Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, да, Элохим, ты прав. Нам надо идти. Я забыл про царя. Пойдем.
Они спустились вниз и вышли во двор. Там почти уже никого не было. Все, за исключением стражи у входа царской сокровищницы, находились в большом шатре. По дороге в Агриппиев дом Элохим на несколько минут задержался перед входом в шатер, где столпилось много людей. Царя и Сарамаллы там уже не было. Внутри шатра молодые идумеи с кривыми бедуинскими кинжалами в руках исполняли воинственный танец под ритмичную музыку.
Он отошел от толпы. Вдруг понял, что теперь может и должен поговорить с Черным Евнухом об Ольге. Они направились в Агриппиев дом. Она должна быть где-то там внутри вместе с принцессой Соломпсио, подумал Элохим. А вдруг они выйдут навстречу?
– А где сейчас принцесса Соломпсио с…?
– С Лоло, – подсказал Черный Евнух. – Точно не могу сказать. Может быть, в зале для женщин, а может быть, еще сидят с Учителем в комнате для гостей.
Черный Евнух на минуту задумался, а потом сказал:
– Принцесса и Лоло необыкновенные создания. Мы втроем очень близкие друзья. Не знаю, Элохим, правильно ли сказать тебе, что ты очень дорог Лоло.
– Дорог!? С чего ты решил?
– Она сама призналась.
Они уже были у дверей Агриппиева дома.
– Эл-Иад, мне надо встретиться с ней наедине. Как это устроить?
– Трудно даже представить себе, – признался Черный Евнух с удивлением, – думаю, просто невозможно.
– Без твоей помощи мне не обойтись. Но сейчас нет времени говорить об этом. Надо хорошенько обдумать. Спокойно. Не торопясь.
– А когда и где?
– Мог бы ты приехать на днях на рынок? Тебя там встретит мой брат.
– Да, мог бы. Я езжу туда часто. К ювелиру.
– Вот у ювелира и встретишься с ним.
– Я мог бы послезавтра поехать туда. Еще до отъезда царя. А потом не смогу. Мне нельзя оставлять гарем без присмотра, особенно когда царя нет во Дворце.
– Отлично. Так и договоримся, – сказал Элохим. – Но, кажется, сегодня уже не удастся увидеть ее.
– Скорее всего, нет. Но я посмотрю, что можно сделать.
– Не будем прощаться, брат мой.
Галльские стражники открыли им двери. Они прошли внутрь и столкнулись лицом к лицу с Соломпсио и Ольгой, которые в это время прощались с Г.П. и собрались уходить.
– Коко, а мы уже уходим, – сказала Соломпсио. – Слишком скучно сидеть с мымрами.
Потом она взглянула на Элохима и подала ему руку.
– А у вас сильная рука, Элохим. Была рада познакомиться.
– Прощайте, принцесса!
– И голос необыкновенный, – прибавила она, обращаясь не столько к Элохиму, сколько к Ольге. – Бархатный.
Но Ольга едва ли услышала ее. Она была полностью поглощена Элохимом. Для нее словно все куда-то исчезли. Глаза ее были полны надежды, ожидания. Всем выражением лица она словно говорила Элохиму, только не молчи, скажи хоть что-нибудь. У Элохима были считанные секунды, чтобы найти нужное слово. И он неожиданно для себя поцеловал ее в щечку и прошептал:
– Жизнь моя!
60
– А! Элохим, наконец-то, – воскликнул царь, как только тот вошел в зал пиршества, – проходи сюда. Садись рядом.
Справа от «седалища у стены», на котором расположился царь, был свободный стул с высокой спинкой, приготовленный специально для Элохима.
– А где ты был? – заговорщически тихо спросил царь, наклонив голову к Элохиму, когда тот сел между ним и Ферорасом. – Я-то думал, что ты уже уехал.
– Задержался перед шатром, – ответил Элохим.
Все притихли. Кроме Ферораса и Сарамаллы, которые сидели слева от царя, никто не мог слышать его разговор с Элохимом. Со стороны казалось, что между царем и Элохимом существует близкие дружеские отношения.
– Зато пришел вовремя, – сказал громче царь, довольный произведенным впечатлением мнимой дружбы. – Мы тут спорим с нашими эллинскими друзьями о пользе обрезания. Я вот удивляюсь, почему римляне и греки до сих пор ходят необрезанными? Так очевидна его польза. А? Лисимах, почему?
– Ваше Величество, природа не создает ничего лишнего, – ответил Лисимах.
– К тому же, – добавил гедонист Эврикл, спартанский друг царя, – у обрезанных, ну как сказать, чтобы не обидеть никого, притупляется чувствительность, что ли. Теряется самый смак, изюминка, что ли. Одно удовольствие, когда сначала гол**ка вылезает наружу, а другое, когда она потом входит бабе внутрь. Теряется, так сказать, эффект двойного удовольствия.
Все рассмеялись, а Эврикл, ободренный всеобщим смехом, добавил:
– Мы, мужчины, и так получаем меньше удовольствия, чем женщины. Зачем его уменьшать еще намеренно?
– И вообще, непонятно, какой смысл кромсать себя? – спросил Лисимах.
– Под кожей крайней плоти у необрезанных набирается грязь, – объяснил Дворцовый Врач. – Источник болезней. А у карета все гладко и чисто.
– Карет – это обрезанный, – разъяснил шепотом Николай Лисимаху. – А необрезанных и нечистых иудеи называют другим словом – арел.
– Всего лишь надо мыться почаще, – возразил Эврикл. – Вот и все.
– А откуда пришло обрезание? – поинтересовался Лисимах. – Я слышал, египтяне первыми ввели его.
– Нет, Авраам был первым, – возразил Первосвященник. – Шем обрезал Авраама задолго до египтян.
– И Ишма-Эла, – добавил Сарамалла. – Ишма-Эл был обрезан в один день с Авраамом.
– Я это не отрицаю, – сказал Первосвященник. – Я говорю о другом. Обрезание – знамение завета, заключенного между Всевышним и Авраамом. Это – печать завета на теле Авраама и его потомков.
– А мы кто, по-твоему? Не потомки Авраама!? – возразил с негодованием царь.
– Потомки. Но не от Сарры. Завет был заключен между Всевышним и потомками Авраама от Сарры. Когда она зачала Исаака, Авраам был уже обрезанным, каретом, но он был все еще арелом, когда Агарь зачала Ишма-Эла. «Abraham» означает «Abir Hamon Goyim».
– То есть «отец множества народов», – перевел для Лисимаха Николай.
– Всевышний добавил к имени Abram букву «he» после обрезания, – подключился к спору Иохазар бен Боэтий, – и сумма числовых значений его имени, как посчитали в Храме, стала равна – 248. Столько же членов в теле совершенного человека.
– Эти иудеи – крючкотворы, – сказал Ферорас. – Цепляются за любую букву, лишь бы доказать свое превосходство. Прелесть!
– Мы не крючкотворы, – возразил Иохазар бен Боэтий. – Просто глубже вникаем в смысл вещей. Обрезание сделало Авраама физически совершенным человеком.
– По-вашему выходит, крайняя плоть недостаток? – удивился Лисимах, – зачем тогда Богу понадобилось создавать человека с изъяном?
– Затем, чтобы сам человек сделал себя совершенным через обрезание, – ответил Первосвященник.
– А почему тогда, – обратился Лисимах к Эл-Иазару бен Боэтию, – женщинам не делается обрезание? Наверняка, у них тоже найдется что обрезать.
– Лисимах, – сказал Эврикл, – если следовать иудейской логике,