Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - Андрей Андреев

Однако начало этой поездки оказалось трудным. Болдырев, Тимковский и сопровождавший их еще один студент Московского университета, сын купца-англичанина, осевшего в России, Томас (Фома Яковлевич) Ранд, сначала — в октябре 1806 г. — записались в университет Галле, думая пробыть там по крайней мере год, слушая различные курсы и заплатив за учебу, квартиру и прочие надобности вперед 60 талеров каждый[471]. Но не прошло и десяти дней, как в Германии начались боевые действия. Прусская армия потерпела сокрушительное поражение, французы заняли Галле и объявили университет распущенным (после чего и сам город по Тильзитскому миру был отторгнут от Пруссии и передан союзнице Наполеона Саксонии). Трое русских студентов с большим трудом, пешком добрались до Лейпцига и вынуждены были заново записываться в число студентов. Проведя там два семестра, в октябре 1807 г. они, наконец, смогли перебраться в Гёттинген. В сентябре следующего, 1808 г. вместе со студентами Петербургского педагогического института к ним присоединился еще один питомец Московского университета (окончивший Благородный пансион при нем) Николай Иванович Тургенев, родной брат Александра, в будущем — государственный деятель, декабрист и друг Пушкина.

Николай Тургенев учился в Гёттингене глубоко и вдумчиво. Из его дневника, который является наиболее подробным источником об этой поездке, мы видим вновь, как сложилось здесь «студенческое братство» русских юношей, объединенных общими научными интересами. «Русских теперь здесь 14 или 15 человек, столь много, как говорят, здесь никогда не бывало», — отметил в дневнике Николай Тургенев. В Гёттингене быстро образовывались новые дружеские связи: так, Тургенев познакомился с прибывшим сюда несколькими месяцами раньше Александром Михайловским-Данилевским (в будущем, известным военным историком), в котором нашел «человека очень доброго и усердного». Живший уже в Гёттингене около года Алексей Болдырев, не будучи до этого знаком с Николаем Тургеневым, приготовил для него удобную квартиру в центре города.

В начале своей учебы, помимо обычных занятий языками, Тургенев вместе с многими своими товарищами записался на лекции профессора А. Геерена, который читал два курса: древнюю историю и историю важнейших современных европейских государств. По отзывам Тургенева, Геерен «читает прекрасно. Слушателей — полна аудитория». «Чего не успеваю сам записывать, беру у других, — пишет Тургенев. — Место досталось очень хорошее, на первой скамейке, так что ни слова я не пропускаю»[472]. Различные курсы Геерена (среди которых были этнография, политика, история Европы XVI–XVIII вв. и др.) Тургенев слушал в течение всех трех лет пребывания в Гёттингене. Геерен также оказал сильное влияние на Александра Куницына и Ивана Кайданова, преподававших потом в России историю и статистику европейских стран. Несомненно существовало воздействие профессора и на исторические взгляды А. И. Михайловского-Данилевского.

Со второго семестра еще одним любимым профессором Николая Тургенева и других русских студентов-«словесников» становится Г. Ф. Сарториус. Выпущенный им в эти годы курс по изучению государственного хозяйства (Staatswirtschaft) воспринимался как образцовый в молодой и только развивающейся экономической теории. Уже в Гёттингене Тургенев начал переводить труды Сарториуса, надеясь их издать на русском языке, а затем по возвращении в Россию выпустил собственную работу «Опыт теории налогов», в которой постарался применить многие положения, усвоенные им в Гёттингене, на русской почве. Помимо Сарториуса, другим профессором, сообщавшим слушателям новейшие научные взгляды, актуальные для понимания экономического развития России и живо интересовавшие Тургенева, был И. Бекман, курс технологии которого тот слушал в 1809 г.[473] с радостью встретил новых русских студентов и престарелый А. Л. Шлёцер, который, к сожалению, в это время был уже слишком стар, чтобы вести преподавание, но пришел в восторг, узнав в письме, поданном ему Николаем Тургеневым, почерк его брата Александра.

Увлеченность учебой, которая проявлялась, судя по дневнику, у большинства участников «русской колонии» в Гёттингене в конце 1800-х гг., позволяла смягчить тот, однако, несомненный факт, что они были поставлены в очень тяжелые материальные условия. В 1807–1810 гг. происходило вызванное инфляцией в России (из-за чрезвычайных военных расходов, последствий континентальной блокады и проч.) «обвальное» падение курса рубля по отношению к ходившим в Германии деньгам. Осенью 1808 г., вскоре по приезде основной группы студентов, в Гёттингене за 500 рублей давали всего 231 талер (притом что в XVIII в. эти валюты были примерно равны между собой), а через год — уже только 180 талеров. И хотя на содержание студентов Педагогического института государство выделяло по 1500 рублей в год на каждого, даже эти деньги (самые большие в рублевом исчислении, которые когда-либо до этого получал русский студент за границей) таяли на глазах[474].

В апреле 1809 г. вынуждены были уехать в Россию Ф. Я. Ранд и Р. О. Тимковский (последний тут же получил в Московском университете кафедру латинского языка; о дальнейшей же судьбе Ранда, усердного студента и хорошего знакомого Николая Тургенева, к сожалению, сведений нет). Чуть раньше, в марте, их спутник А. В. Болдырев, специализировавшийся в восточных языках, отправился для продолжения учебы в Париж. Из его донесений мы можем судить насколько невыгодным в денежном отношении было его пребывание в Гёттингене. Лишившись с самого начала поездки значительной суммы, которая пропала в Галле, Болдырев в Гёттингене вынужден был войти в долги, простирающиеся до 400 талеров, без уплаты которых не мог покинуть город. Чтобы сделать отъезд возможным, ему были высланы сюда по приказу министра народного просвещения графа А. К. Разумовского 1000 рублей в счет будущего жалования. Но и в Париже материальное положение Болдырева не улучшилось. «Я довольно знаком с терпением, но теперешнее мое положение превосходит все мои силы, — писал он к ректору Московского университета. — Я принужден жить в самой дурной, темной комнате, куда лучи света едва проходят, и плачу за нее 36 франков в месяц. Что касается до содержания, то я с стыдом должен признаться, что пользуюсь обедом в обществе черни, между солдатами и лакеями — ибо лучшего не в состоянии иметь»[475].

Но несмотря на такие трудности, в Гёттингене наладить жизнь помогало чувство товарищества и патриотизма, которые тем сильнее проявлялись студентами, поскольку они были вдали от родины. Так, многие русские студенты (и среди них Николай Тургенев) в октябре 1808 г. ездили в Эрфурт во время встречи Александра I с Наполеоном, где их привлекала возможность, будучи в чужих краях, оказаться вновь среди русского двора, вблизи своего императора[476]. Многим запомнился и новогодний праздник, который (несмотря на нехватку денег) был устроен русскими студентами в Гёттингене в канун 1809 г. в честь дня рождения Александра I. Вместе с ними ужинало сто двадцать человек, среди которых были почти все ведущие профессора университета, а также военное начальство французов в лице вестфальского генерала Лестена. Пили за здоровье российской императорской фамилии и процветание Гёттингенского университета. Генерал Лестен в конце праздника попросил написать имена бывших там русских с желанием их после отблагодарить. Из университетских ученых недоставало только Шлёцера, который был тогда уже тяжело болен (весной следующего года он скончался)[477]. Говоря о значении таких праздников в жизни русских студентов, надо подчеркнуть, что их проведение означало особое уважение, которым они пользовались тогда в Гёттингене в глазах как университета, так и жителей города. Характерно, что такое же особое отношение к России и ее представителям у местного населения отмечал еще в 1803 г. Александр Тургенев перед оккупацией Ганноверского княжества французами (гёттингенцы тогда надеялись что император Александр пришлет к ним на помощь «сотни тысяч солдат»).

В то же время, дневник Николая Тургенева зафиксировал и тревожные события в жизни города и университета. К ним относились студенческие волнения, произошедшие в августе 1809 г., когда из-за обиды, нанесенной жандармом нескольким студентам, более 600 человек объявили о прекращении слушания лекций и намерении покинуть Гёттинген. Эту подписку вместе со всеми остальными дали и русские студенты. Инцидент закончился наказанием жандарма со стороны французских властей, однако многие видели в этом плохой знак для будущего университета и, действительно, тогда же летом 1809 г. прошел слух о закрытии всех университетов Вестфальского королевства, куда входил тогда Ганновер, что, к счастью, в отношении Гёттингена не подтвердилось[478]. Тем не менее, по престижу гёттингенских ученых был нанесен удар — их всех лишили званий и дворянских титулов (даже у старика Шлёцера незадолго до смерти потребовали убрать из его имени заслуженную им дворянскую приставку «von»).