек.

— Всегда рад подставиться. Бутылку не забудь: как жених — обязан надраться.

_________________

1-тай в Дазаране приставка к родовому имени, означающая главу рода.

2игры Эиле — зд. флирт

Мийгут

2274, 5 луна Ппд

Эрлони

Вечерами у себя в полутёмной каморке он подолгу сидел перед облезлым закопчённым камином и смотрел на поленья в огне, похожие на берёзу: белые с чёрным. Белые — где древесина стала золой и горяча, и чёрные — где уголь и чуть холодней. Зима ещё не началась, а дрова у него уже заканчивались, их и не было толком. Что удалось спилить тайком и надёргать из чужих поленниц, тем и перебивайся. Он искал работу, но работа была вся не его. Он хотел работать, пусть даже без праздников и по ночам, и когда удалось найти на время место при красильне, перетаскивая тюки из лавки в подводу, Мий был практически счастлив. Работа занимала руки, оставляя голову полностью свободной, на откуп цвету, фактуре и форме. В голове складывались из осколков дневных впечатлений узоры и сюжеты, из совершеннейшей ерунды и повседневных пустяков — что-то, ни с чем не схожее. От этого тюки из рук периодически валились, и Мийгут отстранённо отмечал грязевые потёки на белёном заборе, слушая ругань хозяина. Бестолковый работник вылетел со свистом, и до самых сумерек изводил дома остатки туши на последние листы бумаги, вырисовывая странные узоры, в которых проступали то болотная цапля, то искажённое лицо, то дом в огне. Утром он купил ещё бумаги и туши, и вечером в доме было нечего есть. На следующий день выходить из дома не хотелось, и Мий тупо сидел, глядя в стену, по которой медленно спускался паук — с коричневыми сухими лапками и тёмным, почти чёрным туловищем. Полубоком, держась одной лапой за паутинку. Тщательно выбирал место, куда поставить ногу, задумчиво шевелил жвальцами. Если две-три ноги соскальзывали с ненадёжной стены, паук начинал судорожно перебирать всеми ногами сразу, спеша вернуть себе опору.

Мий неожиданно увлёкся, и следил заворожено, как умеют смотреть маленькие дети: с вниманием абсолютным, хоть и недолгим. Паук нашёл трещинку в стене между камнями и быстро-быстро стал спускаться по ней, не забывая подстраховываться за паутинку и проверять ногой опору перед каждым шагом. В движениях маленького членистоногого, в функциональном аскетизме его внешности было что-то, что притягивало взгляд и не давало оторваться. Идеально отлаженный, ювелирной точности живой шедевр.

Наблюдение за живой природой прервал Шонек, довольный жизнью, шумный и энергичный. Рыжий Шон как-то умудрялся совмещать любовь к рисованию с карьерной хваткой, и Мийгут завидовал бы, если бы это не казалось ему настолько незначительным. Значимо то, что можно зарисовать, Мийгут жил — туда, в картины, у него наконец-то было на это время, и когда какой-то набросок удавался, это было счастье.