Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III - Сергей Юрьевич Катканов

– У неё в общем-то неплохо получается. Она даже сочиняет свои небольшие пьесы.

– Но вы никогда не относились к её творчеству всерьёз?

– Да о чём там говорить. Женское рукоделие.

– А если вслушаться? Может быть, её пьесы и не шедевры, но в этих звуках – её душа. Знаете что, Мастер, постарайтесь целый месяц не думать о себе, и думать только о ней. Слушайте и обсуждайте её музыку, поговорите с ней о её детстве, задумайтесь посерьёзнее о той жертве, которую она принесла. Представьте себя художником, который хочет написать её портрет, но думайте не о том, чтобы написать лучший в мире портрет, а о том, чтобы как можно глубже отразить её внутреннее содержание. Пусть это довольно простенькое содержание, но тем интереснее будет работа. Хватит уже дарить себя ей. Подарите её себе. И тогда вас станет двое. И вы, может быть, напишите хороший роман о своей сиятельной Донне. А может быть, вы целую вечность будете писать этот роман. А она будет писать о вас музыку.

– Вы думаете, ещё не поздно? Мне казалось, что я уже в аду.

– Не знаю. Но у вас нет другого выхода, кроме как полюбить Донну. Я не могу вам в этом помочь. Но Бог поможет, если вы к Нему искренне обратитесь. Если не будете молиться, вам точно конец. У вас тут Библия есть?

– Разумеется.

– Читаете?

– Листаю, когда нужны цитаты для моих книг.

– Знаете, в чем ваша главная беда, Мастер? Бог всегда был для вас лишь игрушкой в ваших интеллектуальных построениях. Вы никогда не пытались постичь совершенство Христа, не пытались приблизиться к Нему. Ваши мудрования о Нём всегда были для вас дороже Его самого. Знаете девиз храмовников? «Не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему дай славу». Если бы все писатели руководствовались этим девизом, если бы стремились не к своей славе, а к славе Божией…

– Бессмысленная чернь всё равно топтала бы их сердца на площадях.

– Конечно. Но если бы вы писали для этой «бессмысленной черни», если бы постарались её полюбить…

– И всё равно бы топтали. Стало бы только больнее.

– Наверное. Но появился бы смысл. Предложи людям не образцы своего суемудрия, а Божью правду, и ты по крайней мере будешь знать, зачем страдаешь. Будет по-прежнему больно, но отчаяния уже не будет.

– Ты не такой как я, Робер, – задумчиво сказал Мастер, очень внимательно слушавший своего собеседника.

– Я ничем не лучше тебя, а, вероятнее всего, хуже. Но я Божий. Я стараюсь служить Богу, хотя на каждом шагу чувствую, что вместо этого служу самому себе. Но я стараюсь исправлять свои пути, разворачивая их к Богу. Те храмовники, которые погибли за Христа, не были фанатиками. Их глаза не горели, а светились. Они любили Господа и умирали с лёгким сердцем, без отчаяния. Я хочу быть похожим на них. И книгу свою написал для того, чтобы обозначить контуры рыцарского пути к Богу.

– А не для того, чтобы самовыразиться, – усмехнулся Мастер.

– Ну, конечно, я хотел самовыразиться. И мне было очень больно, когда мою книгу не приняли. Рыцари над ней просто посмеялись, это люди, которые не склонны к рефлексии, им смешно над любой рефлексией. Горожанам, торговцам и ремесленникам вообще смешно над рыцарством, так что моя книга не для них. Кто-то любит книги о рыцарстве, но сюжетные, развлекательные, моя книга для них слишком скучна и занудна. А крестьяне книг не читают вообще. Душа разрывалась от сознания того, что моя книга пролетела мимо всех целей. Но я не мог не написать эту книгу. И я не мог написать её иначе. Отчасти потому что иначе я не умею, отчасти потому, что не считаю нужным. Впрочем, нескольких возвышенных юношей моя книга очень увлекла и, может быть, повлияла на них. И я понял, что мне стоило стараться ради этих нескольких человек. Ведь это живые души, а каждая человеческая душа дороже, чем весь мир. Может быть, моя книга перед Богом что-нибудь стоит? Хотя это, конечно, не шедевр, совсем не шедевр.

– А я хотел написать шедевр. И, кажется, у меня получилось. А теперь вот думаю: сколько душ отравит моя книга? А сколько исцелит?

– Не берусь судить, но думать действительно стоит именно об этом. Зачем нужна дорога, если она не ведёт к храму? Зачем нужна книга, если она не ведёт к Богу?

– Как бы я хотел, чтобы ты остался здесь, Робер. С тобой можно говорить об окончательных смыслах. Раньше я таких людей не встречал.

– Поговори об этом с Богом. Он обязательно тебя услышит. Главное, тебе услышать то, что Он ответит.

Глава VII. Хутор

Перед ними простиралось обширное хлебное поле. Колосья так красиво колыхались под лёгким ветерком, что рыцари невольно залюбовались этой картиной. Слуга Северина Иаков подошёл к краю поля и сорвал один колосок, глядя на него с такой нежностью, как будто это был красивый ребёнок. «Удивительная пшеница. Зерно полновесное, ядреное. Счастливы крестьяне, которые вырастили такой хлеб». За полем они заметили добротный сельский дом и пошли к нему. Переступив порог, путники увидели большую крестьянскую семью, сидевшую за столом и доедавшую свой обед. Мать с отцом и семеро ребятишек всех возрастов уже управились с кашей, отодвинув от себя пустые глиняные миски, и пили молоко из таких же глиняных кружек.

– Проходите, люди добрые, – добродушно улыбнулся хозяин, крепкий бородатый мужчина в льняной рубахе. Вот только присесть у нас некуда. А ну-ка, ребятня, быстро допиваем молоко и марш на улицу, – дети залпом осушили кружки и с весёлым смехом друг за другом выбежали из дома. – Вот теперь присаживайтесь. Каши хотите? – не дожидаясь ответа, хозяин кивнул хозяйке и та, нырнув в какой-то закоулок, вскоре начала приносить одну за другой тарелки с кашей, ей помогала миловидная девушка лет 16-и, видимо, старшая дочь. – Не обессудьте, разносолов у нас нет, по-простому живём, – всё так же добродушно улыбался хозяин. – Но каша хорошая, с маслом, и молоко жирное, в городах такого нет. Там торговля сильно молоко разбавляет.

Хозяйка присела за стол рядом с хозяином. С её лица не сходила удивительная солнечная улыбка. Путники, так и не успевшие до сих пор сказать ни слова, с аппетитом ели кашу, которая действительно была замечательной. Когда все наелись, хозяин степенно спросил:

– Куда путь держите?

– Из ниоткуда в никуда, – немного грустно сказал Эрлеберт.

– Понятно. Дела господские. Нам всё это ни к чему, мы люди простые. А гостеприимство окажем. В доме, правда, нет места, но можете переночевать на сеновале, там хорошо.

Гости удовлетворённо закивали. За столом повисло молчание. Никто не знал, о чем говорить. Из тех миров, которые они