Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй

Пётр Сергеевич жестом подозвал его поближе. Кучер приободрился, ему явно нравились панибратские манеры графа.

— Так прокатимся, барин, сперва до Коттеджа? Коли там ничего интересного не будет, никогда не поздно и назад вернуться…

Граф нетерпеливо прервал его:

— Мне к Смольному! Да поживее! Дело весьма хлопотное, времени потребует…

Кучер опешил.

— Мало кто отсюда прямо в Смольный заказывает, — бормотал он, заправляя удила. — Это ж пока до столичной околицы доберёшься, а потом ещё и через весь город рысачить… С окраины на окраину… Успеем ли сегодня же вернуться?

— Не успеем, сам знаешь, что не успеем, да мне сегодня возвращаться и не нужно, а вот к завтрашнему вечеру успеем, полагаю…

Кучер решил испробовать последний аргумент:

— А ведь моросит как! Да и новые тучи надвигаются, скоро дождь во всю хлынет, а там и слякоть разгуляется…

Граф ничуть не смутился.

— Вот и поторопись! Заплачу прилично, останешься доволен.

Вскоре бричка тронулась, затряслась по неровной дороге, ведшей в обход. Константиновский дворец, тот самый, вышеупомянутый, как на грех, находился между Петергофом и Санкт-Петербургом, так что из-за этой родственной процессии, нужно было теперь делать огромный крюк.

Прибытие государева родича ожидалось вечером, но уже с утра все дороги и всевозможные мелкие подъезды были перекрыты конницей. Ведь сколько покушений уже было на российских императоров — не перечесть! Так рассуждал кучер. Вслух. А Пётр Сергеевич поддакивал ему кивками.

Дорóгой граф не собирался разговаривать, раскрывать душу перед всякими там извозчиками, но как-то так само собой вышло, что слегка разболтался, разоткровенничался. Объездная дорога была полна ухабов, а кучер — невысказанных откровений. Поэтому разговор затеялся как бы сам собою. Постепенно.

— А ведь правду говорят, будто у нас две беды! — крякнул бы возница, ежели бы к тому времени были известны в России «Мёртвые души». Но им ещё лишь предстояло быть написанными, а посему он — чисто для начала разговора! — с сердцем вымолвил:

— Ну, и дороженька, сударь ты мой!

Ответа не последовало, но незлобивый кучер не терял надежды на продолжении беседы.

— Так вы и вправду в Смольный изволите ехать или…

— Или что?

Помедлив, кучер выдал третью по счёту тираду:

— Многим неохота мелочи да тонкости всякие объяснять… Дают сперва один адрес, а позднее, уже в пути, передумывают, заказывают другой, который в том же направлении, только дом уже совсем не тот… Вот я и подумал, может, вы намерения смените?

— Не сменю. В Смольный еду. Аккурат туда и направляюсь.

— Дело там какое есть, али…

— Еду родственницу проведать.

— Вот совпадение-то! Все нынче повадились родственников проведывать, как перед концом света, будто боятся, что не успеют свидеться. Вот даже к императору — и то с визитом родственничек едет…

На том дебаты могли бы завершиться. Кабы не сломалось колесо.

— Тьфу, ты, нелёгкая, везёт же мне сегодня! Уже второе колесо за один день, а ведь бричка новая… Не поверите — новьё!

Что бричка новая и колёса новьё, у Петра Сергеевича сомнений не было. Граф Скобелев знал толк в бричках, ибо, как уже известно, сам ещё совсем недавно работал кучером — пока графский титул за ним официально не закрепился, на бумаге с вензелями. Волокита с обретением вензеля и фамилии была страшная, вот уж намаялся он с этими бумажками!

Пётр Сергеевич по жизни не обладал чрезмерными амбициями, но без графского титула ему к Смольному приближаться никакого резона не было, не дали бы ему свидание с благоприобретённой сестрицей, а уж чтобы вывезти её куда-нибудь на целую неделю — этого точно не позволили бы! Нравы и порядки в Смольном существовали строгие и одинаковые для всех. Родители видели девиц раз в год, по праздникам, да и то не всякий год. Об этих нравах тайный граф Скобелев знал не понаслышке — ведь и там он успел поработать, перекрасившись для такого случая в брюнета. Исполнял он и должность истопника, и на разных прочих чёрных должностях работал, включая извозчицкую. Ещё тогда шпионить научился, так что сыщицтво было у него теперь в крови. Плебейская работа не оказалась без толку: благодаря талантливому шпионажу в институте он планировал отхватить солидный куш. Посредством фальшивой сестры, согласно фальшивым же документам, якобы подтверждавшим их, якобы кровное, родство.

Граф снова размечтался, хотя уж было далеко не утро. Ему не терпелось обнять новоявленную родственницу, подержаться хотя бы за локоток, зарыться, чисто по-братски, в пахнущие юностью кудри… И это при живой жене!

Сестра-блондинка, получалось, была куплена Петром Сергеевичем за купюры, как проститутка, которая, ко всему прочему, об этом факте даже не догадывалась. Пикантненькая ситуация! А посему необходимо было действовать быстро и ювелирно точно, разными хитрыми способами и увёртками заставить мнимую, но богатую сестрицу как можно скорее забыться в его объятиях и согласиться на все условия, то бишь наследством поделиться.

От сладострастных помыслов граф разомлел, утратил нить беседы с кучером, потерялся в чувствах, в результате чего, в один чудесный миг, почувствовал нужду встряхнуться. Да и по нужде сходить не мешало. Словом, когда колесо сломалось, он не разгневался, а, наоборот, воспрянул духом, а заодно и всеми мускулами, ибо поразмяться после однообразной тряски на самодельных рессорах отнюдь не лишнее.

Пётр Сергеевич сбросил дождевик, благо дождь уже переставал, закатал рукава и начал во всю прыть помогать вознице, что снова привело незлобивого кучера в восторг. Экий барин сноровистый и простой души человек!

А в скором времени и крупную подмогу Бог послал — цыган на разукрашенной лентами и сушёными букетами шестиколёсной кибитке.

Цыганский фургон может вмещать гораздо больше пассажиров, нежели покажется на первый взгляд. Когда он остановился, из него высыпала, поди, целая деревня — и ну тоже помогать, причём, бескорыстно. Дочери барона понравился нарядный белобрысый юноша, попавший в невыносимое, на её взгляд, положение.

Глава 35 Нежные и жестокие мысли

Пока цыгане с незлобивым кучером ставили новое колесо, возвращали к жизни средство наземного передвижения, граф успел перекинуться словечком и улыбками с баронской дочкой, которая, к тому же, была кормящей матерью.

От младенца и от матери пахло давно забытым домом. Давненько не общался граф накоротке с женским полом! Иначе не размечтался бы он так фривольно и непростительно о не принадлежащих ему дамских прелестях, о чужих девицах, которые, как таковые, и не нужны были ему вовсе, ему были нужны исключительно их деньги. Только деньги могли спасти его далёкую супругу и единокровное чадо от нищеты и вымирания, только очаровательно шуршащие бумажки могли дать воспитание и образование их отпрыску, который был таким же блондинистым, как и папаша. Из недавнего письма от Дуни стал известен этот факт Петру Сергеевичу.