Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй

Интересное, однако, дело получалось. Ежели супруга, покинутая им не по доброй воле, а в силу обстоятельств, была такой же жгучей брюнеткой, как и цыганка, то и чадо должно было родиться не белобрысым, а брюнетистым, вот, например, как цыганкино чадо. Однако ж, вышло редкое сплетение обстоятельств: ребёночек Петра Сергеевича родился беленьким, весь в отца расцветкой вышел, да и личиком копия.

Разные мысли, нежные и жестокие, одновременно роились в мозгу у графа. Каменное сердце Петра Сергеевича отбивало несусветный ритм. В том ритме том графу удавалось не только убивать, но и делать дела помельче: ежедневно слать депеши в Смольный. Все когда-то забракованные письма молодого князя, окропленные «слезами вперемешку с кровью», постепенно очутились в ручках феи-ангела. Любуясь милым сердцу почерком, бедняжка верила, что её простили и вот-вот увезут из институтской серости в укромное местечко — для тайного венчания! Городские сплетни до Смольного не доходили, и розовая фея была рада сознавать, что жених у себя дома и терпеливо ждёт. И не до шкафа ей было целый месяц! А кабы и вспомнила про него…

Злокозненный шифоньер давно был переправлен лошадьми в Петергоф, в убогую гостиничку господина Барского. Именно там, в захудалом номере, будущая тёща, хоть и не совсем официальная, должна была озолотить зятька-лжеграфа, спасшего дочурку от бесчестья и согласного жениться на последней, так и быть.

Пётр Сергеевич, сроду не имевший тёщи, так как Авдотья не помнила своих родителей, был убеждён, что его в зазеркальном царстве примут с распростёртыми объятиями. Диабазовое сердце уверяло, что та дама не только согласится взять его в родственники, но и откроет все свои сокровища, коих у неё пруд пруди.

В те дни в обслуге Смольного стало одним рабочим меньше, а в подвальной лачуге, что у самой Александро-Невской Лавры, родился великолепный образец графского подобия: крашеный блондин, бывший натуральный, обладающий накладными бакенбардами, того же цвета, что и красиво уложенные кудри. А чёрные накладные усики полетели в угол, в кучу мусора, где уже валялась бутылочка из-под красителя.

Голос тоже пришлось сменить, прежний чистый баритон себе вернуть. А как же! Нельзя всю жизнь разговаривать с хрипотцой…

Всё то время Анна оставалась в институте. А куда ей было деваться, ежели из флигеля странным образом испарился шифоньер? Молодому графу было не то, чтобы не до неё, но и недосуг. Временно. Он мысленно погряз в завоевании «алмазных копей, находившихся в болотных высях». Жизненное кредо Петра Сергеевича заключалась в следующих постулатах:

«Болотные выси» — словесная абракадабра, нонсенс, уморительная глупость, сущий смех. Но такое понимание вещей свойственно лишь людям ограниченным, тем, кто не знаком с потусторонним миром, с зазеркальным раем, с подземными царствами и прочими тайными закоулками. Южный Полюс ничуть не хуже Северного, а низ, если хорошенько разобраться, ничуть не порочнее верха. Противоположности, как известно, притягиваются — именно сей принцип и удерживает вместе такие разные миры: нижний и верхний, сокрытый до поры и ежедневно видимый оком. Благодаря этому, столь любимому учеными единству противоположностей, вселенная и существует. Компактно и более-менее гармонично. Иначе бы давно распалась. Что касаемо радостей жизни и всяческих там удовольствий, то «нижние», плотские утехи ничуть не позорнее «верхних», духовных. Любовь основана и доселе зиждется на этих двух китах. Животная страсть ничуть не постыдна, ибо животные много лучше людей…

Сия нехитрая философия укоренилась в душе Петра Сергеевича довольно рано. Имя, полученное им при крещении, давало повод так фривольно мыслить. Ведь апостол Пётр, его небесный покровитель, был распят вниз головою не случайно. Для нижнего мира, мира отражённого, он распят правильно, ибо то, что для нас низ, для подземных обитателей есть верх. И тот факт, что Петру Болотникову, главному болотнянину крупнейшего болота воронежских земель, колдуну, магу и высококлассному гипнотизёру, было суждено поселиться в граде Святого Петра, являлся, несомненно, символичным: «Высокочтимое Имперское Болото», как он его нарёк, определённо знало, с кем водить дружбу, а кого гнать взашей. Вот, например, как выгнало оно молодого князя Люлина, Юрия Петровича, его недавнего соперника.

С фамилией «Люлин» в столице вообще нечего делать. Нюням и размазням одна дорога — вон из Петербурга, да подальше, на Урал либо в Сибирь. Либо к японцам, на их маленькие, но чересчур гостеприимные острова — вон сколько их туда набежало! Ведь если здраво рассудить, никто и нигде не селится без причины, раз набежали — значит, надо им было. Вот и в Петербург все лезут, несмотря на промозглую погоду, неприветливые облака, наводнения, эпидемии и прочее. Во всём есть свой скрытый здравый смысл, даже в опасностях, так что нечего бояться риска — раз послал его Бог, значит, так надо было. Испытывает Бог человека, как же без испытаний-то? А что иные хотят спокойно всю жизнь прожить, не замаравшись — в том кроется низкое кокетство.

Опираясь на подобные рассуждения, легко водить дружбу с совестью, и граф ни разу не усовестился за свои поступки. Падая, он имел ощущение, будто поднимается ввысь…

Пётр Сергеевич не сомневался: всё, что с ним происходило, было результатом действия потустороннего, болотного, перевёрнутого и, тем не менее, такого родного мира. Он был душою оттуда и туда должен был неминуемо вернуться. Подземная родина его не покидала, время от времени давая о себе знать. А иначе зачем, почему это вдруг, с какой это стати встретилась ему в один прекрасный день не менее прекрасная особа — розовая фея, зазеркальный ангел, отнюдь не небесный. Только бы удалось вывезти её из богадельни и доправить до гостинички — на встречу с «маменькой». А там уж он сам. Неужто же не сможет заморочить голову потенциальной тёще? Чем он хуже хлюпика и размазни Люлина? А господин Барский — тот будет наповал сражён красой, манерами и богатыми одеждами гостьи!

Впрочем, о богатых одеждах Анны давно и помина не было. За последний месяц фея изрядно пообносилась, слишком уж расшвырялась подарками, себе ничего не оставила. А новых поступлений не предвиделось, увы. Но об этом Пётр Сергеевич пока не думал. Трясясь по ухабам объездной дороги, кивая на вопросы незлобивого кучера, он мечтал, мечтал, мечтал… И то было воистину приятно!..

Пребывая в мечтах и воспоминаниях, граф Скобелев не заметил, как проехали южную границу Петербурга. Начало смеркаться.

— К Смольному аккурат к полуночи доберёмся, — молвил кучер. Пётр Сергеевич машинально кивнул. Несмотря на дикую усталость, он лихорадочно соображал. Учитывая полное безденежье и невозможность останавливаться «в номерах», граф задумал переночевать у распоследней капитанской пассии, у недавно взятой «на работу» дамочки по имени Аглая. Её адрес он получил от Фросеньки. Дамочка та, помнится, имела виды на него, да не смела в открытую флиртовать — капитана боялась. Теперь же охотно примет. Поскорей бы выудить «сестру» из института!