Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй

В коротком промежутке между визитами курьеров, молодого и старого, Пётр Сергеевич лично навестил злодеев и вынес все деньги, которые нашлись в квартире.

Фросенька получила возможность вернуться к отцу, благо тот ещё не умер, дождался её. Граф же навсегда избавился от монстра, угрожавшего ему расправой в случае, если в бордель к концу недели не поступит хотя бы одна невинная смолянка. Поделом кровопийце!

А за убийство капитана в полной мере заплатил хозяин трактира, чьё шампанское, якобы, выпили трое подельников. Ведь решительно весь околоток знал, где брал капитан вино для утреннего застолья. Прямо из трактира и вывели беднягу под белы руки, запровадили на каторгу, до самой кончины.

Получалось, что обиженный губителем тайный граф сам постепенно стал губителем, и число его жертв росло. Но получалось также, что не виноват он, так уж сложилось. Бог судья!

Каменное сердце отбивало несусветный ритм. В таком ритме постоянно жить невозможно. Да и документы, выправленные однажды, давали графу не только окончательное закрепление за ним титула, но и возможность плодить других графов. И графинь. Он решил, не будучи жадиной по жизни, поделиться титулом. С красавицей, которая впоследствии должна была делиться с ним подземными богатствами. Сама пока ещё того не ведая.

Словом, бывшему Болотникову, ныне графу Скобелеву требовалась передышка. С месячишко.

Предвкушая отдых, Пётр Сергеевич несколько раз пересчитал свою наличность. Должно было хватить на некоторое время. Уж тут с гостиницами шиковать не приходилось вовсе. Пришлось выбрать небольшой доходный дом, находившийся всего-то в полудне езды на бричке — в Петергофе. В таких убогоньких ночлежках и мебелишка, как правило, убогая. С нею можно творить что угодно, спать на ней с кем угодно. Отдыхать так отдыхать!

Сильно расслабился и размечтался граф на вынужденном досуге. И не хотел бы отдохнуть, так всё равно пришлось бы: у его названной сестры Анны пока не было никаких документов, подтверждающих их родство.

А посему желательно было срочно заняться этим делом. Заодно и развеяться, стряхнуть с себя усталость. И все обиды. От души поваляться на кушетках и кроватях. Посидеть на мягких стульях… Желательно на чьих-то, за неимением своих.

Глава 33 Комната с зеркальным шкафом

Громоздиться на мягкое сиденье стула, пусть даже новыми туфлями, пусть даже с перламутровыми пряжками, моветон. Но иногда такое действие не предосудительно.

Из окна неопрятного номера, где пахло невесть чем, наипаче мышами, было видно совсем немного: лишь купола дворцовой церкви. Со стула открывалась более щедрая панорама, хотя тоже не ахти: щуплые полупрозрачные деревца заслоняли половину царского двора, из-за чего нельзя было понять, присутствует ли там суета, намечается ли панихида.

Пять лет назад скончался Александр Первый «Благословенный», в народе «Отцеубийца». А кто нынче не убийца? Каждый убивал: хоть что-то, хоть кого-то. Не суди, да не судим будешь!

Если панихида состоится в Петергофе, то ближайшими днями в парке будет не протолкнуться. В такой-то суете удобно разные делишки делать.

Граф Скобелев, несмотря на свою молодость и яркую блондинистость, был персоною довольно тёмной. Собираясь грациозно соскочить со стула, он заметил, что ветхая обивка надорвалась, обнажив внутренность сидения. Довольно-таки неприятную! Гвозди были ещё крепки, а ткань вела себя, что называется, предательски. Не хватало ещё разговоров с хозяином.

В ответ на графские мысли за дверью раздался кашель. Стало ясно, что манёвры сыщика осуждены. Неумеха-соглядатай нахмурился. Эх, ведь хотел же занавесить скважину! Но разве обо всём упомнишь, когда такая сумятица в голове.

Как бы там ни было, а на кашель стоило отреагировать, ведь за номер уж три недели как не плачено. Или четыре. Впрочем, неважно, потерпит хозяин, ничего другого ему не останется, ибо, кроме Петра Сергеевича, не нашлось более дураков селиться в доходном доме глубокой осенью, близ отключенных на зиму царских фонтанов, в страшной дали от столичных театральных утех. Кстати, петербургский оперный сезон давно уж начался…

Как и ожидал Пётр Сергеевич, за дверью «собственной персоной» находился Свирид Прокофьевич Барский, владелец той маленькой и весьма дешёвенькой ночлежки, тухлого, насквозь прогорклого заведения. Кто ещё мог дежурить под дверью? Предполагать другое было бы наивно. Надеяться на то, что кашлявший мигом отскочит от двери и устремится в глубины пыльных гостиничных коридоров, также не приходилось: слишком уж общительная личность был господин Барский. Ничуть не стеснительная, а прямо-таки жутко откровенная и незастенчивая личность. Да в придачу с претензией, да в придачу с гонорком.

— Зачем вы мебель мою искалечили? — раздался голос хозяина гостиницы. Дверь распахнулась.

Общительность хозяина объяснялась недостатком собеседников, и граф в этом смысле был для него находкой. Редкая птица залетала под крышу того гостеприимного мышатника, а уж чтобы гнёздышко свить — такого и вовсе не предвиделось. Кухня безнадёжно пустовала, как, впрочем, и всё здание, а посему была напрочь лишена запахов, в отличие от номеров, где кормёжка, хоть и бедная, иногда водилась. Птицам, насекомым и прочим тварям случалось поживиться разве что из рук редких постояльцев, покупавших снедь в соседнем ресторанчике.

Исходя из вышеперечисленного, граф не очень-то испугался, когда его застукали за порчей казённого имущества.

— Повторяю вам свой вопрос: зачем вы мебель мою искалечили?

Пётр Сергеевич не дрогнул ни одной из щегольских бакенбард.

— Мммм… Мебель? Вы изволили сказать «мебель»?!

— А что же это в понимании вашей светлости?

— Если это мебель, то я — отставной фельдфебель, — бойко срифмовал постоялец, прыгая со стула на вытертый ковёр. Далее он сделал парочку прыжков, потрогал мускулы, присел раз десять, всем своим видом давая понять, что у него на всякий вопрос давно ответ заготовлен, а что касаемо дельных советов, то они ему ни к чему.

Хозяин несколько стушевался, а граф, воспользовался случаем, добавил ясности — или туману! — перейдя на тихий шёпот:

— Ежели бы я только захотел, то остановился бы в шикарном месте, подороже, но там обзор из окон не тот, ну, вы меня понимаете…

— Никак нет, не понимаю-с! Довольно смутные ваши пояснения, извольте выражаться по-простому…

— Ну, коли не поняли, тогда слушайте!..

Граф пустился в такое пространное объяснение обстоятельств, вынудивших его селиться «где попало», что Свирид Прокофьевич искренне пожалел о своём поступке — о том, что прильнул к замочной скважине в столь неудобную минуту. Замечание он высказал исключительно для проформы, дабы их светлость не подумали о гостинице плохо, дабы не сочли местные нравы слишком уж вольными, мол, и на стулья тут можно с ногами залезать, и в кроватях, Господи прости, забавляться с чужими жёнами. Ну, а ежели их графская светлость числятся на секретной службе, то тогда, конечно, другое дело…