Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

него довольно, и закричал, что бой закончен, и он сам отрубит голову тому, кто не выпустит оружие или противника. Бьёрн не собирался разжимать руки, но Сигурд подошел, забрал у Бора сакс и приставил его к горлу Бьёрна. Тогда он наконец разжал хватку, и Бор оттащил от него своего брата.

Олав провозгласил Роса победителем и велел шкиперам рассказать воинам, что спор решен и распря закончена. Поскольку я ран не получил, никто не рассказал о том, что я вмешался в поединок. Ведь я помнил, что Сигурд говорил, мол, такое вмешательство считается попыткой убийства, и поэтому я ничего не рассказал товарищам на нашем корабле. Бьёрна положили на палубу, обмыли кипяченой морской водой, и все собрались вокруг нас. Эйстейн Кулак встал на колени с той стороны, где у него на боку была длинная рана, и покачал головой. Бьёрну сильно досталось, а рана его была глубже, чем я предполагал. Мне дали кружку с самым крепким пивом, что имелось у нас на борту, и я напоил Бьёрна, пока Эйстейн вдевал в иглу шелковую прокипяченную нить. Меч ударил Бьёрна по ребрам, прошел вдоль них и взрезал мясо и кожу, но Эйстейн наложил швы, как мог, и занялся колотой раной на шее. Здесь меч прошел сквозь мышцу между задней стороной шеи и плечом, а она у Бьёрна была очень широкой. Эйстейн велел нам крепко держать Бьёрна, ему нужно было раздвинуть края раны и промыть ее. Так что мы держали Бьёрна, а Эйстейн Кулак просунул в отверстие длинный острый нож, прямо насквозь. Потом он сжал мышцу своей бесформенной пятерней, так что рана разошлась и мы могли видеть сквозное отверстие. Наконец он залил туда воду, она вытекала из другого конца, и все зашил.

После того как Бьёрна залатали, мы перенесли его к борту и накрыли одеялом. Это одеяло Эйстейн прокипятил, когда узнал, что Бьёрн собирается на хольмганг, а затем просушил над костром. На одеяло мы положили еще две шкуры. Мы с Рагнаром Кузнечным Молотом сели рядом, чтобы помочь ему в случае необходимости, но приглядывать нам следовало не только за Бьёрном. Рагнар предупредил, что Рос и его брат дружны с воинами из Гардарики. Он, вероятно, уже рассказал им, что я вмешался в поединок, и многие, пожалуй, хотели бы зарезать и меня, и Бьёрна. Когда я ответил, что вовсе не вмешивался, Рагнар ткнул пальцем мне в лоб и в шею.

– А откуда у тебя эти отметины? – Потом он опустил руку на загривок Фенриру и погладил его. – Дурно звучит ложь в устах твоих, Торстейн. Не лги мне больше.

Я со скверным чувством пообещал, что больше не совру. Потрогал шею, кожа была поцарапана. Ссадина была неглубокой, кровь успела запечься. На лбу вскочила большая шишка, трогать ее было больно. Я даже не помнил, как ее получил.

Мы с Рагнаром просидели рядом с Бьёрном весь остаток дня. До позднего вечера он не издал ни звука, а потом открыл глаза и попросил пива. Мы поднесли ему кружку и поддерживали голову, пока он пил. Выпив все до дна, он застонал и попросил помочь ему встать. Мы подняли его на ноги, Рагнар принес ведро и поставил его на палубу перед нами. Бьёрн сам распустил пояс, но не смог попасть точно в ведро. Мы не стали завязывать пояс, уложили его, он тяжело выдохнул, закрыл глаза и больше тем вечером не издал ни звука.

16

Новый король

От ран, полученных в поединке, Бьёрну стало совсем худо. Уже в первую ночь его охватила горячка, он метался в жару. Рана в боку опять закровоточила, и Эйстейну Кулаку пришлось распороть несколько стежков, чтобы кровь вытекала наружу. Сразу после этого Бьёрн забился в судороге и чуть не умер. Началось все со ступней, но вскоре каждая мышца его тела тряслась и выворачивалась. Подошел Асгейр Штаны, он обмолвился, что видал такое и раньше, и поделать с этим ничего нельзя.

Судороги не утихли и днем, и я не отходил от Бьёрна, пытаясь его успокоить. Но он вряд ли слышал меня. Время от времени он открывал глаза и смотрел в небо, но потом глаза у него закатывались, он ловил ртом воздух, а тело опять сотрясала дрожь. Казалось, будто его хватают невидимые руки.

Во время одного из таких приступов Бьёрн стал задыхаться. Изо рта пошла белая пена, он перевернулся на бок, руки и ноги тряслись, и к нему подошел Асгейр, он ударил его по спине и пояснил, что судороги дошли до легких. Помню, как я тогда закричал, я стоял на коленях, поддерживая руками голову своего брата, и кричал ему, что он должен дышать, ему нельзя умирать! Может, он расслышал мои слова, даже потерявшись в горячечном бреду и приступах дрожи, по крайней мере, он широко раскрыл рот и вздохнул. Тогда Асгейр опять положил его на спину. Пальцы и ступни Бьёрна еще несколько раз дергались, а потом он замер. После этого судороги не возвращались.

От Олава вестей не было, но я боялся, что он просто выжидает, хочет посмотреть, выживет ли Бьёрн или нет, а потом огласит над берегом смертный приговор и прикажет своим воинам схватить нас. Время от времени я взглядывал на его корабль, но не видел ни его, ни Сигурда. Роса я видел только один раз, он стоял на берегу, опираясь на палку, нога была перевязана какими-то тряпками. С ним был его брат и еще несколько мужчин, и Рос, обращаясь к ним, указывал на наш корабль. Я подозревал, что он подговаривает других убить меня и Бьёрна, как только представится такая возможность.

Я весь день просидел рядом с братом. Рагнар Кузнечный Молот сидел со мной, он сказал, чтобы я лег рядом с братом, чтобы согреть его, и, когда стемнело, я погрузился в беспокойный сон, а Рагнар сидел, держа на коленях топор, и смотрел в ночь. Я еще этого не знал, но Рагнар был прославленным воином, умевшим впадать в ярость берсерка. Если бы Рагнар не сторожил нас тогда ночами, Рос и его люди наверняка взобрались бы на борт и убили нас. Но они не осмелились напасть, видя, что Рагнар сидит на страже.

Два дня и три ночи я не отходил от Бьёрна. Олава и Сигурда было не видать, они оставались в усадьбе Хладир. Там Олав сидел на престоле Хакона ярла и долго беседовал с бондами Трёнделага.