Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вновь подняли здравицу. Те, кому пить было не из чего, просто подняли сжатые кулаки.
– За Олава! Олава, нашего конунга!
Я выкрикнул это вместе с другими, боясь поступить иначе. Мысли вновь обратились к Бьёрну. Среди тех, кто пришел в усадьбу, я не видел Роса, и это меня беспокоило. С Рагнаром Кузнечным Молотом шутить не стоило, но что, если Рос наберет целую банду и вскарабкается на борт? Даже Рагнар не сможет держать оборону один против многих. Встанут ли другие на корабле на защиту его и Бьёрна, или они просто отвернутся?
Теперь несколько женщин из усадьбы принялись отрезать куски от зажаренных свиных туш. Куски мяса положили на блюдо и отнесли к Олаву, он взял несколько кусков и с аппетитом принялся жевать. Я стоял недалеко от стола, так что видел, как из его рта потекли струйки жира прямо в бороду. Олав ел, разглядывая людей, окружающих его. Здесь были не только его воины с кораблей, на пир пришли несколько трёндов. Может, именно поэтому Олав поднялся, держа в руках кружку, и подошел к большому камню во дворе. Этот камень лежал примерно посередине между мной и столом, на нем виднелись бурые пятна; здесь явно приносили жертвы.
Олав поднялся на камень и вытер губы.
– Добрые люди собрались здесь! Только добрые люди!
За это подняли кружки.
– А не может ли кто-нибудь из добрых людей поведать мне, куда подевался ярл? – Олав обвел взглядом собравшихся. – Мне рассказали, он бежал как перепуганная баба!
Над двором разнесся дружный смех.
Пока тот не стих, Олав сделал глоток из кружки. Постепенно смех стал звучать принужденно, никто не осмеливался остановиться первым. Сигурд подошел к камню и резко поднял руку, подавая знак, чтобы все умолкли.
Хозяин Римуля поднялся из-за стола.
– Говорят, ты пообещал серебра тому, кто найдет ярла. Сколько серебра?
– Столько, сколько ты весишь, – сказал Олав. – Так что, если найти его доведется тебе, ты разбогатеешь. Я бы сказал, ты получишь больше серебра, чем многие другие!
Хозяин Римуля пропустил мимо ушей откровенное оскорбление, он похлопал себя по брюху и вновь поднял кружку. Жители усадьбы присоединились к его здравнице. Но не Олав. Его внимание, казалось, было привлечено другим: взгляд упал на одного человека среди бондов. Он вышел из длинного дома, на руке у него сидел ворон. В те времена не было ничего необычного в том, что люди ловили воронов и приручали их, а теперь он, наверное, хотел похвастаться своей птицей перед чужаками. Воронам обрезали маховые перья, так что те не могли летать, так же было и с этим. Олав поднял руку, указав на птицу, и Сигурд сразу же подошел к хозяину птицы, тот не осмелился отказать и отдал своего ворона. Сигурд свернул птице шею и отнес Олаву. Затем вспорол ворону живот и вытащил внутренности. Все это происходило на жертвенном камне, птица лежала прямо под ногами у Олава, и он все это время стоял нахмурив лоб и внимательно смотрел на дядю.
Если бы Сигурд успел произнести в тот день пророчество, поступил бы Олав по-другому? Не знаю. Я уже понимал, что этот человек не знает пощады. Христиане говорят, нам было неведомо милосердие, пока они не пришли к нам в страну, у нас в языке даже слова такого не было. Но это ложь. Мой отец учил меня, что бывают люди, которые пошли по ложному пути, и к ним надо проявлять милосердие. Мне бы хотелось, чтобы у Олава был такой отец, как у меня, ведь то, что случилось после, даже его собственные летописцы не смогли изобразить как справедливое деяние.
Сигурд стоял, зачерпнув вороньей крови в ладони, и на площадь опустилась тишина. Трёнды знали, что такое гадание по внутренностям, ведь сюда тоже добирались бродячие предсказатели, предлагающие свои услуги в обмен на еду и кров, и теперь мы все ждали, что Сигурд выкрикнет пророчество о том, какое будущее ожидает нового короля. Но Сигурд так и не успел произнести ни слова. Ибо пока он так стоял и пока все люди вокруг в тишине ожидали пророчества, из свиного хлева выползло какое-то существо. Я, наверное, заметил его первым, ведь взгляды остальных все еще были прикованы к окровавленным рукам Сигурда. Это существо выползло из хлева в загон и больше всего походило на какое-то животное. Все тело покрывала грязь, кроме рук, красных от свежей дымящейся крови. Теперь оно поднялось на ноги – это оказался высокий исхудавший мужчина, к бороде его прилип навоз. В одной руке он держал нож. В другой – отрезанную голову.
По толпе прошел шепот. Он шел к Олаву и Сигурду, и люди расступались перед ним. Дойдя до жертвенного камня, он ссутулился, казалось, что вся его фигура склонилась под невидимой тяжестью, и наконец он упал на колени в паре шагов от вождей и положил голову перед собой.
– Мой король, – он говорил негромко, но поскольку во дворе стояла мертвая тишина, мы все расслышали его слова. – Я принес тебе голову ярла.
Олав замер на жертвенном камне. Я видел, что рука его нашарила рукоять меча. Сигурд подошел к коленопреклоненному человеку, поднял отрубленную голову за волосы, затем выхватил у кого-то кружку и плеснул на голову пива, смывая грязь и кровь. Затем он вернулся к Олаву. Тот взял голову и поднял ее, показывая людям.
– Это ярл? Это Хакон, ярл Хладира?
Кое-кто кивнул.
– Как тебя зовут? – Олав, нахмурившись, взглянул на коленопреклоненного человека.
– Я – Карк, конунг. Ярл взял меня с собой, когда бежал. Мы прятались вон в том свинарнике. Я… был его рабом.
Взгляд Олава обратился на хозяина Римуля, тот взвизгнул, как испуганное животное, и кинулся бежать. Резвости ему недоставало, и воины с корабля Олава быстро его догнали и приволокли к жертвенному камню. Бонд запричитал, что ничего не знал, не понимал, как такое могло выйти, они ведь заходили сегодня в свинарник, кормили свиней, но никого не видели.
– Это правда, раб? – Олав обратился к Карку.
– Он не лжет. Мы с ярлом пришли сюда на следующую ночь после отплытия Эрленда. Я вырыл яму под половицами. Мы прятались там. Я могу показать… – Раб махнул рукой в сторону свинарника.
Олав сплюнул на землю.
– Я не хожу по свинарникам, раб. Но если ты говоришь, что бонд ничего о вас не знал, я его отпущу.
Сигурд коротко кивнул, и воины,
