ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Слышу старой песни мотив,

Что сама напевала не раз,

И глаза закрываю на миг, забыв,

Что я городская сейчас…

Вот уже и басист Боря начинает аккомпанировать негромко, и оба гитариста, и барабанщик…

Хуто-хуторянка, девчоночка-смуглянка.

Мне бы хоть разок, всего лишь на чуток

В мою весну на хуторок.

Ну а что, даже сейчас у них здоров получается. Со второго раза Ротару разошлась, запела в полный голос, и никакой микрофон не нужен.

— Так, ладно, с этой песней разобрались, — со скрытым удовлетворением констатирует она после третьего прогона. — Хорошая вещь, мы её берём. А что там у тебя ещё?

Дальше была «Лаванда». Её я взял после недолгих угрызений совести. В своём репертуаре ничего подходящего не нашёл, подумал, что гулять — так уж гулять. Но решил всё же ограничиться двумя песнями, с Софы и этого хватит. А потом можно уже и с Алкой договор подписывать.

«Лаванда» Ротару и всем её музыкантам тоже понравилась. Певица заметила, что они разные по стилю и темпераменту, но прекрасно вписываются их новую в концертную программу. Со всех сторон послышались возгласы, что, мол, этот пацан и впрямь талант. Мне, честно говоря, выслушивать подобное было приятно, но несколько неудобно. Таланты — это настоящие авторы песен. Я помнил, что композитором в обеих песнях выступил Владимир Матецкий, и пусть он уже написал и ещё напишет много хороших вещей, но эти две были жемчужинами в его коллекции. Эх, нужно с этим заканчивать, лучше книжки писать, оно как-то спокойнее и честнее, пусть и поменьше с них доход.

После этого Ротару взяла меня под локоток и вывела в коридор. Её муж тоже составил нам компанию.

— Максим, — начала она, глядя куда-то мне в плечо. — Обе эти песни я хотела бы иметь в своём репертуаре и, как ты помнишь, мы договаривались на сумму 5 тысяч за каждую принятую мною у тебя песню. Видишь ли, сейчас у нас с Анатолием есть около семи тысяч, остальное хотели вложить в кооперативную квартиру в Киеве, и не рассчитывали, что ты привезёшь сразу две песни…

— Вам повезло, сегодня день больших скидок, — ослепительно улыбнулся я. — Отдаю две песни за 5 тысяч. Как вам такое предложение?

Они переглянулись, снова вперились в меня. В их глазах читалось сомнение. Может, я так прикалываюсь, и сейчас скажу, чтобы искали недостающую сумму, а их кооперативная квартира подождёт? Но меня и впрямь в этот миг обуяло великодушие.

— Это серьёзно, — подтвердил я. — Учитывая ваше положение, иду навстречу.

Они снова переглянулись.

— Мы можем задним числом…

— София, — прервал я певицу, — не нужно никаких «задним». Я с Пугачёвой вообще беру только авторские, а их вы мне не только станете их отчислять, но и ещё налом платите. Я считаю, это очень неплохая сделка. Для меня уж точно.

И на этом мы, пожалуй, закончим, подумал я. Две песни — и амба, потом кое-что подкину Пугачихе, пусть по одной песне в год, и то нормально, а остальное буду для своего ВИА сочинять. Не заимствовать, а именно сочинять, кое-какой потенциал я в себе ощущал. Так стало вдруг мерзко на душе, что всё, решил заканчивать с этим делом. И так уже «насочинял» за чужой счёт.

А кстати, если тот же Николаев в 83-м не напишет «Айсберг», можно будет считать, что он не напишет эту песню вообще, и уже со спокойной душой её представить как свою? Соблазн велик, чёрт возьми, и вероятность велика, всё-таки моё влияние на историю затрагивает многие сферы, в том числе и творческие.

Давай-ка мы с тобой, Максим, договоримся следующим образом… Скажем, если к 90-му году Николаев не разродится «Айсбергом», будем считать, что уже и не разродится никогда, и тогда смогу её сам «написать». То же самое касается и других вещей. Не написаны настоящим автором в течение лет пяти с момента создания в моей реальности — значит, могу использовать. Правда, год создания я могу помнить далеко не всех композиций. Ну уж плюс минус пару лет — так, пожалуй, можно. И если, конечно, со мной к тому времени ничего не случится. Мало ли, постоянно на виду, уже и фанаты, надо думать, появились. Вдруг у меня найдётся собственный Марк Чепмен[1]?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А с Ротару и её супругом мы в конце концов ударяем по рукам, после чего возвращаемся в репетиционную, чтобы забрать Ингу, вокруг которой уже увивались музыканты ВИА «Червона рута». Рассказывают что-то весёлое, вроде как из гастрольной жизни. И ей, похоже, это нравилось, вон как разулыбалась, аж глаза светятся. Увидев меня, тут же смущённо потупилась.

Из филармонии, минуя гостиницу, где мы оставили Ингу, на том же «Жигулёнке» отправились к Ротару домой. Там она, по её словам, жила в скромной «двушке» с мужем, сыном, братом, отцом и матерью. Там, пока мы сидели в машине, Анатолий поднялся за деньгами, и дальше мы отправились к нотариусу. Похоже, у этой семейки, как и у Стефановича с Пугачёвой, тоже был свой прикормленный юрист. Кстати, ни София, ни Алка так и не взяли фамилии своих мужей, оба по жизни и шли под девичьими. Может быть и правильно, на мой взгляд, Ротару уж точно получше звучит, чем Евдокименко, да и Пугачёва пожалуй что на слух лучше ложится, нежели Стефанович.

Нотариус был пожилой, толстый и очкастый, похожий на крота из мультика про Дюймовочку, при этом в его глазах пряталась хитринка.

— А где совершеннолетний представитель этого юноши? — спросил он, переводя взгляд с Ротару на её мужа и обратно. — Я же не могу поставить подпись и печать на документе, где с другой стороны стоит подпись 16-летнего подростка.

Те растерянно переглянулись, на их лицах читалась растерянность. Да и я хорош, не уточнил заранее, как будет проходить процесс передачи такой крупной суммы. Которая, кстати, по идее должна была бы быть ещё крупнее, это уже я тут проявил великодушие. Мог бы и вспомнить, как предыдущие дела обстряпывались с той же Пугачёвой. Бл…, ну когда же мне наконец 18 исполнится?!

— Не знаю как вам, — говори Ротару с Евдокименко, — а мне лично никакие расписки с печатями не нужны. Я вам песни отдал, а вы мне деньги. Я бы вам также деньги отдал, поскольку доверяю вам, знаю, что вы приличные люди. Если же вы сомневаетесь в моей порядочности и думаете, что я ещё кому-нибудь отдам эти две песни или уже успел отдать…

— Нет-нет, — взмахнула руками Софа, — в твоей порядочности никто здесь не сомневается! Да, Толя?

— Точно, — подтвердил он.

— Что ж, тогда, может быть, полюбовно всё и порешаете? — предложил нотариус.

Все были согласны, и деньги перекочевали из рук в руки.

— Как ты их обратно в Пензу повезёшь, не боишься, что что-нибудь может случиться? — спросил меня Евдокименко, когда я небрежно сунул увесистую пачку денег во внутренний карман лётной куртки.

Я хотел было ответить: «Типун тебе на язык», но вместо этого философски заметил:

— Чему быть — того не миновать. Впрочем, я сумею за себя постоять.

— Это точно, — подтвердила с улыбкой Ротару.

— Ты-то откуда знаешь? — покосился на неё муж.

— Скоро и сам узнаешь, — всё так же заговорщицки, при этом подмигнув мне, улыбалась звезда эстрады.

— Ой, темнишь ты что-то, дорогая, — покачал головой Евдокименко. — Хорошо, а что насчёт авторских отчислений?

— Я могу, конечно, составить договор, — пожал плечами «крот», — но без подписи совершеннолетнего представителя этого молодого человека он не будет иметь юридической силы.

— А можете дать мне с собой бланк? Дома мама распишется и я вышлю его вам уже почтой заказным. А вы уж тут поставите нужную печать и сами распишитесь, и София Михайловна или Анатолий Кириллович.

Эта троица переглянулась, после чего нотариус снова пожал плечами:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну я не знаю, обычно такое не практикуется…

— Да в самом деле, Лев Брониславович, это же самый приемлемый вариант, — обворожительно улыбнулась ему Ротару. — Даже если письмо где-то затеряется — ничего страшного, можно будет ещё раз по почте отправить бланк в Пензу.

— И ещё раз, и ещё… Ладно, — вздохнул нотариус, — в общем-то, на фоне отсутствия достойной альтернативы и этот вариант мне кажется вполне приемлемым.