Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в комнату с телефоном, в бассейн нужно забросить посуду, провода, мебель… Или вода! Под половицами комнаты с телефоном – вот будет прекрасно!..»
20 августа
Я возвращаюсь в Москву поездом. Вместе со мной в купе едет администратор картины Татьяна Глебовна. Всю дорогу она мне рассказывает о том, как медленно работает Андрей. И приводит в пример съемки кадра, в котором запечатлевалось дерево: «Это дерево мы один день снимали пять часов, а на следующий день – еще восемь часов!!! Вначале мы обдирали листья с этого дерева. Потом мы их приклеивали. Потом делали паутину. Потом поливали его водой. Потом мы его красили. Потом припыливали, то есть чуть-чуть, как бы, пылью… Потом Андрей долго кусал усы и, наконец, заявил, что «кадр готов для съемок!». Потом она жаловалась, что Андрей стал груб на площадке (раньше этого не было. – О.С.), кричит и на рабочих, и на актеров – «бестолочи… бараны…» Ну ладно еще на актеров. А ведь рабочие-то… вообще все могут бросить да уехать… им-то что? Кроме того, если Тарковский сам художник-постановщик, то кто виноват в том, что кадр не готов? На кого он кричит? Это художник-постановщик должен был сдать этот кадр в готовом виде режиссеру-постановщику… Вот и сдавал бы! И Княжинский оказывается совершенно не при деле – Андрей сам, лично устанавливает кадр по пять часов, который профессиональный оператор устанавливал бы минут семь… А он все хочет сам, сам!..»
Слушать все это было грустно и тревожно… Андрей после перенесенного инфаркта жил под Таллином, в загородной вилле близ моря, на втором этаже, с верандой… Заделался вегетарианцем, ел все без соли «по
Бреггу», делал часовую дыхательную гимнастику «по йогам» и вообще был полон благих намерений… А Лара пила… как будто бы «втихаря»…
5 декабря 1978 года
Предстоит публикация главы из книги. Поэтому Андрей делает поправки к тем кускам, где речь идет о первом «Сталкере».
Итак, монолог Тарковского:
«Прежде всего, нужно дать ясно понять, что сценарий не имеет ничего общего с повестью. Есть только два слова, два понятия, которые перешли в сценарий из повести: это “зона” и “сталкер”…
У нас в фильме “зона” выглядит так, точно это территория, оставшаяся после “пришельцев”. Существует легенда, что в Зоне есть одно труднодоступное место, где сбываются все желания.
Монтажные склейки должны делаться в картине таким образом, чтобы они не усекали куски времени, чтобы они соединяли реальную длительность, проведенную героями в Зоне. И так вплоть до возвращения в город: этот момент опускается и таким образом возникает единственный разрыв во времени…
Что касается кино и прозы, то это разные искусства, и наивно было бы говорить о том, что у кино больше возможностей, чем у прозы».
Далее следуют рассуждения Тарковского о музыке, литературе и кинематографе, которые вошли в книгу.
«Что касается идеи “Сталкера”, – продолжал Андрей, – то ее нельзя вербально формулировать… Не называй ее, пожалуйста… Так что рассказываю только тебе лично: это трагедия человека, который хочет верить, хочет заставить себя и других во что-то верить, понимаешь? Для этого он ходит в Зону. Он хочет заставить кого-то во что-то поверить в этом насквозь прагматичном мире, но у него ничего не получается из этой затеи. Он сам никому не нужен точно так же, как никому не нужна эта Зона. То есть весь фильм рассказывает о победе материализма в этом мире.
Раньше в “Солярисе” была высказана мысль о том, что “человеку нужен только человек”, и эта мысль была мне необходима. А вот в “Сталкере” та же мысль выворачивается наизнанку: выясняется, что зависимость от других людей, любовь к ним, тем более перерастающая в невозможность своего отдельного, независимого от них существования, – это недостаток, неумение построить свою собственную жизнь без постороннего участия. Настоящая трагедия состоит в том, что, оказывается, человек ничего не может дать человеку!»
Тут Андрей хитро и лукаво улыбнулся, хлопнув по бумаге, на которой я писала:
«Мы ничего исправлять не будем… Вот пусть все так и останется…»
Я в восторге от нового решения, и как это все-таки типично для Андрея – начать с одного категорического заявления: «идею “Сталкера” не говори», а закончить прямо противоположным решением. В этом он весь!
«Но картина совсем другая стала… совсем… – продолжает Тарковский. – Вот монолог о музыке, который теперь звучит… Этот монолог не имеет окончания, но каждый имеющий уши поймет, что речь в нем идет о существовании Бога… А Толя играет лучше всех!»
Слава богу, теперь и «Толя играет лучше всех», а совсем недавно крыл его последними словами – опять типичный Андрей!
«А Кайдановский вам меньше нравится?! – спрашиваю я.
«Нет, так нельзя сказать. Говорят, что он играет неважно, но ведь никто ничего не понимает… У Кайдановского есть такие куски, которые Толя никогда бы не сделал – по напряженности… Правда, я с ужасом думаю, как он их озвучит… Мне казалось, что сейчас самая выигрышная роль у Толи, но думаю… Не знаю… Сталкер?.. Хотя до конца неясно, что он за человек… А вообще у меня уже почти все смонтировалось, только еще много работы с музыкой…»
«А что же вы с музыкой все-таки решили в результате?», – спрашиваю я, потому что помню мечту Тарковского сделать этот фильм вовсе без музыки. «Не знаю еще, но ее будет мало…»
Значит, все-таки музыка будет.
Недатированная запись
Сегодня была в павильоне: две трубы, сильно приподнятые над полом, а между ними резервуар с водой – трубы обшарпанные, заляпанные варом…
Недели две назад я была в двух других павильонах, созданных по проекту Тарковского. Один павильон – со стоячей водой, в которой затонули раскиданные реторты, пробирки и прочий хлам… Другой павильон – это странный, пустынный пейзаж… Улица? С барханами из какого-то белого материала вещества… (Это то самое пространство, о котором Тарковский говорил выше с Володей, предлагая заполнить его вещами и деталями, которых я здесь не вижу. – О.С.). Везде обшарпанность, эрозия, гниение – словом, запустение, неуничтожимые помойки цивилизации.
11 декабря 1978 года
Сегодня последний съемочный день многострадального «Сталкера». По этому поводу мы пришли на студию вместе с моим мужем Димой Шушкаловым. Последнее время снимали постоянно по полторы смены, то есть с 9 утра и до 11 вечера.
Но сегодня, приехав на съемку вечером в начале седьмого, мы, оказывается, уже опоздали. Съемки закончились. Об этом нам поведала Света Рыкалова, которую мы случайно встретили в пустынных коридорах вечернего «Мосфильма». (Света Рыкалова – двоюродная племянница Ларисы. Работала на «Зеркале»,
