Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй

Кружевная траурная шаль исключительно шла молодой хозяюшке вертепа, несказанно украшая её миленькое, почти юное, но в то же время серьёзное личико. «Хороша!» — сделал спонтанный вывод граф, в очередной раз поймав себя на мысли, что сравнивает чью-то кралю со своей ненаглядной Авдотьей. Мысль ту он с брезгливостью отверг.

— Нам бы… комнату! — бойко сказал он, с нежностью обняв Анну за плечи.

Несколько секунд ветреница в трауре молчала, изучая их пронзительными, но чертовски обаятельными, большими тёмно-изумрудными глазами. Затем вальяжно произнесла:

— Конечно-конечно! Я же вижу, как мадмуазель устала! Она хочет хорошенько выспаться, чтобы утром выглядеть неотразимо, да?

Схватив Анну за руку, она потащила её по длинному, почти не освещённому коридору, вдоль стен которого мерцали хорошо отполированные ручки совсем недавно выкрашенных дверей.

Пётр Сергеевич шёл следом в полной уверенности, что хозяйке тихой любовной заводи не терпится избавиться от соперницы и поскорее заключить его в свои объятия.

Дошли до маленькой, более скромной, чем все остальные, двери, находившейся в тупике. За той дверью обнаружилась крошечная спальня с одной-единственной небольшой кроватью, тумбой, ореховым комодом и бронзовым умывальником в углу. Судя по несмятым кружевам, запахам лаванды, руты и ещё чего-то непонятного, едва уловимого, то был типичный девичий будуар, принимавший гостей крайне редко.

— Располагайтесь, барышня! — скомандовала Аглая.

Фея-ангел, высвободившись из объятий Петра Сергеевича, послушно вошла в комнату.

— Ночная ваза под кроватью, она вам пригодится на тот случай, если я вас запру! — безапелляционно и слегка кокетливо произнесла хозяйка, зачем-то подмигнув Петру Сергеевичу.

— Запрёте?!

— А как же, яхонтовая моя, а как же! Тут, в этом большом гостеприимном доме, встречаются такие посетители… Здесь бывает немало желающих покуситься на юную и непорочную леди. Вы ведь всё ещё непорочны?

От таких вопросов неиспорченные девицы обычно краснеют, поджимают губки и опускают глазки, не зная, что ответить. Точно так же поступила и Анна. Хозяйка вертепа зашлась от восторга:

— Я так и думала! Ложитесь тут — и вас никто не тронет! Будете в полной безопасности!

Перехватив недоумённый взгляд Петра Сергеевича, дамочка скороговоркой пояснила:

— У меня нынче ночью двое гостей — по случаю траура. Вы ведь ещё не в курсе, что умер мой друг и главный благодетель?

— Слыхал. Весьма сожалею и сочувствую, — смиренно сказал граф, вынув из кармана носовой платок.

— Ну и мужчины нынче пошли, чуть что — сразу в слёзы! — развеселилась Аглая.

— Думаете, ваши гости могут меня выкрасть? — решила, всё же, уточнить свою судьбу Анна. Её пугала перспектива быть запертой на ключ в одной из комнат совершенно чуждого ей дома, где во время траура играют на музыкальных инструментах и хохочут, прикрывая рот траурной шалью.

— А кого же им красть, как не вас, моя золотенькая? Я для такого дела уже не подхожу, стара, скоро двадцать пять стукнет!

Она, как и обещала, заперла фею-ангела в кружевном ароматическом будуаре. Затем сунула ключ в недра корсета и повела Петра Сергеевича в соседние апартаменты.

В модно обставленной, но неважно прибранной гостиной разило сигарным дымом, дорогим спиртным, мариноваными огурцами и прочими атрибутами долго продолжавшегося банкета.

Посреди комнаты стоял рояль, а подле него — круглый столик, на мятой скатерти которого были набросаны окурки и огрызки. В дальнем углу, на софе, неприлично раскорячившись, сидел молодой всклокоченный финн с расстегнутой ширинкой. Или то был эстонец, одним словом, «пьяное чухно». Рядом с ним восседал огромный рыжий веснусчатый немец, лет сорока с гаком, тоже с незастёгнутой прорехой.

Лица обоих гостей были хмельными и чересчур уж веселыми, как для траура. Без каких-либо признаков интереса к вошедшей парочке.

— Шнапс! — только и смог вымолвить немец, узрев Аглаю и незнакомца.

— Сейчас! — в тон ему ответила хозяйка и, снова подмигнув Петру Сергеевичу, бросилась к буфету.

— Может быть, я сам найду какое-нибудь место, лягу где-нибудь… в чулане? — спросил граф.

— В чулане?! Побойтесь Бога! Кто же устраивает гостей в чулане? — лопотала дамочка, тщетно пытаясь острым ножом, смахивавшим на кавказский кинжал, откупорить бутылку водки. — Кстати, познакомьтесь: это постоянный представитель консульства Германии в Петербурге, барон фон Штрелиц. У нас с ним чисто платонические отношения! А это — его близкий друг и советник по всем местным вопросам, Пекка Хуттунен…

Граф брезгливо поморщился.

— Мне всё равно где спать, лишь бы отдохнуть, хоть пару часиков. Завтра в полшестого, то бишь через три часа, нам снова уезжать…

— Уезжать?! — вздрогнула и неожиданно посерьёзнела Аглая.

— Да, к сожалению, завтра утром я вынужден буду покинуть это гостеприимное жилище…

Хозяйка вертепа выронила нож.

— Погодите-погодите, ведь мы ещё не побеседовали! — истерично взвыла она.

— А есть о чём? — поинтересовался граф.

— Конечно! Нам непременно надо переговорить…

Посерьёзневшая было дамочка, снова сделала бесшабашную мину и громко расхохоталась. Она тоже была изрядно пьяна. Пётр Сергеевич на всякий случай сделал вид, что ему интересно и что он с удовольствием примет участие в беседе.

Финский гость, тем временем, взял откупоренную бутылку и, игнорируя чистые рюмки, стал надираться прямо из горла. Затем он предложил бутылку консульскому представителю. Затем оба иностранных представителя обнялись, рухнули на пол и через секунды две дружно захрапели.

— Вот и отлично! — сказала дамочка. — Теперь никто не помешает нам отдаться деловой беседе…

«Какие у неё со мной могут быть дела?!» — внутренне взмолился граф, но смятения не выказал. Аглая вывела его в коридор, но вместо того, чтобы осыпать лобзаниями, а граф был уверен, что именно с того и начнётся их разговор, потащила его за руку на кухню, где уже вовсю кипел самовар.

— Прислуга ночью не работает, и мне приходится хлопотать самой, — молвила хозяйка салона, предлагая гостю табурет и сигару. — Так значит… Вы оставляете девицу мне, а сами… Куда путь держите, если не секрет?

В очаровательном голосе Аглаи звучал металл.

— П-п-позвольте… Эту благородную девицу я должен оставить вам?! Для каких целей?!

— Ах, да! Вы ведь не в курсе, что мы с покойным капитаном, незадолго до его трагической кончины, обвенчались, и он составил завещание, по которому вся его собственность и все его дела перешли ко мне… Надеюсь, вы не думаете, что именно я убрала его?