Полузабытая песня любви - Кэтрин Уэбб

В коридоре коттеджа «Дозор» висело зеркало – старинное, с серебристой поверхностью, покрытой пятнами, оставленными временем. Оно было всего четыре дюйма в диаметре, и в нем Димити привыкла видеть свое прежнее лицо, довольно бесформенное и тусклое, заполняющее весь круг. Это изображение напоминало лицо запертого в корабельном чреве раба, выглядывающего через иллюминатор. Из того, что ей удалось рассмотреть, она лучше всего изучила белки своих глаз. На рисунке же перед ней предстало совсем иное существо. Художник изобразил ее не скрючившуюся, чтобы остаться незамеченной, не с кровью под ногтями – короче говоря, не ту девчонку, которая некогда пряталась в кустах живой изгороди. Нет, он отбросил все, лежавшее на поверхности, и нарисовал то, что скрывалась под личиной. Она изумленно переводила взгляд с рисунка на его создателя. Как будто озадаченный такой реакцией, Чарльз забрал у нее рисунок.

– Не одобряешь? – спросил он, а потом нахмурился и стал рассматривать свою работу. Но затем он, видимо, тоже осознал, что именно изменилось, и на лице появилось задумчивое выражение. – Бедный гадкий утенок, которого все клевали, толкали и над которым смеялись, – проговорил он негромко. И улыбнулся.

Димити не поняла. Она расслышала только слова «гадкий», «бедный» и была совершенно раздавлена.

– О, нет-нет! Моя дорогая Мици! Я вовсе не имел в виду… Ведь в той истории говорится: «Не важно, что ты родился на птичьем дворе, если ты вылупился из лебединого яйца…» Именно это я имел в виду, Мици. Гадкий утенок оказался лебедем, самым красивым из птиц.

– Вы расскажете мне эту историю? – спросила она затаив дыхание.

– Это просто глупая детская сказка. Элоди тебе ее прочтет. Она одна из ее любимых. – Чарльз пренебрежительно махнул рукой. – Да ладно. Этот набросок – хорошее начало, но только начало.

– Начало чего, мистер Обри? – спросила Димити, когда он встал, взял в руки сумку, складной табурет и зашагал к ручью.

– Моей дальнейшей работы, конечно. Я теперь в точности знаю, что хочу написать. Ты меня вдохновила, Мици!

Димити поспешила следом, подтягивая блузку, чтобы та лучше закрывала плечи. Она была одновременно и смущена, и воодушевлена, и обрадована.

Остальную часть дня она провела на пляже вместе с Элоди и Делфиной. Элоди то забегала в воду, чтобы попрыгать в волнах, то выскакивала на берег, визжа от холода, и при этом умудрялась урывками рассказывать историю о гадком утенке, которая заставляла Димити улыбаться при мысли о том, что Чарльз думает о ней именно так.

– Эту историю знают все, Мици, – терпеливо заметила Элоди, внимательно глядя, как вода бурлит и пенится, обтекая ее угловатые коленки.

Делфина медленно плавала взад и вперед поблизости от берега, смеясь и подмигивая Димити, которая, закатав брюки, бродила по воде вокруг лежащих на отмели камней и собирала в ведро мидии и съедобные водоросли.

– А теперь я знаю ее тоже, Элоди. Благодаря тебе. Спасибо, – проговорила Димити, которую ощущение счастья сделало щедрой на добрые слова.

– Почему ты попросила ее рассказать именно сейчас? – спросила Элоди.

– Да просто так. Слышала, как о ней упомянули, вот и все, – с легкостью солгала Димити. Она была спокойна и чувствовала, что вот-вот начнет светиться. Когда ты любишь женщину, ты рисуешь ее лицо.

Вернувшись в «Литтлкомб» в конце дня, они обнаружили, что стол накрыт лишь наполовину. Селеста сидела на скамье, словно каменная, и держала перед собой лист бумаги.

– Что это, мамочка? С тобой все в порядке? – спросила Делфина, садясь рядом.

Селеста откашлялась и посмотрела куда-то вдаль, словно не узнавая никого из присутствующих. Но затем она улыбнулась мимолетной улыбкой и положила лист бумаги на стол. Это был последний рисунок, изображающий Димити. Сердце девушки отозвалось громким ударом невероятной силы, который показался ей мощным, как удар колокола.

– Да, дорогая. У меня все чудесно. Я просто наводила порядок перед тем, как накрыть стол, когда нашла этот рисунок, сделанный вашим отцом. Взгляните на нашу Димити. Посмотрите, какая она красивая! – воскликнула Селеста, и, хотя она не поскупилась на похвалу, ее слова звучали неестественно.

– Боже! Только посмотри, Мици! Ты выглядишь очень хорошенькой, – проговорила Делфина.

– Так он собирается написать тебя еще раз? Он тебе это пообещал? – спросила Селеста.

– Да, кажется, он сказал что-то вроде этого, – ответила Димити, и хотя для того, чтобы произнести эти слова, ей пришлось преодолеть свою застенчивость, ей захотелось громко крикнуть, что Чарльз по-прежнему хочет ее рисовать, что Селеста ошиблась, сказав, будто он оставил ее и пошел дальше, потеряв к ней интерес.

Селеста глубоко вздохнула и встала.

– Странный поворот. А я думала, что следующей окажется та туристка с ее белесой английской кожей.

– Какая туристка, мамочка? – спросила Элоди, открывая пачку с печеньем и высыпая его на тарелку. Селеста на мгновение приложила руку ко лбу, затем провела ею по лицу сверху вниз и прижала ладонь к губам. На лбу появились морщинки. – Мамочка?

– Ничего, Элоди. Не важно. – Селеста подбоченилась и посмотрела на девочек. – Хорошо! Ну, что тут у нас за стая растрепанных гусынь? Насколько я понимаю, вы вернулись после купания, а значит, должны быть голодны. Alors [79], отправляйтесь переодеваться, а я тут закончу накрывать стол к чаю. Allez, allez! [80]– И с этими словами Селеста выгнала их из кухни. Ее жизнерадостность опять показалась неестественной, и Димити заметила, что хозяйка дома избегает смотреть ей в глаза.

Димити попыталась оставить бледно-голубую блузку у себя, но Валентину обуяла ярость, когда Димити предположила, что ее унесло ветром, и пришлось притвориться, будто она ее нашла на одном из деревьев, растущих позади двора. Девушка не дождалась благодарности за усердие в поисках, получив в награду сердитый взгляд и наказ тщательней закреплять прищепками одежду на веревках.

– Ты даже не представляешь, сколько раз эта блузка тебя кормила все эти годы, – сказала мать.

С замиранием сердца Димити передала ей блузку из рук в руки. У нее был куда более весомый повод высоко ценить эту вещь. Блузка возвратила Чарльза, тем самым не дав ей сорваться с края обрыва. В течение следующих нескольких дней она бегала выполнять поручения матери, весело размахивая корзинкой и напевая себе под нос. Однажды после обеда Димити увидела в деревне Чарльза. Он сидел около паба вместе с тем отдыхающим, у которого волосы были чернее смолы. Они пили темный эль и беседовали. Димити, обходя, по своему обыкновению, паб стороной, удивилась, не понимая, о чем они могут разговаривать. Она предположила, что Чарльз может рассказывать этому человеку о ней, его музе, и о картине, которую он задумал.