Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

Когда море и в самом деле развернулось перед всадниками, грохочущее волнами, сверкающее белой пеной, омывающее лежащую на берегу гальку, невозможно синее, а воздух огласился резкими криками чаек, и в небе замелькали их узкие белые крылья, Эжени не смогла сдержать крик восторга. Леон, не раз бывавший у моря и даже пересекавший его, наблюдал за ней с улыбкой. Возле моря цвета казались ярче, звуки громче, мелодии — более звонкими, люди — более радостными, и даже блюда были вкуснее. По крайней мере, суп из нескольких видов морских рыб, поданный в очередной гостинице, не вызвал у Леона ни малейшего отвращения, а Эжени так и вовсе уплетала за обе щеки.

Поев и немного отдохнув после длительного путешествия, они принялись за дело, а именно — отправились по окрестным деревням, чтобы расспросить местных о вампирах. Сначала дело не задалось — никто не хотел выбалтывать местные тайны чужакам, и Леон пожалел, что с ними нет Франсуа, который убедил бы крестьян поведать господину Лебренну и госпоже де Сен-Мартен о происходящих в округе несчастьях. Но Франсуа можно было затащить в эти места только силой, и им приходилось надеяться лишь на себя.

Через несколько дней, когда все местные уже знали, что у госпожи Эжени служит Сюзанна, а кузен этой самой Сюзанны, Франсуа, недавно уехал из этих мест, дело пошло на лад. Кое-кто из крестьян даже слышал про обитающую во владениях Эжени нечисть, и на неё стали смотреть как на спасительницу, способную избавить их от вампиров. Впрочем, от рассказов местных было мало толку — кровопийц никто не видел, но все о них слышали и теперь пугали друг друга и самих себя страшными байками. Говорили, что они могут бежать быстрее лучшего коня из конюшен господина графа, что от их чарующих песен человек делается сам не свой, идёт ночью в лес и покорно подставляет свою шею под ужасные клыки, что вампиры, и мужчины, и женщины, так красивы, что от их вида любой потеряет рассудок. По словам крестьян выходило, что эту нечисть вообще невозможно победить, и Леона это злило.

Мельник Филипп Робер, один из немногих, кому удалось столкнуться с вампиром и остаться в живых, охотно рассказал свою историю — она в целом ничем не отличалась от её пересказа в устах Франсуа. Филипп горел желанием посодействовать Леону и Эжени в выслеживании нечисти, но мало чем мог помочь — он не разглядел таинственного преследователя и не мог представить, кто это может быть.

— Ясно одно, — сказала Эжени, когда они вернулись в гостиницу после очередного дня, полного бесплодных расспросов и жутких баек о неуловимых кровососах. — Вампир появился в этих краях недавно. Нападения начались около полутора месяцев назад — сначала на животных, потом на людей. Если бы, к примеру, раньше кто-нибудь нападал на скот, это непременно заметили бы.

— Может, раньше вампир охотился только на диких животных, — предположил Леон.

— Всё равно, — она покачала головой. — Хоть одну полностью обескровленную тушу кто-нибудь бы да заметил. Кроме того, поймать дикое животное и высосать из него кровь труднее, чем домашнее, даже если ты вампир. Кого легче схватить — дикого оленя, свободно бегающего по лесу, или корову, стоящую в стойле? И если раньше вампир охотился на диких животных, то почему сейчас он перешёл на домашних?

— Осмелел? Почувствовал свою безнаказанность?

— Возможно, но сомнительно. И потом, почему он раньше таился, а теперь стал охотиться за людьми? Нет, я думаю, это кто-то чужой. Я могла бы предположить, что кто-то из местных не так давно заразился и стал вампиром, но в любом случае был вампир, который его заразил, и он не из здешних краёв. Вряд ли вампир может заразиться через цветы, как оборотень, так что тут в любом случае замешан какой-то чужак. Даже крестьяне, склонные в любых странностях подозревать друг друга, не знают, кто бы это мог быть. Ни в ком из своих они не видят вампира.

— Или видят, но нам не говорят, — ответил Леон. — А сами замышляют проткнуть его осиновым колом или сжечь на костре.

— Я уже неделю говорю с этими людьми, смотрю на них и не заметила ненависти к кому-либо, открытой или скрытой, — возразила Эжени. — Все сходятся на мнении, что это кто-то пришлый.

— Чужаков нигде не любят, — заметил он. — Хорошо, что мы прибыли после того, как начались нападения, а то могли бы и нас начать подозревать. И что вы предлагаете делать?

— Расспросить хозяина гостиницы и хозяев других постоялых дворов, трактиров, — ответила девушка. — Они всегда всё подмечают, вот и выясним у них, не было ли в последнее время подозрительных постояльцев. Снова поговорим с крестьянами, узнаем, не видели ли они кого-нибудь незнакомого, пусть даже мельком, пусть даже проезжавшего мимо. Дел много, так что нам, скорее всего, опять придётся разделиться.

— А если найдём кого-то подозрительного? — хмыкнул Леон. — Сразу проткнём ему грудь осиновым колом?

— Ну зачем вы так? — Эжени посмотрела на него с упрёком. — У меня, помимо оружия, есть ещё два серебряных кольца — когда-то они принадлежали матери и отцу. Если надеть такое кольцо, а потом пожать руку вампиру или как-то иначе его коснуться, то он обожжётся о серебро. Другое дело, что вампиры не дураки — они скрываются от солнечного света и от нежеланных прикосновений шляпами, накидками, перчатками… Но можно найти способ. Мне, как девушке, будет даже легче это сделать. Сделать вид, что я падаю в обморок, пошатнуться, опереться на чужую руку… Главное, чтобы вампир не заметил, что я заметила, что он обжёгся. Сделать вид, что ничего особенного не случилось, а уже потом, позднее, прийти к нему вдвоём, с пистолетами, заряженными серебряными пулями, и выяснить всю правду.

— Опасный план, — настороженно ответил Леон.

— Какой есть. Впрочем, до серебряных колец может и не дойти. Может, хозяева постоялых дворов и не видели никого подозрительного. В любом случае, я же не пойду на поиски вампиров совсем без оружия, — Эжени приподняла юбку, открывая спрятанный у левого бедра серебряный нож, а у правого — пару осиновых колышков. — Я не могу постоянно таскать с собой пистолет, но могу носить это. И не забывайте про магию, которой я владею!

— Я и не забывал, — Леон, которому порядком надоели разговоры о вампирах, опустился на колени и провёл затянутой в перчатку рукой по обнажённому бедру девушки. — Возможно, настало время немного подпитать вашу магию?

— Возможно, — выдохнула Эжени, запуская пальцы в волосы своего спутника и привлекая его голову к себе, а свою запрокидывая назад. — О да… сейчас самое время.

Эта ночь была последней, которую они провели более-менее спокойно. Уже на следующий день их ждало известие о новой трагедии, на этот раз не связанной с вампирами или, по крайней мере, связанной не напрямую. Рано утром, когда все постояльцы, включая Леона с Эжени, ещё спали, четверо крестьян под жалобные причитания хозяина внесли в гостиницу труп мужчины, обнаруженный ими на берегу моря. Сердобольная супруга хозяина, вытирая глаза краем передника, тут же прочитала молитву и объявила, что омоет тело и приготовит для погребения. Собравшиеся зеваки молчали, сжимая в руках шапки, и только хозяин возмущался, что все постояльцы разбегутся, если увидят такое непотребство, и как им вообще в голову взбрело тащить мертвеца в гостиницу. Разбуженный шумом Леон вышел поглядеть, в чём дело, и через некоторое время вернулся, чтобы сказать об увиденном Эжени.

Постояльцы, против опасений хозяина, никуда не разбегались, а жадно глазели на мёртвое тело. При появлении Эжени и Леона они поспешно расступились, и вокруг трупа образовалось пустое пространство. Сын Портоса опустился на одно колено и осмотрел тело — настолько внимательно, насколько это было возможно. Эжени стояла неподалёку — бледная, но явно не испытывавшая тошноты или стремления лишиться чувств.

Мертвец, судя по всему, испустил дух совсем недавно. При жизни он был красивым мужчиной — отлично сложенным, широкоплечим, светловолосым, с курчавой золотистой бородой и крупными правильными чертами лица. По одежде можно было судить, что он не испытывал недостатка в деньгах, но сейчас отделанная кружевом рубашка была вся залита кровью, дорогое золотое шитьё на камзоле изорвано, сапоги и плащ покрыты пылью. Страшные раны на груди и горле незнакомца были нанесены чем-то острым, но точно не клыками вампира — скорее, ножом или кинжалом. Оружия при нём не было.