Отрок. Богам — божье, людям — людское - Евгений Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, Корней остался недоволен, и тут, на свою беду, пред грозные очи воеводы Погорынского заявился погостный писарь Буська-Грызло с жалобой на Мишкино самоуправство. Менее подходящий момент просто трудно было выбрать, но, по всей видимости, писарь родился в рубашке. Повезло ему дважды — первый раз, когда воевода Корней не убил его на месте, а просто приказал Бурею потыкать Буську мордой в труп Семки-Клеща, «чтобы понимал, значит, что с такими, как он говнолазами бывает, ежели они не сидят тихо в уголке и не радуются, что живы остались».
Бурей, пришедший, после допроса пана Торбы, в игривое настроение, выполнил приказ буквально и располосовал писарю всю рожу об драную кольчугу Клеща. Дело обязательно кончилось бы либо серьезным членовредительством, либо повреждением писарского рассудка, но тут Буське повезло вторично — Бурей отвлекся. Проявив воистину академический интерес к трупу казненного, он, продолжая удерживать Оську за шиворот, несколько раз пинками перевернул покойника с боку на бок, чтобы внимательнее рассмотреть следы кнутобойских упражнений отроков второго десятка. Погостный писарь, воспользовавшись паузой, рванулся, что было сил, и был таков, а Бурей, нисколько не огорчившись, тем, что у него в кулаке остался лишь клок рубахи вырвавшегося Буськи-Грызло, громогласно вынес вердикт:
— Гы-ы! Гляди-ка, и сопляки чему-то путному выучились!
Столь двусмысленного и неожиданного комплимента Мишка не получал еще ни разу. Ни в ТОЙ жизни, ни в ЭТОЙ.
* * *Ратнинцы и лесовики, изображавшие сидящих на берегу пленных, устали сидеть неподвижно, началось шевеление, негромкие разговоры. Ляхи, исполнявшие роль часовых, тоже несколько сбросили напряжение, принялись переминаться с ноги на ногу и даже прохаживаться туда-сюда. В общем-то, это было хорошо — чем естественнее ведут себя «часовые», тем легче будет обмануть прибывших на ладье, но когда один из ляхов направился к ближайшим кустам, Мишка подхватил с земли самострел и крикнул:
— Эй, куда? Назад!
— По потребе[42]… — послушно откликнулся лях и универсальным жестом изобразил процесс отправления малой нужды.
— Потерпишь! — безапелляционно заявил Мишка, многозначительно поведя самострелом. — Или прямо здесь дуй… ишь, каким застенчивым сделался! Не бойся, не оторвут тебе ничего!
— А вот я так и оторвала бы! — неожиданно заявила немолодая женщина, сидящая на земле недалеко от Мишки. — Как сильничать, так не стеснялся, а тут вдруг застенчивым стал!
Лях, пряча глаза, на всякий случай отошел на несколько шагов в сторонку.
«Комедь, блин: зеки вертухаями командуют! Сладкая мечта «спецконтингента».
— Эй парень! — окликнула Мишку молодуха в драной рубахе, синяком на пол лица и сильно расцарапанной шеей. — А ты попал бы из своей стрелялки, если б этот гнус свое хозяйство достал?
«Гм, сэр, разбитная, однако, мамзелька! Поваляли ее, надо полагать, неслабо, однако живости не утратила!».
— Ха! Да наш боярич на слух стрелять умеет! — влез в разговор урядник Степан. — Он бы этому усерышу с закрытыми глазами, только по журчанию, болт куда надо засадил… и куда не надо, тоже!
«Пленники» негромко загомонили, наперебой перечисляя разные места ляшского организма и классифицируя их по признакам: «куда надо» и «куда не надо». Получалось, что «надо», вообще-то бы, везде, но только так, чтобы не сразу помер. «Часовые» и вовсе затосковали.
— Боярич! — Немолодая женщина, высказавшая желание «оторвать», пересела поближе к Мишке. — А ты и в правду боярич?
— Да, боярич из рода Лисовинов, внук воеводы Корзня.
— И сотником у этих? — женщина качнула головой в сторону Степана.
— Верно. Меня Жданом звать.
— Жданом?
— Во Христе Михаил сын Фролов.
— А… ну да, конечно… А меня Буеслава.
«Ого! Не простая бабонька! Буеслава — напористая, сильная[43]. Просто так подобные прозвища не дают, наверно, что-то, вроде нашей Добродеи, только в ином смысле, разумеется. Короче, крутая баба, с воинственным характером».
— Рад познакомиться, матушка Буеслава! — Мишка, хоть и не вставая, подчеркнуто склонил голову, коснувшись груди подбородком. — Честь для меня.
— Вежливый… — Буеслава скупо обозначила улыбку — и внук Корзня… — улыбка тут же угасла. — А скажи-ка, Ждан, где ж ты себе сотню таких удальцов набрал?
— Так у нас там Воинская школа есть, матушка Буеслава. Все мои ребята в той школе ученики.
— Да? И кого ж вы в той школе учите?
Мишка чуть не ляпнул: «Воинов, конечно», но вовремя сообразил, что вопрос о том, кого в Воинскую школу принимают.
— Да всех учат, не только ратнинских! У нас там и ребята из Турова есть, даже торк один затесался, а больше половины ребята из дреговических родов. Светлая боярыня Гредислава Всеславна их на учебу благословила…
— Почему Гредислава? — перебила Мишку женщина. — Правильно говорить Градислава — создающая славу.
— Да? А у нас так говорят. Я думал, что Гредислава это от грядущей славы. И боярыня не поправляла…
— Ну… ей виднее, может, и надо так с вами, христианами…
— Эй! Тихо там! — Над бортом захваченной у ляхов ладьи поднялась голова десятника Егора. — Расшумелись, как на торгу!
«Злой — пацанами командовать оставили, да еще Луку вчера чуть не грохнул случайно… ругани в свой адрес наслушался…».
* * *Поспать после боевой ночи Мишке с опричниками удалось только до обеда, потом поднялась тревога — к погосту приближался небольшой отряд ляхов, возвращавшихся с грабежа какого-то лесного селища. Поучаствовать в его истреблении отрокам не пришлось, потому что дорвавшиеся, наконец-то, до дела ратнинцы искрошили неполные два десятка бандитов, совершенно не готовых к подобному обороту дела, в считанные минуты. Потом, где-то через пару часов, была еще одна тревога, чуть не закончившаяся весьма скверно — ратнинцы с лихим гиканьем и посвистом налетели на отряд, возглавляемый Лукой Говоруном. Только вид уникальной рыжей бородищи воеводского боярина и его не менее уникальные ораторские способности предотвратили кровопролитие в последний момент.
Оказывается, одна из групп грабителей, на свою беду, вылезла из леса как раз туда, где Лука занимался оборудованием своей боярской усадьбы. Вернее не к самой усадьбе, а к находившемуся неподалеку небольшому дреговическому поселению. Лесовики каким-то образом засекли приближение неприятеля и, здраво рассудив, что если уж поблизости завелся боярин, то надо поиметь с этого хоть какую-то пользу, послали к Луке гонца. Остальное уже было делом техники — восемь (считая самого Луку) конных и доспешных ратнинцев (лучшие лучники сотни) и с десяток лесных охотников устроили засаду и истыкали ляхов стрелами, раньше, чем те сумели что-то сообразить.
Потом Лука повел свое воинство к соседу — тоже получившему воеводское боярство десятнику Игнату. До тех мест ляхи не добрались, но зато сводный отряд Луки пополнился тремя ратнинскими воинами и еще десятком, с небольшим, дреговичей. Уяснив из допроса раненого ляха сложившуюся ситуацию, Лука с Игнатом решили двигаться не к Ратному, а к Княжьему погосту. По дороге, лесовики, исполнявшие роль разведчиков и проводников обнаружили следы еще одного отряда ляхов, гнавших по лесным тропинкам захваченных пленных и скотину, но догнать их не успели — напоролись на своих. Тут-то десятник Егор чуть и не вздел Луку на копье, в последний момент удержался, а Лука на весь лес орал такое, что, по словам ратника Арсения, у Егора наконечник копья прямо на глазах ржаветь начал.
* * *— И куда ж вы дреговических отроков после учебы денете? — продолжила расспросы Буеслава, понизив голос почти до шепота. — Или у себя на службе оставите?
— Боярыне Гре… Градиславе Всеславне надлежит боярскую дружину иметь, вот и будет ей дружина.
— И не опасаетесь?
— Чего? — Мишка сделал вид, что удивился, хотя суть вопроса прекрасно понял.
— Ну… так… — Буеслава тоже сделала вид, что не может подобрать нужных слов — вы христиане… а она…
«Ага, не желаете четко формулировать, мадам, значит, надо понимать, не хотите портить отношения. Эге, а случайный ли у нас разговор? Тех, кому надо изображать пленных, среди лесовиков выбирал почтеннейший Треска. Не его ли поручение выполняете, сеньора?».
— Ты про то, матушка Буеслава, что христиане с велесовцами в Погорынье уже больше ста лет режутся?
— И что ж ты скажешь? — не стала ни подтверждать, ни опровергать Мишкины слова Буеслава.
— Да сказать-то много чего можно. К примеру, что за столько лет, через жен из дреговических родов, ратнинцы чуть ли не со всем Погорыньем породнились. Можно еще сказать, что мы с боярыней Градиславой никогда не ссорились, а недавно воевода Корней к ней ездил, принят был ласково и какой-то ряд заключил, но какой именно, мне неизвестно. А еще… знаешь, матушка Буеслава, случилась как-то в давние времена такая история. Однажды, Господа Бога нашего Иисуса Христа остановили у входа в храм его недруги. Был Он тогда еще совсем юн, и решили они, что легко могут Его в смешном виде перед людьми выставить. Спрашивают Его: «Надо ли платить подати римскому кесарю?». Что ответить? Сказать: «Не надо, потому что римляне захватчики»? — получится, что призываешь к бунту против римлян. Сказать: «Надо»? — получится, что ты против своего народа и своего Бога.
