Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Лев Гомолицкий

Дуновение 1922-1924

ДУНОВЕНИЕ

18

1

Ты шла в толпе неслышна, каквиденье, раскрыв лучистые пре-красные глаза.Зачем же, ясные, они полнымученья, и мудрой крепостью ихглубь озарена?Я вижу, ты в пути не разостановилась. О чем ты плакалав тени густых берез; вечер-ним сумраком Кому в глушимолилась?– я не слыхал ни техмолитв, ни слез.Безлюдный храм нашел я длямоленья: в глухих садах, мер-цании огней.Сойди в него в блаженныйвечер бденья и научи, каких ис-кать путей.

19

2

Покрыла плечи тучами луна иопустила скорбные ресницы.Из-за решотки узкого окнапорхают стоны – призрачныептицы.Прильнув к решотке, тяжестьпрутьев гнул, в бессильном гне-ве, борящем сознанье; я слышалкрик, ударов плети гул и, какпомочь, не знал – в негодованьи.Мой крик ответный пал надно тюрьмы...Бессильно-смел дождусь зарипотемной; когда в тюрьму при-ходят кошмары, на них проник-ну – я – во двор тюремный.Солдата спящего перешагнувво тьме, замок взломав шты-ком его винтовки, ее найду вуглу в предсмертном сне,– и бу-дут в мгле сердца больные ковки...Не мне согнать бескровной пыт-ки страх!..И, поклонясь ее святым страда-ньям, глухим часам,– в пред-утренних потьмах от стражискроюсь в гулких нишах зданья.Прокравшись лестницей и сте-ну миновав, лицо горящее я вмох сырой зарою и, до зари безстона пролежав, пойду услышатьстон ее с зарею.

20

3

Заплетены два ивовые ложа. Ввиду полей, туманных синевой,мы отдохнем в тени березылежа и будем слушать шумее глухой.Бог с красным факеломпройдет спокойно мимо, и фа-кел искры бросит в глубь не-бес, и чаша неба, пламенем па-лима, прольет покой задумчи-вый на лес.Мы на алтарь положим сушьлепную и капнем маслом-со-ком золотым; я стрелы искрв огонь живой раздую, и побе-жит волнуясь белый дым.Глаза уставшие нам краскиобласкают, оглохший слух намптицы оживят, и сны прозрач-ные над нами запорхают ислепотою нежной ослеплят.Сны зазвучат прибоем даль-ним моря – в них тайна Бо-жия и Божия гроза, и далеко запла-канное горе уйдет от нас,закрыв полой глаза.

21

4

Как ни живите, как, живя, ниверьте,– он близок, Миг; с нимне борись, не спорь.

Она больна, она боится смерти,любимая, прекрасная Эгорь.Мне говорит:«Пусть жить я не умею, я не хочу, –– мне страшно умирать! Ты ви-дишь, косы гладкие, как змеи:их жутко гладить, страшно за-плетать. Глаза от слез еще непотухали, не вовсе губы высохли –взгляни! Меня любить еще не пе-рестали, манить еще не уставалидни...«Моя рубашка к телу прили-пает, и нет покоя ночью голове,а если сон случайно навещает,он не дает успокоенья мне.«Возьми меня в тенистый садшумливый, где созревают тяжкиеплоды... Ты помнишь день, ты пом-нишь день счастливый, в которыйтам вдвоем сидели мы? Часовсчастливых больше не нарушу. Мыдом построем в том глухомсаду, и будут в нем зреть яб-локи и груши, созревши падатьтяжко на траву. Крылечко домая сама украшу: три молодыхпрозрачных деревца я посажупод дверь простую нашу, у са-мого открытого крыльца. Пу-скай сквозь них лучи к нампроникают, на стол, на пол ло-жатся, на цветы; пускай веснойв них птицы не смолкают ирасцветают липкие листы. Ябуду шить и будешь ты работать,чтобы друг друга видеть каж-дый миг, чтобы в молчаньи мел-кие заботы и радость их ты на-конец постиг.«Сядь ближе, тут. Скажи, тыпомнишь?– было: воздержанный отпоцелуев час, я вечером какдевочка шалила, и было таксветло тогда для нас? Ты пом-нишь, я украдкой позвонила – тыдверь открыл и не нашел меня...Беспечным смехом я тебя смутилаи заразила смехом я тебя...«Да... А теперь я не встаю спостели; как будто ночи резвыемои, не двигаясь, застыв, окаменели.По серым окнам я считаю дни.Что! это – смерть?! Скажи! тебя невыдам... Я жить хочу! Для жиз-ни... для людей. Верни мне жизньсвоим веселым видом, улыбкоюприветливой своей!..»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что мне сказать? Слов мыслине находят. Она бледна, и смертьее страшит.Не сами люди в эту жизньприходят и сходят в мир, отглаз который скрыт.Как до сих пор все люди непривыкли, что ведь не вечны до-мики в садах, и дни влюблен-ные – они так часто никли и,рассыпаясь, обращались в прах –,что в жизни нет и не бываловещи, не знающей начала и кон-ца; что ни один великий иливещий не избежал прощальноговенца.Пора бы знать и вспоминатьоб этом не только за день, задень или миг, но приучить квопросам и ответам свой роб-кий ум и дерзкий свой язык...

Я убедился: нет такого слова...Есть близкое, туманное: любить.Его бессилье мне уже не ново.Нельзя сказать – нельзя не говорить.Оно звучало мне как песня пес-ней, как зов трубы, гремящийнад Землей.Что может быть прекраснейи чудесней минуты в жизнивспыхнувшей такой!Вся стройная, как белый стволберезы; вся тихая, как вечеромлиства, – над ней гремели мед-ленные грозы; сжигали зори Бо-жие слова.Она учила дух высоким взле-там и в поцелуях сдержанныхсвоих, пугавших сердце, пила,точно соты, из тайников душимоей живых.И дни мои горели и сгоралибыстрей земных – а эти ли тихи!Молитвы-песни в зорях наки-пали и претворялись в лучшиестихи...Вот белый призрак тиходверь откроет и скроет дверьее последний взгляд. Мрак неиз-вестный образ ясный скроети не вернет глазам моим на-зад. Я не застыну над ее пос-телью – уйду в туман слепых –пустых полей. Останется мнев память ожерелье, как жем-чуг, серых-серых долгихдней.А с ней уходят в мракглухой безвестный – я голову ужене подниму – уходят с ней свер-кающие песни и, разлетаясь, па-дают во тьму.

Пусть так – и все я шлема ненадену, навстречу тьмы стрелы ненатяну и не дерзну спасти ее изплена, вернуть в темницу жизнине дерзну.Затем, что здесь мы все бро-саем сети, но счастья нам сетя-ми не поймать, и стерегут насв рощах Горя дети, и ускольза-ет в волны благодать. Бесчи-сленны коварные ловушки: их неоткрыть и их не избежать. Впророчествах бессмысленных ку-кушки за час вперед судьбыне угадать.А там... чтó там, мы ниче-го не знаем. А тайные моря и бе-рега мы дивной сказкой счастьяокружаем и окружать мы будемих всегда. И в самом деле,если волны света не затопляютсела и поля, – причины нет ещене верить в это, что есть иная,лучшая Земля.А если так, и правда голуби-ный там льется свет, и нетему оков,– чего желать еще мо-ей любимой, как не блаженныхэтих берегов!

Не так ли ей (кто скажетмне!) ответить?Нет, робких слов – глухих неуроню. Мне надо мысли эти пере-метить и отложить в храниль-ницу свою.Она больна и страх ее объем-лет, и слов моих невнятныхне поймет. Она в бреду и мнеуже не внемлет: глаза блестят,пересыхает рот.А мне – молчать, считать еемгновенья, сжимать в губах бес-сильные слова и слушать бредужасного значенья привязанногок жизни существа...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вся трепетная белыми лучами,глаза прозрачные, полусклоненныйлик...Прекрасная! Над тихими поля-ми к твоим ногам ночной ту-ман приник.Господь зажег зарей на небе ту-чи и синий мрак на дно озерпролил...Твой взяли след заоблачныекручи, последний луч твой плащозолотил.С глазами черными, как чер-ные брильянты, руками чернымиони тебя вели – могучие и хитрыегиганты от радостной и ласко-вой земли.Дрожащее, слабеющее телостальные руки тесно оплели;стенанье камнем в пропасть по-летело за грохотом сорвавшей-ся земли..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Любимая! В моем случайномхраме и пустота, и свежесть, ипокой. Твой лик висит в чер-вонно-черной раме; он освещенв тени колонн зарей.Сойди ко мне в блаженныйвечер бденья, где б ни была, что бни узнала там, пока полнамоя душа моленья и тленьюя еще не отдан сам.Ты, примиренная, сойди ко мнев долину, открой познавшиесвятой покой глаза: пусть суе-ту долины я покину, и путь ос-ветят солнце и гроза.Не увлекусь случайными путями,не отклонюсь от найденныхпутей, со сжатыми спокойнымигубами сойду я в мир, безвест-ный для людей.

22