Золотой Сын - Пирс Браун

– Дерьмо собачье! – раскатисто выкрикивает претор Кавакс, стукнув по столу кулаком.

Этот гигант кажется каменным изваянием, а не существом из плоти и крови. У него такая шея, что я обеими руками обхватить не смогу. В отличие от остальных золотых он бреет голову налысо, носит густую бороду и красит ее в ярко-рыжий цвет. В приглушенном свете она сияет, будто факел в ночи. На левой руке не хватает двух пальцев. Говорят, что их откусил его собственный сын Даксо, будучи еще совсем маленьким. Хотя Даксо всегда улыбается, когда слышит такие сплетни, и поясняет, что это вовсе не он, а его младший брат Пакс. Телеманусы – единственные преторы в этом зале, которые в той или иной степени не зависят от Плиния. Кавакс мне нравится.

– У меня от таких разговоров яйца ноют! Он брешет, словно эльф! – рычит Кавакс. – Мы не должны ставить себя в нелепое положение! Отпусти меня на некоторое время, монсеньор, я приведу тебе тысячу воинов, и они разберутся с трусами, не желающими откликнуться на твой призыв! Прости, дорогой мой! – шепчет он своему рыжему любимцу, лису по имени Софокл, когда тот прижимает остроконечные ушки от оглушительного рева хозяина.

Кавакс протягивает Софоклу пригоршню желейного драже, и тот, успокоившись, накидывается на угощение, а мы ждем, пока суровый муж снова не обратится к нам.

– Ты, кажется, не закончил, Кавакс? – едва заметно улыбнувшись, окликает Августус своего любимчика.

– Отец! – Даксо пихает гиганта локтем в бок, и тот удивленно поднимает глаза.

– Ах да! Так вот! Мы оторвем им яйца и подвесим к мочкам ушей, вот тогда эти людишки вспомнят, что ты – повелитель Марса, и станут на коленях просить тебя принять их помощь, Нерон! – довольно заканчивает он свою речь и продолжает кормить Софокла желейным драже.

– И они не забудут о том, что лишь несколько лордов были преданы тебе с самого начала и до конца, – добавляет Даксо, и другие золотые одобрительно кивают.

Даксо посасывает палочку корицы. Улыбается он еще чаще, чем Пакс, только его улыбка не такая широкая, зато куда более озорная. Всего один раз я видел, как Даксо нахмурился, – в тот момент, когда на церемонию явился Шакал.

Их жажда мести не утихнет, и так оно и должно быть. Шакал забрал у них Пакса. В ответ Телеманусы потребовали его голову, но Августус просто изгнал Шакала с Марса и запретил ему там появляться. Сейчас идет война, возникают новые проблемы, новые потребности. Телеманусы не простили Шакала, а вот в глазах Нерона он явно заслужил прощение. Внимательно наблюдаю за ними. Отец и сын далеко не глупы, несмотря на то что им нравится притворяться деревенскими простаками. Искренне надеюсь, что они никогда не узнают о союзе, который я заключил с убийцей Пакса.

– Надо напомнить им всем, что преданность не так-то легко купить, – заканчивает Даксо на удивление сердечным тоном. – Визит моего отца и сестер напомнит остальным знаменосцам о том, как они должны служить тебе в час войны, – добавляет он, игриво наклоняя голову, чтобы все увидели потрясающе искусно вытатуированных золотых ангелов на его черепе. – У Телеманусов в крови умение производить впечатление. Возможно, это повысит наш рейтинг.

– Мои лорды грома и молнии, – улыбается Августус. – Как всегда, они жаждут крови, – задумчиво добавляет он, проводя пальцем по тыльной стороне левой ладони. – И все же с этим придется подождать. Те, кто заслуживает наказания, понесут его после нашей победы. Иначе мы будем выглядеть жалко, будто утопающий, что в отчаянии хватается за соломинку, ведь корабли моего флота раскиданы по Галактике, а легионы попали в западню защитных полей моих городов.

Он смотрит на Плиния и спрашивает, как дела у наших торговых партнеров. Я украдкой бросаю взгляд на Виргинию, она едва заметно приподнимает бровь, словно ждет от меня условного знака, что можно начинать.

– Наших политиков приняли как полагается, – медленно говорит Плиний, едва шевеля своими густо накрашенными черной помадой губами. – Как вы знаете, монсеньор, мы с коллегами провели совещание после нашего бегства с Луны. Нами разработана довольно сложная схема подрыва благосостояния тех партнеров, которые потенциально могут нарушить наши договоренности…

– На компьютере разработали? – расхохотавшись, спрашивает Кавакс.

– Да, на компьютере! – раздраженно бросает ему Плиний. – Мои зеленые аналитики просчитали симуляцию разных вариантов событий. Среди лун Галилея – Ио, Каллисто, Ганимеда и Европы – никто не собирается присоединиться к нам. Ни в симуляции, ни в действительности.

– Чему тут удивляться, – бормочет один из преторов с орлиным носом, – с лунами Сатурна положение точно такое же.

– Разумеется, – продолжает Плиний, – они боятся последствий, в случае если выберут не ту сторону. Губернаторы Сатурна сейчас не обсуждаются, ведь они каждый день смотрят на парящий в их небе труп Реи. В секторе Галилея проблему представляет присутствие Лорна Аркоса на Европе. Его изоляционистские наклонности оказались заразны и передались лордам-губернаторам лун Юпитера, особенно если учесть, что по численности их армия в два раза превышает силы любой другой планеты.

– Изоляционистские наклонности? Он, скорее, просто ушел на покой, – вздыхает Августус. – Возможно, он имеет на это право…

– Ах, отец, ты бы точно сошел с ума! – доносится с дальнего конца стола голос Виргинии. – Никакого расписания, никаких планов и стратагем – только семья, то есть я и Адриус!

– Как хорошо знает меня моя собственная дочь, – напряженно улыбается Августус, но что скрывается за его улыбкой, мне непонятно.

– Лично меня больше всего беспокоит, – не унимается Плиний, – что галилеяне, по их собственным словам, ставят под сомнение истинность наших притязаний.

– Потому что у нас нет никаких притязаний! – со стоном провозглашаю я, вспоминая о своей роли. – По крайней мере до тех пор, пока всем на все наплевать!

– Объяснись! – требует лорд-губернатор.

– Не спеши, отец, он как раз собирался это сделать, – вмешивается Мустанг, – просто Дэрроу не может не устроить спектакль!

– Могу ли я взять на себя смелость утверждать, что присутствующие в этом зале благородные золотые понимают суть человеческой природы? – обводя всех собравшихся пристальным взглядом, спрашиваю я. – Могу? Но даже если это и не так, что нас мотивирует? «Притязания»? О нет! Ни у кого из нас их нет! Свобода? Равенство? Справедливость? – театрально закатывая глаза, продолжаю я. – Едва ли! Какое нам дело до того, что верховная правительница возомнила себя императрицей? Какое нам дело до закона и свобод, которые она дает золотым? Да ровным счетом никакого!