Европейские поэты Возрождения - Антология

ДАНИЯ

НАРОДНЫЕ БАЛЛАДЫ[307]

Перевод В. Потаповой

Рыцарь Карл в гробу[308]

Рыцарю Карлу неймется.Он спрашивает мать:«Как мне юную КирстинИз монастыря умчать?»А розы и лилии благоухали.

«Больным скажись — и в гроб ложись,обряжен, как мертвец.Пусть никто не усомнится,что тебе пришел конец».

Послушался рыцарь Карл.В постель улегся он.Был вечером болен, к утру с колоколензвучал погребальный звон.

Пажи коней седлают,чтоб в монастырь поспеть.Покойного рыцаря Карлавезут в монастырь — отпеть.

Въезжает гроб, качаясь,на монастырский двор.Встречать его с почетомвыходит сам приор.

«Преставился рыцарь Карл молодой!»Пажи, пурпур надев,сегодня ночью над мертвым бдетьпросят прекрасных дев.

Услышала крошка Кирстини спрашивает мать:«Могу я рыцарю Карлупоследний долг отдать?»

«Должна ты пурпур надетьи на кудри — златой венец.Да в церкви, у гроба, глядеть надо в оба!Ведь рыцарь Карл — хитрец».

Три двери дева прошла насквозь.Огни восковых свечейу ней расплывались в печальных очах,и слезы лились из очей.

Вот села она к изголовью,раскрыв молитвослов.«Ты был моей любовью,когда был жив-здоров!»

Стала она в изножье,льняной подняла покров.«Ты жизни мне был дороже,когда был жив-здоров!»

Он ей шепнул чуть слышно:«Ты слез не лей обо мне!О маленькая Кирстин,я здесь по твоей вине!

За стрельчатой оградойждут кони в час ночной.Поскачешь ли, крошка Кирстин,из монастыря со мной?»

Он выпрыгнул из гроба,откинув прочь покров.Он маленькую Кирстинсхватил — и был таков.

Монашки читали каноныи видели, как он воскрес:«Должно быть, ангел божийза девой слетел с небес!»

Монашки читали каноны,и каждую мучил вопрос:«Почему этот ангел божийдо сих пор меня не унес?»А розы и лилии благоухали.

Король Эрик и насмешница[309]

Живет спесивая девав поместье, к югу от нас.Ей об руку с парнем беднымзазорно пуститься в пляс.Сударыня, ах, удостойте! Снизойдите к просьбе моей!

Ей об руку с парнем беднымзазорно пуститься в пляс.Искусно шнуром золотым перевиту ней рукавов атлас.

Вот Эрик, молодой король,велит седлать коней:«Живет насмешница в нашем краю.Отправимся в гости к ней!»

Вот Эрик, молодой король,вскочил в танцевальный круг.Он деву за белую руку взял,пошел с ней плясать сам-друг.

«Больно жестки руки твои.Со мной не тебе плясать бы!Ты вилы сжимал или тын городилвокруг чужой усадьбы?»

«Пировал я на свадьбе вчера.Там пытали рыцари силы.Досталась победа мне самому.Сжимал я меч, а не вилы!»

«Пировал ты на свадьбе вчера,в победителях там остался:на отцовской телеге возил навоз,самому тебе срам достался!

На одной из штанин — дыра,одёжа твоя в беспорядке.Отпустил господин со двора —то-то скачешь ты без оглядки».

«Найдется ли в окру́ге у васшвея либо швец толковый —наряд из пурпура мне скроитьда сшить его нитью шелко́вой?»

«Швею отыщешь в округе у нас,найдется и швец толковый —наряд из дерюги тебе скроитьда сшить его ниткой пеньковой».

«Послушай, надменная дева моя,всей датскою казною,всем золотом Дании будешь владеть,если станешь моей женою».

«Все золото Дании хранитсидящий на датском престоле.Ступай на чердак, залатай свой башмак,не то набьешь мозоли!»

Тогда прислужница госпожу,не мешкая, укорила:«Ведь это с Эриком, королем,с насмешкою ты говорила!»

«О, если я с Эриком, королем,с насмешкою говорила,то крепко раскаиваюсь теперьв том, что я натворила!

Липа в саду отца моегошумит зеленой верхушкой.Прекрасные девы и рыцари тамвстречаются тайно друг с дружкой».

«Липа в саду отца твоегошумит зеленой верхушкой.Мошенники и плуты под нейякшаются тайно друг с дружкой!»Сударыня, ах, удостойте! Снизойдите к просьбе моей!

Эсберн Снаре[310]

У переправы, при Медельфа́ре[311],— а лес так зелен вокруг! —Ивер пил мед с Эсберном Сна́ре[312].Друг другом вовек не надышатся лето и луг.

«Дружище Ивер, стань мне родня:Сестрицу Кирстин отдай за меня!»

«На что тебе Кирстин? У ней для шнуровкисвоих рукавов не хватает сноровки!

Ни шить, ни кроить не научишь ее.В город она отсылает шитье».

Эсберн отправился тихомолкомв Рибе[313] за пурпурной тканью и шелком.

С покупками он прискакал во всю прытьи просит Кирстин скроить да сшить.

Брала девица шелк и суконцеи шить садилась при ярком солнце.

На дощатом полу в изобилиивыреза́ла розы и лилии.

Двух рыцарей с мечаминашила она за плечами.

Ладьей на волне штормовойукрасила шов боковой.

По проймам, руки воздев,танцуют пятнадцать дев.

А на груди — у древацелуются рыцарь и дева.

«Ну вот наконец и дошила одежду.Доставить в сохранности — дай бог надежду!»

Поверили слову пажа-мальчугана:«Обнову берусь довезти без изъяна!»

«За каждый стежок по сукну и шелку,пальчики девы, что держат иголку, —

пальчики девы спаси Христос!» —Эсберн Снаре произнес.

«Получит она за шитье в уплатугород Ри́бе с округой богатой

и, в подарок за мастерство,если угодно, — меня самого!»

«О рыцарь, щедра твоя награда!— А лес так зелен вокруг! —Тебя самого девице и надо!»Друг другом вовек не надышатся лето и луг.

АНГЛИЯ

НАРОДНЫЕ БАЛЛАДЫ[314]

Рождение Робин Гуда

Перевод С. Маршака

Он был пригожим молодцом,Когда служить пошелПажом усердным в графский домЗа деньги и за стол.

Ему приглянулась хозяйская дочь,Надежда и гордость отца,И тайною клятвой они поклялисьДруг друга любить до конца.

Однажды летнею порой,Когда раскрылся лист,Шел у влюбленных разговорПод соловьиный свист.

— О Вилли, тесен мой наряд,Что прежде был широк,И вянет-вянет нежный цветМоих румяных щек.

Когда узнает мой отец,Что пояс тесен мне,Меня запрет он, а тебяПовесит на стене.

Ты завтра к окну моему приходиУкрадкой на склоне дня.К тебе с карниза я спущусь,А ты поймай меня!

Вот солнце встало и зашло,И ждет он под окномС той стороны, где свет луныНе озаряет дом.

Открыла девушка окно,Ступила на карнизИ с высоты на красный плащК нему слетела вниз.

Зеленая чаща приют им дала,И, прежде чем кончилась ночь,Прекрасного сына в лесу родилаПод звездами графская дочь.

В тумане утро занялосьНад зеленью дубрав,Когда от тягостного снаОчнулся старый граф.

Идет будить он верных слугВ рассветной тишине.— Где дочь моя и почемуНе поднялась ко мне?

Тревожно спал я в эту ночьИ видел сон такой:Бедняжку дочь уносит прочьСоленый вал морской.

В лесу густом, на дне морскомИли в степном краюДолжны вы мертвой иль живойНайти мне дочь мою!

Искали они и ночи и дни,Не зная покоя и сна,И вот очутились в дремучем лесу,Где сына качала она.

«Баюшки-ба́ю, мой милый сынок,В чаще зеленой усни.Если бездомным ты будешь, сынок,Мать и отца не вини!»

Спящего мальчика поднял старикИ ласково стал целовать.— Я рад бы повесить отца твоего,Но жаль твою бедную мать.

Из чащи домой я тебя принесу,И пусть тебя люди зовутПо имени птицы, живущей в лесу,Пусть так и зовут: Робин Гуд!

Иные поют о зеленой траве,Другие — про белый лен.А третьи поют про тебя, Робин Гуд,Не ведая, где ты рожден.

Не в отчем дому, не в родном терему,Не в горницах цветных, —В лесу родился Робин ГудПод щебет птиц лесных.

Ганс Зебальд Бехам (1500–1550).