Нужный образ - Джеймс Хоран

— Не добился. Один из следователей сообщил, что прокурор горит желанием засадить Бенни до конца жизни. А начальник тюрьмы получил два ордена из Иллинойса и Нью-Джерси. Они обвиняют Джелло в крупном мошенничестве.

— Боже, — вырвалось у меня, — а ты обещал…

— Что ты от меня хочешь, — спросил он, — чтобы я сообщил ему, что после его показаний они ключи от тюрьмы вышвырнут?

— Келли знает?

— Нет! — рявкнул он. — И, ради Христа, отвяжись от меня.

Я был оглушен. Он никогда так со мной не разговаривал. Конечно, мы часто яростно спорили, но это было совсем по-другому. А теперь между нами легла ложь, и мы оба понимали это. Вечером он извинился и просил обо всем забыть.

Я чувствовал себя как Бенни Джелло. Что я мог сказать?

Слушания проводились в новом здании Сената, памятнике потрясающей посредственности стоимостью в 5000000 долларов.

Комитет размещался за полукруглым столом, а свидетельский стол был расположен прямо перед ним.

Секция прессы была запружена, все стулья заняты. Я видел знакомые лица, среди них Сисси Саутворт, и — что заставило меня вздрогнуть — Так Ларсен. Да, можно не сомневаться, что его колонка «Вашингтонские новости», которую читают все политики и официальные лица Вашингтона, включая джентльмена на Пенсильвания авеню[34], не сообщит о нас ничего хорошего. В прежние времена Ларсен был колючим, маленьким человечком, который всегда носил свой отличительный знак — синий в горошек галстук-бабочку. Он до сих пор носил такой галстук, и хотя волосы его поседели, он сохранил свою прежнюю злость.

Я умышленно подошел к нему, чтобы узнать, помнит ли он меня. Он помнил.

— Привет, Маккул, — бросил он. — Вижу, ты по-прежнему служишь Шеннону.

— А я вижу, ты обладаешь прежним великодушием, — ответил я. — Намереваешься опять охотиться на нас?

— Ничто не доставит мне большего удовольствия.

— Надо будет мне вновь пересмотреть наш список свидетелей, — произнес я.

Он бросил на меня озадаченный взгляд.

— Зачем?

— Так ведь в прошлый раз, когда ты нас преследовал, твой друг был свидетелем. Он по-прежнему живет в Ливенворте?

За это-то я и любил этот большой и красивый город, размышлял я, когда он развернулся на каблуке и пошел прочь, преисполненный доброй воли и любви к стране.

В комнате слушаний, справа от возвышения, находилась секция телевидения и радио с их обычными переплетенными черными толстыми кабелями, с камерами, штативами, отражателями, и молодые нервные продюсеры. Люди с радио спокойнее. Казалось, они были удовлетворены тем, что шептали в свои микрофоны и играли с черными коробочками, на которых было нанесено много делений.

В коридоре, с момента открытия здания, выстроилась очередь. Были установлены телевизионные камеры, и репортеры брали интервью у зрителей, которых бросили, как только появились Келли, Джоунс и Граймес. Джоунс зачитал заявление и дал импровизированные комментарии. Граймес был короток, а Келли просто заявил, что основной целью слушаний является освещение ситуации в городах, и если будет установлена преступная деятельность, то факты будут быстро переданы властям города, штата и федеральным властям, в чьей юрисдикции будут эти правонарушения.

Потом, по предложения Джоша, он закончил, сообщив, что на слушаниях присутствуют «наблюдатели» из Бюро налогов, окружные прокуроры всех пяти районов Нью-Йорка, люди из ФБР и министерства юстиции.

Джош, сенатор, Люк и Лютер расположились в запертой комнате внизу, где стояли два огромных телевизора.

— Джош во всю развернулся сегодня, Финн, — тихо произнесла Лейси, когда мы выходили из «телевизионной комнаты», как мы ее назвали, чтобы пройти по коридору на слушания.

— Такова политика, Лейси, — произнес я. — Мы только хотим быть уверенными, что Келли Шеннона видят, слушают и любят как можно больше людей.

— Келли это может причинить беду.

— Ну, он может только потерять политическую наивность, Лейси, но не думаю, что это причинит ему большие неприятности.

— А я вовсе не хочу, чтобы они у него были.

— Это невозможно, ни в жизни, ни в политике.

— А как насчет окружающих его людей? Вы не можете сказать, что они не будут страдать. Я знаю. Я чувствую это с того момента, как увидела перепуганную Молли. И этот маленький человечек, который так сильно дрожал, что не мог держать стакан.

— Здесь будет очень много охраны, которая будет присматривать за Бенни. Через пару недель для него и Молли все закончится.

— А что потом?

Я заколебался, она остановилась и посмотрела на меня.

— Что потом, Финн? — настаивала она. — Запомните, я не Молли. Я не поверю в эту сказку, которую рассказал Джош о том, что закон отступится от него, и они поженятся, и на всю оставшуюся жизнь у них будут розы и антиквариат.

— Комитет даст прокурору прекрасные рекомендации, Лейси, — слабо произнес я. — Я вам это лично гарантирую.

— И вы можете также гарантировать, что обвинения будут сняты и его освободят?

Я попытался подтвердить это, но не мог. Слова застряли у меня в горле.

— Об этом я и говорила, Финн, — печально заметила она. — Вы с Джошем создаете для Келли имидж с помощью жизней других людей. И вы еще говорите мне, что это не причинит ему вреда и не изменит его внутри?

Она шла в печальном молчании. У дверей комнаты слушаний я остановился и взял ее за руку.

— Я старый человек, Лейси, и ходил по этим залам и работал над слушаниями дольше, чем могу припомнить. Но никогда не забывайте, мы можем быть средством, а Келли — это цель.

— Но вот будет ли это стоить того, Финн? — спросила она. — Вот в чем вопрос.

— Откровенно говоря, я не могу ответить на этот вопрос, Лейси, — признался я. — Мы еще не получили счетов.

— Надеюсь, они не уничтожат всех нас, — сказала она, и мы вошли внутрь.

Как только они вошли, Келли, Граймес и Джоунс были немедленно окружены прессой, включая Сисси Саутворт. По настоянию «пишущей братии» была проведена краткая пресс-конференция, на которой Келли — тоже по совету Джоша — дал им еще маленький кусочек информации, чтобы осчастливить их и завоевать на нашу сторону: комитет обнаружил факты взяточничества и коррупции в тюрьме, где был заключен Джелло, а начальник и охрана будут вызваны местными Большими жюри.

Это был небольшой удар по начальнику тюрьмы, что в некоторой степени отомстило за потерянный вес Бенни Джелло.

Слушания в первый день всегда требуют некоторого времени, чтобы все устроить. Телевизионщики должны разобраться с пишущими журналистами, зрители должны сесть, первый свидетель — сейчас это был Бенни Джелло — должен успокоиться в комнате свидетеля, бумаги надо рассортировать, помощникам Джоунса обратиться к соответствующим материалам, окна открыть или закрыть.

Потом Джоунс в качестве председателя зачитал заявление, закончив его следующим образом:

— Сегодня утром на слушаниях будет председательствовать конгрессмен Келли Шеннон от штата Нью-Йорк.

Джоунс, далеко не дурак, понимал, что Джелло свидетель Келли. Вместо того, чтобы запинаться, он всегда мог следовать лидерству Келли в задаваемых вопросах.

— Сейчас мы начинаем первую серию слушаний в Вашингтоне, — объявил Келли. — Дальнейшие слушания будут проведены в городе Нью-Йорке и на севере штата в городе Лоуренсе.

Репортеры не упустили это замечание: тот самый город, о котором говорил Келли в Палате Представителей, был Лоуренсом… Я мог видеть, как репортеры АП и ЮПИ торопливо строчили свои бюллетени. Через несколько минут губернатор в Олбани проведет пресс-конференцию, отрицая, что прекрасный город Лоуренс является болотом коррупции, как описал его Келли.

Потом Келли приветствовал представителей нью-йоркских окружных прокуратур, Бюро налогов и других агентств.

— Позвольте мне повторить то, что отметил председатель Джоунс, — произнес он. — Этот комитет не является следственным органом. Свидетели, которые предстанут перед комитетом, не должны рассматриваться как обвиняемые. Роль комитета заключается в изучении того, что освещает силы коррупции в нашем городском обществе. В случае, если будут установлены факты уголовных преступлений, отчет и стенограммы, относящиеся к этим фактам, будут немедленно переданы соответствующим правительственным органам, касается ли это федеральной власти, властей штата или города. Вы готовы, джентльмены? — спросил он Джоунса и Граймеса. Когда они кивнули, он спокойно произнес: — Вызовите первого свидетеля.

Справа от помоста открылась дверь, и Бенни Джелло, мигающий, бледный, очень маленький между двумя рослыми охранниками, подошел к столу свидетеля. Он был всего-навсего вором, но я испытывал к нему жалость, и жалость к нам самим, использовавшим его. Лейси была права.