ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— А давайте Инга сама вам расскажет.

Уступаю ей место у микрофона и слышу, как она шепчет:

— Макс, я тебя убью!

Затем ослепительно улыбается залу во все тридцать два, и начинает рассказывать историю своего спасения из бурных вод пруда музея-заповедника «Тарханы». Начала робко, на затем втянулась, даже начала жестикулировать, изображая, как я её тащил к берегу. Смотрю, и зрители сопереживают, в зале тишина, и только голос Инги несётся к не такому уж и высокому потолку, рассказывая перипетии того уже казавшегося мне нереальным спасения. Столько событий за это время произошло, но сейчас, за время её рассказа, я словно заново вернулся в Тарханы, и будто бы на мгновение даже почувствовал себя в ледяной воде.

В общем. Сорвала Инга свою порцию оваций, после чего откланялась и чуть ли не бегом исчезла за кулисами.

— Да, вот так, бывает, люди и знакомятся, — подтвердил я, проводив её взглядом. — Что ж, а мы продолжим наш творческий вечер.

Мероприятие уложилось в час сорок. Под занавес я всё же исполнил «Берёзы», сообщив. Что это совсем свежая вещь, мы даже не успели её обкатать с нормальной аранжировкой. Но она и под гитару неплохо звучит, что я сейчас и собираюсь продемонстрировать.

Отчего так в России берёзы шумят, отчего белоствольные всё понимают?

У дорог, прислонившись по ветру, стоят и листву так печально кидают.

Я пойду по дороге — простору я рад, может это лишь все, что я в жизни узнаю.

Отчего так печальные листья летят, под рубахою душу лаская.

В зале установилась гробовая тишина, все внимали моему исполнению. А я уже переходил к припеву:

А на сердце опять горячо, горячо и опять, и опять без ответа.

А листочек с березки упал на плечо, он, как я, оторвался от веток.

Закончил, несколько секунд ничего не происходило, а затем послышались крики: «Браво», и зал взорвался овациями. Спасибо тебе, дорогой и незабвенный Игорь Игоревич Матвиенко!

— Максим, это было бесподобно, даже Богатиков не имел такого успеха, — нахваливала меня за кулисами Генриетта Платоновна. — Идёмте в гримуборную, я с вами рассчитаюсь, и Юрий Иосифович сейчас подтянется.

В гримёрку и впрямь пришёл Богатиков, чтобы поставить подпись и выразить лично своё восхищение. Оказалось, он наблюдал за моим выступлением из маленькой директорской ложи. А я всё гадал, чей это силуэт там в потёмках шевелится.

— Юрий Иосифович, — обратился я к нему, когда с формальностями было покончено. — Знаю, что вы любите петь о море, давайте я вам песню подарю?

— Что за песня? — тут же заинтересовался тот.

— Гитару можно?

Мне принесли тот же «Epiphone», на котором можно было играть и как на обычной гитаре. Эх, сегодня у нас «ЛЮБЭ» идёт вразнос! Исполнил их песню «Синее море», объявив её собственным сочинением. Все присутствующие в гримёрке были очарованы, я же добавил:

— Не знаю, если вдруг худсовет там или ещё кто-то придерётся к фразе «Там за туманами вечными, пьяными…», можно слово «пьяными» заменить на что-то более приличное, например, на «пряными». Я тут же набросал партитуру, что заняло у меня минут десять, и Богатиков клятвенно заверил, что немедленно включит песню в свой репертуар.

— Поднатаскаю своих музыкантов, и уже в феврале можно будет песню представить публике. Насчёт авторских отчислений можете не волноваться.

Я сказал, что в ближайшее время зарегистрирую песню в ВААП, и мы расстались очень довольные друг другом.

В ялтинскую гостиницу возвращались на том же «пазике», но уже без сопровождения Кожедуб. Когда сели, я достал из кармана гонорар и отдал его Инге.

— Зачем это? — возмутилась было она.

— Ты сегодня выступила с прекрасной речью, так что это твоё, честно заработанное.

Не сразу, но уболтал, взяла эти несчастные 15 рублей 50 копеек, которые я получил на руки «чистыми». Сказал ей, что может на них купить себе какую-нибудь финтифлюшку в Москве, где мы будем завтра днём. До вечернего поезда останется время побродить по уже излюбленным торговым точкам. А если что — добавлю из гонорара за песни Ротару.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Даже не думай, — строго осадила меня Инга. — Мы ещё не семья, и эти деньги не наши общие, ты должен в целости и сохранности довезти домой и отдать родителям.

— Ладно, так и быть… Тогда всё равно если что — добавлю, мы же с собой взяли с запасом на всякие непредвиденные расходы.

Так и есть, и я захватил сотенку, и Инге родители дали такую же сумму. Пока на всякую мелочь я тратился из своих запасов, хотя Инга и порывалась несколько раз за что-нибудь заплатить. Больших расходов у нас пока так и не случилось, гостиницу вон и то нам оплатили.

На ночь глядя в номер позвонил Евдокименко, сказал, что постарается нас сам утром отвезти в аэропорт, вроде как снег подтаял, да и коммунальщики дороги более-менее расчистили. Не обманул, приехал в восемь утра, причём с женой. Сначала мы заехали к нотариусу, забрали наши пять тысяч, а уже затем поехали в Симферополь. По дороге Ротару сожалела, что им так и не удалось побывать на моём творческом вечере, внезапно нарисовались какие-то семейные дела, но, судя по отзывам Кожедуб, всё прошло блестяще.

— Там же ещё и республиканское телевидение снимало, — добавила она, — так что у нас будет возможность посмотреть видеозапись.

На этот раз, видно, после едва не случившегося угона самолёта, досмотр в аэропорту был таким строгим, что нас раздели чуть ли не до нижнего белья. Меня досматривал милиционер-мужчина, а Ингу — милиционер-женщина. Так и подмывало сказать, что это именно я обезвредил террориста, но я помнил, что все пассажиры самолёта давали подписку о неразглашении. Зачем мне лишние проблемы? Уж лучше дам себя обыскать, всё равно мы ничего противозаконного не везём.

Правда, сумма в 5 тысяч вызвала у досматривавшего меня сотрудника правоохранительных органов интерес.

— Что это за деньги? — спросил он таким тоном, будто я ограбил инкассаторов.

В ответ я предъявил документ от нотариуса, правда, пока без подписи моих мамы или папы. Прочитав мои фамилию и имя, милиционер изменился на глазах:

— Так вы тот самый Варченко? — перешёл он сразу на «вы», хотя только что «тыкал» мне без всякого стеснения. — Это значит, ваш концерт вчера проходил в филармонии? У меня там товарищ порядок охранял, с утра в восторженных тонах пересказал, как вы выступали. А это, выходит, ваша девушка, которую вы спасли из озера?

— Скорее, это был пруд, но вода в октябре и там, и там ледяная, — со скромной улыбкой поправил его я.

До Москвы долетели без проблем, никто больше не пытался угнать самолёт ни в Турцию, нив Финляндию, ни куда-либо ещё. Из аэропорта сразу погнали на вокзал. К сожалению, билеты удалось купить только в плацкарт. Надо же, до чего докатился, уже переживаю из-за того, что едем не в СВ. В той, первой жизни, я ведь в плацкартах и ездил. Вспомнилось, как везли нас к месту службы в Йошкар-Олу, набившихся в плацкартный вагон новобранцев. Пару месяцев спустя я уже в таком же плацкарте ехал в Козельск, что под Калугой, в поварскую учебку. Помню, пересадка была в Москве, и на удивление команды сидеть в зале ожидания не последовало, народ разбрёлся по зданию Киевского вокзала, а я погулял по окрестностям. Повезло, что не наткнулся на патруль, а то мог бы и на «губу» угодить.

Обзаведшись билетами, оставшееся время решили провести в центре столицы. У меня были там и свои дела. Например, оставив Ингу ждать меня в магазине «Полдарки» на Горького, отпросился у неё на четверть часа и метнулся к памятнику основателю Москвы. Там выторговал у фарцовщика жвачки и презервативов, что облегчило мой кошелёк на почти пятьдесят рублей. Когда же наконец в СССР наладят выпуск жевательной резинки и «средств индивидуальной защиты»?! Даже «Апельсиновую» или «Кофейную» жвачки так просто в Москве не укупишь, не говоря уже о провинциальной Пензе. А уж продающиеся в наших аптеках презервативы — это что-то с чем-то. Пусть и стоили всего 2 копейки штука.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})